Фридрих Незнанский - Последняя роль неудачника
Проглотив виски, Валентин понял, что это было ошибкой. Не успело еще разлиться по телу тепло, как мозг у него накренился, круто спикировал; стоя в полушаге от Варенцова, со стаканом в руке и расплывшимся в бессмысленной улыбке лицом, он одновременно летел вверх ногами по каким-то немыслимо закрученным спиралям, и там, внизу, — он видел их все время, — вспыхивали желтые и красные огни. «Сейчас же уходи, — сказал он себе. — Сейчас же».
Варенцов стоял, наблюдая за ним, он все еще не притронулся к своему стакану.
— Вам, кажется, не по себе, — сказал он с удивлением. — Напрасно я так настаивал. Я вижу, вы не привычны к спиртному.
— Да, — сказал Валентин. — Я мало пью.
— Вот что… Вы можете прийти во вторник?
— А? — сказал Валентин.
— Во вторник, — повторил Варенцов. — Приходите во вторник, в два часа. Для начала я думаю дать вам ночную музыкальную передачу — она идет в три часа. Вам надо записать ее во вторник вечером. С известиями, конечно.
— Хорошо, — сказал Валентин, — во вторник, в три.
— Зарплата ваша, о которой вы из вежливости не спросили, будет тысяча долларов в месяц. Вначале я много не плачу, Валентин, я не считаю это правильным. Однако я считаю, что за качество надо платить в любом деле, а потому обещаю вам сразу: вы будете получать гораздо больше, если мы поладим.
— Прекрасно, — сказал Валентин, снова повернувшись к двери.
— Подождите-ка. Как вы отнесетесь к авансу?
— О, — сказал Валентин, — хорошо. Никаких проблем. — «Господи, что я несу», — подумал он.
— Мои кассиры уже, конечно, ушли. Не сочтете за обиду, если я вам заплачу из своего кармана? — Из кармана джинсов он вынул пять стодолларовых бумажек и вложил их в руку Валентина. — Черт побери, ведь все равно им больше неоткуда взяться! Я рассматриваю это символически: каждый, кто у меня работает, так или иначе должен поддерживать со мной личные отношения. Я не верю в безличную организацию дела. Особенно такого, как у нас.
Валентин положил деньги в бумажник и еще раз пожал Варенцову руку.
— Мне было очень приятно познакомиться с вами, — сказал он.
— А мне было очень приятно познакомиться с вами, — ответил Варенцов без малейшей иронии.
Валентин прошел мимо женщин, сидевших над письмами, и стал спускаться по длинному маршу черной лестницы. Один раз ему пришлось остановиться, чтобы приноровить шаг к расположению и числу ступенек — их что-то слишком много оказалось в узком лестничном пролете. Очутившись на улице, он обнаружил, что плохо переносит солнце. В животе была буря.
Поесть бы нужно, подумал Валентин, степенно шагая по улице. Если удастся поесть и удержать пищу в желудке, то несколько стаканов пива выведут его из пике. Он вспомнил, что в бумажнике у него деньги, много денег. Их бы надо разменять. Он повертел головой. С обменниками в провинции всегда туго, да к тому же еще и воскресенье… Валентин шел по улице, проваливаясь в свое прошлое и плохо понимая, где сейчас находится, наконец он свернул в парк, видимо, где-то упал и отключился, потому что, когда пришел в себя, уже стемнело.
Вскоре он снова выбрался к огням цивилизации.
Первый же попавшийся кабачок был заполнен посетителями. Валентин непринужденно вошел и заказал у стойки тарелку жареного миндаля и бутылку пива — на это у него рублей хватило. Он пошептался с барменом и обменял у него по сносному курсу стодолларовую купюру.
Он мысленно оценил новую ситуацию, себя со стороны — в новом качестве, свою отработанную дикцию, спокойные, хорошие манеры, вычищенные в кои-то веки туфли и костюм. А почему бы и нет? Почему бы не сделать тут карьеру? Правда, у него другие дела, другая цель, и он не должен сбиваться с этого курса, он должен копить свой гнев, чтобы в решающий момент хватило энергии…
Голосом радиодиджея Валентин обратился к бармену:
— Будьте так любезны, сто граммов водки!
Бармен грустно улыбнулся.
— На улице, — сказал он, — такая духота. А вы еще беленькой хотите выпить — это после пива-то. Мне подумать об этом и то было бы тошно.
— А вы знаете, — ответил Валентин, — что последний год я провел в Зихуантанехо?
Бармен поглядел на Валентина внимательней и пробормотал:
— Откуда ж мне знать…
Еще несколько человек повернулись на его голос.
— А в Зихуантанехо вдвое жарче, чем в самый жаркий день в вашем чертовом городишке.
— Да? — сказал бармен.
— Точно, — сказал Валентин. — Это просто парализует. Задницу не отклеишь от стула — такая там жара.
