Виктор Доценко - Срок для Бешеного
— Ты вот что… Бешеный — прошептал Угрюмый, едва Тихоня отполз в сторону и не мог услышать — будь осторожен: избавится он от тебя… при удобном случае… Вот, держи для верочки! — Он вытащил из-за пояса финку с ножнами. — Сам сгоношил, для себя… С ртутью, в любом положении бросай — воткнется…
Савелий с интересом посмотрел на него и молча сунул подарок в карман. От неосторожного движения рана отозвалась резкой болью. Он поморщился и приподнял куртку — рубашка на боку была в крови.
— Тоже задело?
— Ну… печет здорово…
— Вот гад! А ему хоть бы царапина… Пожав плечами, Савелий вдруг вспомнил о фотографии.
— У тебя пакета нет? Полиэтиленового…
— Большого? Савелий вытащил фото.
— В рюкзаке есть, с продуктами… Савелий быстро развязал рюкзак и сунул фото в пакет с припасами, потом подполз к Угрюмому и подхватил его под мышки, пытаясь поднять на ноги.
— Может, не стоит? — простонал он. — Плавать-то я все равно не умею… Савелий удивленно взглянул на странного парня, вспоминая его стычку с Тихоней, потом решительно проговорил:
— Вместе прыгать будем, вытащу — только сапоги снять придется: тяжеловато с ними будет… — Он подхватил одной рукой рюкзак, другой Угрюмого и подтащил к краю борта вагона. Опустив его на опилки, снял с него сапоги, потом с себя. Немного подумав, вернулся назад и отыскал в опилках свою разорванную майку, связал ею обе пары сапог.
— Может, сохранить удастся…
— Как же тебя проткнуло-то, ведь доска?.. — неожиданно спросил Угрюмый, над чем-то размышляя.
— Если бы не она, то и меня бы пригвоздило к вагону, а так юзом ткнуло в бок…
Вернулся Тихоня и протянул Савелию коробок спичек:
— Посвети-ка!
Вырвавшееся пламя ярко осветило их грязные н потные лица. Тихоня поднес к огню кусок какой-то белой ткани, но что это было, Савелий рассмотреть не успел: спичка погасла.
— Ты-то успел? — спросил он Тихоню.
— Вроде… — неуверенно буркнул тот. — Если он не наколол, то речка вот-вот будет… — сказал Тихоня, вглядываясь в темноту. — Скорость вроде небольшая… от борта сильнее толкайтесь метра на два… — Он сунул ткань в пакет, туда же и спички, сложил в несколько раз и сунул, в другой. Скрутив все в плотный комочек, опустил в карман. Подойдя к Угрюмому, положил ему руку на плечо:
— Ты не думай… я это…
— Ладно, чего там… — ухмыльнулся тот и похлопал его по боку.
— Постарайся тело прямо держать и войти в воду ногами! — прошептал Савелий, поднимая Угрюмого на ноги. Взяв в другую руку связку сапог, он стал всматриваться вперед. — Рюкзак возьми, Тихоня!
Тот хотел возразить, но Савелий вдруг тревожно крикнул:
— Смотрите!
— Тьфу, черт! Суки позорные! — ругнулся Тихоня.
— Пролеты начали строить… Ничего, должны успеть: они только до половины дошли…
Он подхватил рюкзак и вцепился рукой в борт вагона.
Крепче прижав правой рукой Угрюмого за талию, Савелий выждал, когда до моста оставалось метров семьдесят, и выбросил за борт связку сапог. Речка действительно неширокая, и ее ширины было явно недостаточно для того, чтобы вписаться в нее с такой скоростью состава. Вся трудность заключалась в том, что мост был почти наполовину застроен железными перекладинами пролетов…
Савелий вспомнил, как однажды ему пришлось прыгать с вертолета без парашюта в небольшой котлован, наполненный водой. Это было единственно верным решением, чтобы выжить: вся местность простреливалась, и добраться до небольшой группы наших ребят, окруженных душманами, было просто невозможно. Передать по рации разработанный план координированных действий нельзя: рация была разбитая да еще и боеприпасы у группы были на исходе… такие прыжки, конечно, отрабатывались им в «спецназе», но в спокойных условиях, а в бою… Короче, он предложил пойти на риск и… Там-то получил и свое первое ранение, но не во время прыжка, а в бою, и свой первый орден…
Ситуация очень похожа… Еще раз взглянув в сторону моста, Савелий понял, что отталкиваться нужно прямо над берегом: только тогда можно успеть вписаться в свободное пространство до железных пролетов моста.
— Над берегом прыгай, Тихоня! — крикнул он. — Над берегом! Понял?
Стремительно приближался мост, и Тихоня, судорожно сжимая рюкзак, вдруг испуганно завопил:
— Почему? Почему над берегом?
— Чтоб живым остаться, идиот! — зло бросил Савелий и тут же прошептал Угрюмому: — Приготовься… Сильнее оттолкнись!.. Пошли!..
Угрюмый, увидев внизу землю, зажмурился от страха: ему казалось, что они сейчас разобьются в лепешку о землю, но, всецело доверившись своему спасителю, сиганул вместе с ним в неизвестное, страшное…
Они летели в воздухе, и земля стремительно летела на них, казалось, еще мгновение — и им придет конец…
Уже у самой воды они расслышали истошный, нечеловеческий крик, который резко оборвался…
— Лешь! Слыхал? — спросил машинист своего помощника, который за обе щеки уписывал огромный бутерброд с колбасой, запивая молоком из бутылки.
— Чего ж ты хочешь? — спокойно отозвался тот, с трудом проглотив кусок. — Тайга, милай, тайга! Здеся и не такое можно услыхать. — Тяжело вздохнув, он снова вгрызся в бутерброд…
Когда они вынырнули из воды, до берега было совсем близко, но Угрюмый, обезумевший от страха, хватал Савелия за шею, цеплялся за руки, не давая ему свободно плыть.
— Да отпусти же, вместе потонем! Слышишь? Не размахивай руками, не цепляйся за руки, положи руку мне на плечо, а второй подгребай!
Савелий говорил спокойно, уверенно, без нервов, пытаясь образумить раненого. Однако Угрюмый уже ничего не слышал и продолжал хвататься за Савелия. К берегу они продвигались очень медленно. В какой-то момент Савелий, чувствуя, что силы на исходе, изловчился и резко ударил его кулаком в лицо. Угрюмый, оказавшись в нокдауне, разжал руки. Савелий поднырнул под него и подтолкнул своего «напарника» вперед, хватил воздуха и снова ушел под воду. Наконец ноги коснулись илистого дна, и он вытащил раненого на берег.
Они долго лежали неподвижно набираясь сил. Приподнявшись, Савелий прислушался, вглядываясь в гладкую поверхность реки: вокруг стояла звенящая тишина. Он посмотрел на очнувшегося Угрюмого.
— Ну как ты?
— Напился на всю жизнь! — икнул тот. — Если бы не ты… Второй раз мне жизнь даришь… Ну и ручонка у тебя! — Он потрогал опухшую щеку.
— А что оставалось делать? Могли оба на дно пойти… Крик слышал? — Да… жуткий! Не Тихоня ли?
— Пойду… за сапогами схожу! Босиком далеко не уйдешь.
— Погоди… — Угрюмый неуверенно запнулся. — Ты… тыне бросишь меня?
— Ох и дурак же ты, Угрюмый! Такой большой, а дурак! — улыбнулся Савелий и укоризненно покачал головой. — Слушай, почему Угрюмый? Как твое имя?
— Федор я… Федор Угрюмев! — Он вдруг смутился.
— Ну а меня — Савелий! — Говорков крепко пожал Федору руку. — Вот и познакомились!
И не оглядываясь, Савелий быстро начал подниматься по насыпи к железнодорожному полотну. Шел, осторожно прислушиваясь и внимательно, оглядываясь по сторонам. Наступив на острый сучок сухой ветки, чуть не вскрикнул и чертыхнулся на себя за невнимательность. Небо совсем очистилось от облаков и вызвездилось до самого горизонта. Яркая луна хорошо освещала все вокруг. Искать сапоги долго не пришлось: связка валялась у самой насыпи. Тщательно обтерев травой исколотые ноги, Савелий намотал портянки и с удовольствием натянул сапоги, прозванные зеками «говнодавами». Потопав для верности, сунул другую пару под мышку и медленно побрел по шпалам в сторону моста…
ГИБЕЛЬ ТИХОНИ
С тревожным нетерпением вглядывался Угрюмый в полумрак, ожидая Савелия. По его подсчетам, тот должен был уже вернуться.
— Неужели сбросил? — проговорил он вслух. — Нет, не должен… Верно, сапоги куда-то завалились, вот и ищет их…
Резко повернувшись на какой-то шорох. Угрюмый застонал от боли, потревожив рану, и едва не потерял сознание. Полного полежавшие шевелясь, чтобы боль успокоилась, снова принялся сам себя уговаривать: «Парень-то вроде не из тех, чтобы бросить… да и спас уже дважды… Отделаться мог к в воде, спокойно мог, а не стал. А ведь и сам чуть ко дну не пошел… Молодец, что по морде дал! Тяжелая у него рука. — Он снова поморщился, поглаживая щеку. — Да нет, не такой! Не то что Тихоня! Тот даже и раздумывать бы не стал: вмиг избавился бы, а тон сам пришил, для „верочки“, чтобы не выжил и не навел на след…»
Угрюмый вдруг вспомнил, как Тихоня впервые сказал о Бешеном…
— Слушай, Угрюмый, дело одно есть… — Он прищурился и поглядел прямо в глаза Угрюмого. — Надо одного парнищу успокоить перед уходом…
— Должник, что ли?
— Что-то вроде того… — Он усмехнулся.
— Чего темнишь? Говори!
— Ты о Бешеном слышал?
— Кто такой?
— Которой Аршина помял…
— Ну… А мы-то при чем здесь?