— Чуть-чуть потише, — нервно сказал бармен, подавая водку, — рассказывайте.
— Так вот, — продолжал Валентин, величественно принимая стакан. — Зихуантанехо — это недалеко от Мехико. Это маленькое местечко, оно находится в сотне километров к северо-востоку от Акапулько в Тихом океане. Вы знаете, что говорят мексиканцы о Тихом океане?
— Где уж нам, — проворчал бармен.
— Говорят, у него нет памяти. И именно там я хочу провести остаток своих дней, командир. В теплом месте, где исчезает память. А у вас я не задержусь. А там я лягу на раскаленный песок и до обеда стану выпивать по бутылке коньяка.
— Жизнь у вас определенно удалась, — сказал бармен, отходя от него.
— Будьте добры, еще стаканчик. Можно сказать, я праздную свое возвращение в родные края.
— Пусть этот будет последним, — нехотя сказал бармен.
Валентин выпил и увидел, что верзила на другом конце барной стойки пристально на него смотрит.
— Зихуантанехо, — сказал Валентин ему ласково. — Ты бы хотел, чтобы тебя так звали — Зихуантанехо?
— Чего?! — зарычал верзила.
Стало тихо. Бармен и официант замерли. Остальные посетители заерзали на своих табуретах.
— Интересно, умею ли я еще драться, — задумчиво сказал Валентин, вставая. — Как там мой хук с правой? Как левый крюк? — Он нараспев произнес: — Удар зубодробительный, удар искросыпительный, удар-скуловорот! — Он засмеялся и тут же икнул.
Верзила уже пытался завернуть ему руку за спину.
— Ах ты гегемон долбаный! — закричал, вырываясь, Валентин.
— В милицию его, — сказал бармен. — Это же ненормальный!
Подскочивший официант ударил Валентина по затылку.
— Без ментов управимся, — сказал он. — Выгнать гада — и все.
С помощью верзилы операция была успешно осуществлена. Валентин, странно обмякший, не в силах повернуть голову, плавно пролетел через дверь и упал на асфальт.
— Теперь близко не подходи к этому месту, мразь, — сказал кто-то сверху.
Минуту спустя кто-то поднял его и посадил, прислонив к стене дома.
Валентин разлепил глаза и увидел, что это человек по прозвищу Колесо, с которым он познакомился на заводе.
Филипп Агеев, а это был он, закурил, потом вставил ему сигарету в рот и сказал:
— Сиди лучше здесь, целее будешь. А я тебе сейчас извозчика найду.
13Приблизительно около четырех ночи таксист Калашников подогнал свою машину к стоянке у ночного клуба «Фантом». Работая уже не первый год, Калашников знал, что в это время возле клуба легко можно подобрать клиентов. Подвыпившие, одурманенные таблетками и разгоряченные дискотекой, ночные пассажиры вызывали у него чувство омерзения, но иногда они неплохо платили. Впрочем, бывало и наоборот. В работе таксиста, как, наверное, нигде, проявляется старая формула жизни — если очень повезло, то обязательно жди неудачи. Природа любит во всем равновесие. В эту душную ночь Калашникову скорее не везло. Намотавшись по всему городу, он не наскреб и половины привычного сбора. Несколько раз более удачливые коллеги увозили у него прямо из-под носа клиентов. Калашников нервничал, но изменить что-либо был не в силах. Оставалась надежда на пассажиров из «Фантома».
Таксист в душе, конечно, завидовал этим баловням судьбы, превратившим свою жизнь в бесконечный праздник. По природе Калашников был человеком суеверным, и что-то ему подсказывало, что в этих людях есть бесовское начало. Однако осуждать их поведение он просто не имел права, ведь от них в некоторой степени зависело и его призрачное счастье.
Пока Калашников философствовал, затягиваясь сигаретой, начался дождь. Крупные капли пузырились в глубоких лужах, заставляя вздрагивать отражения ночных фонарей. В салоне было тепло и уютно, по радио крутили приятную, давно забытую мелодию. Калашников почувствовал, как веки начинают смыкаться, словно сжимаются сильными магнитами. Накопившаяся усталость дала о себе знать. Таксист вздремнул и, когда в окно машины постучали, подскочил как ошпаренный. Рядом с такси, переминаясь с ноги на ногу и проклиная ливень, стояли две странные особы. Калашников непроизвольно перекрестился. Клиенты, по всей видимости, две девушки, имели очень странный вид: волосы взъерошены, глаза ярко подведены черным карандашом, плащи странного покроя и тоже черные, как воронье крыло. В детстве Калашникову бабушка часто рассказывала об упырях, домовых и вурдалаках. Так вот эти две особы очень уж напоминали гостей из потустороннего мира. И все-таки таксист, повинуясь профессиональной этике, опустил стекло автомобиля и спросил нетвердым голосом:
