Юлия Латынина - Охота на изюбря
— Ладно. Поговори с нашими журналистами. Военным тоже мало не покажется, если мы их белье выполощем… И еще — срочно отыщи Иру.
Черяга поднял брови.
— А где она?
— Не знаю, — Извольский сорвался на крик, — ясно? Не знаю! Дома нет, на кафедре нет — ищи!
«Е мое, — ужаснулся про себя Черяга, — это что же такое у них вчера было? Если у мужика в постели не встает, это еще никак не повод сбежать от него неизвестно куда… А уж если она сбежала…» Черяге было неприятно додумывать мысль до конца. Из третьих уст он хорошо представлял, каков может быть в постели пьяный Извольский.
Спустя двадцать минут после разговора с Извольским Черяга поднялся на пятый этаж одного из однотипных панельных домов, ровными рядами засеявших землю близ кольцевой автодороги. Дверь ему открыла доцент кафедры средневековой истории Люба Семенова, которая, как доложили Черяге, была одной из подружек Иры.
— Добрый вечер, — сказал Денис, — я начальник службы безопасности ахтарского металлургического комбината…
Люба очень удивилась.
— А удостоверение у вас есть? — спросила она. Черяга молча протянул ей коричневую книжечку.
Люба изучила документ и, тревожно взглянув на Черягу, сказала:
— У меня уже спрашивали про Иру. Говорили — из службы безопасности.
— Кто и когда?
— Два часа назад, когда я уходила с кафедры. Такой здоровый, как шкаф, белокурый, глаза серые…
— Камаз, — тревожно сказал Черяге бывший с ним охранник.
— Что? — не поняла Люба.
— Витя Камаз, бригадир долголаптевский, — процедил сквозь зубы Черяга.
Люба вскрикнула, прикрывая рот рукой. Черт бы подрал Извольского! Почему его собственная СБ должна узнавать обо всем последней?
В четыре часа вечера Извольский вновь поехал в РАО «Атомэнерго». Договор, подписываемый им, был пятидесятистраничным и трехсторонним, — помимо РАО «Атомэнерго», на нем должна было стоять подпись от РАО «ЕЭС России», десятки пунктов оговаривали взаимные обязательства и штрафные санкции. Извольскому вовсе не хотелось очутиться в ситуации, при которой он выстроит АЭС, а начальство РАО опять сменится и примется ставить ему палки в колеса. И из-за невозможности достать какую-нибудь режимную фигулину размером с зажигалку объект нельзя будет эксплуатировать по соображениям ядерной безопасности. Несмотря на вчерашний звонок, все было тихо, повыкинутые из концерна Парвусы публичных концертов не устраивали. Правда, был звонок руководителя думского комитета, — но депутат на то и рожден, чтобы упражнять глотку…
К пяти в «Атомэнерго» ожидали приезда главы РАО «ЕЭС России», оставался последний час, чтобы повыловить оставшихся в соглашении блох, но Извольский смотрел на текст, на рождение которого он затратил столько нервов, денег и сил, почти отсутствующим взглядом.
Он позвонил Черяге и услышал, что служба безопасности проверила четырех подруг Ирины, и что у трех Ирина не появлялась, а четвертой, Верецкой, нет дома.
— Слава, у тебя с собой сколько охраны? — — спросил Черяга.
— Двое, второй водитель, а что?
— Ты знаешь, об Ирине Камаз расспрашивал. Мы его накрыли в подъезде подружки Иры, на Большой Бронной, чуть до стволов не дошло.
Камаз?!
Извольский вспомнил белую обшарпанную «семерку», которая его выпасала. Нет, каков наглец…
Сляб в раздражении захлопнул телефон. Этого еще не хватало, мало ему спецслужб и украинской ментов-ки, еще и какой-то отморозок нарисовался… О Господи! Ну где же она? Не могла же она уехать из Москвы, у нее ж денег ни хрена нет, или она у подружки заняла и уехала?
Сляб очнулся и увидел, что глава РАО «Атомэнерго» смотрит на него несколько недоуменно, видимо ожидая ответа на заданный вопрос.
— Извини, ты что-то спросил? — сказал Сляб.
— Третья сторона на час задерживается, — ответил Звонарев, — звонил, велел передать извинения.
Подозрительно поглядел на Извольского и поинтересовался:
— Ты не простыл? Такой холод на улице…
— А? Я? — Извольский вздрогнул, — Какой холод, — брезгливо сказал он, — вот у нас в Ахтарске сейчас холод так холод…
Он внезапно представил себе свой дом в Ахтарске: ровную слепящую гладь снега, далекий лес за разрисованным морозом окном, и спальню, освещенную утренним солнцем, стократно умноженным настом. Белая хрустящая постель и на ней — нагая, розовая и желанная Ирина… Извольский потряс головой.
За окном стояла и стыла поздняя ноябрьская Москва, с желтушно-светлого неба лениво слетали снежинки и превращались в хлюпающую кашу под колесами автомобилей, и то, что было вчера ночью… Боже мой! А если она его не простит? А если она вообще никогда его не простит?
— Слушай, к тебе у МВД Казахстана нет претензий? — спросил неожиданно Извольский.
— Ни малейших. Там такое было дело, что мы везли в Китай алюминиевый порошок и забыли дать взятку начальнику таможни, и он этот порошок конфисковал как стратегический груз. Так что это мы таможне предъявляли иск, а не она нам.
— А что случилось с порошком потом? — рассеянно спросил Извольский.
— А, продал он этот порошок нашим конкурентам и на это дело построил себе ро-оскошную дачу…
— Дачу? — переспросил Извольский. Черт, как ему не пришло в голову, что Ирина может быть на даче! Но он знает про дачу… А вдруг она хотела, чтобы он ее нашел, только помучился?
Извольский вскочил со стула. В смятении посмотрел на часы.
— Черт, — сказал директор, — я вспомнил… у ме -» ня важная встреча… Я к шести вернусь. Хорошо?
Директор РАО «Атомэнерго» только варежку разинул от удивления, — а Извольский уже хлопнул дверью и грузно побежал по коридору. Атомщик посмотрел: до шести оставалось полтора часа.
— Нет, точно у Сляба крыша поехала, — прокомментировал он, ни к кому особенно не обращаясь.
Вечереющая дорога была залита ледяным крошевом и забита автомобилями. Водитель изо всех сил гнал «мере» по резервной полосе, взметывая за собой фонтаны жидкого снега. Извольский в раздражении посмотрел на часы: ему надо было вернуться на Большую Ордынку через полтора часа, по такой паршивой дороге времени на туда и обратно как раз в обрез.
На Калужском шоссе директор сам сел за руль. За городом похолодало, в подернутых ледком лужах отражались низкие беременные облака, деревья стояли голые и мокрые.
Извольский еле нашел дачный участок.
Бабушка Ирины копалась в полузасыпанном снегом огороде, никаких признаков Иры вокруг не было. Извольского старушка вспомнила и удивилась, чего он приехал.
— Ирочки-то нет, — сказала она. Директор вдруг сообразил, что телефона на даче нет и старушку Ирина точно предупредить не могла.
— Как же так? — растерянно сказал Сляб, — она мне сказала, что на даче… Я и решил, что здесь. Может, на какой другой?
— Да она, если сказала про дачу, наверное, Никишино имела в виду, — разъяснила бабка, — у нее там у подружки дача. Она туда ездит, там дом теплый и газовый котел в подвале…
— Это где? — спросил Извольский.
Это оказалось по Киевскому шоссе километрах в сорока наискосок. Улица Подбельского, дом пять. Сляб взглянул на часы — двадцать пять минут шестого. Он уже опаздывал. В России четыре РАО, главы двух РАО в шесть будут ждать Извольского на Большой Ордынке. Это было безумие. Надо было возвращаться, но какой-то инстинкт, похожий на инстинкт лемминга, гнал и гнал Извольского вперед. «Перебьются, — с внезапным ожесточением подумал директор, — что они, договор не подпишут, если я завтра приеду?»
Они уже были в десяти километрах от поселка, когда в кармашке Извольского зазвонил телефон:
— Слава? Ирина на даче у подружки Верецкой, Киевское шоссе, деревня Никишино, улица Подбельского, дом пять. Ты где?
— В десяти километрах от Никитина, — сказал Извольский.
В трубке помолчали, потом Черяга сказал:
— Слава, немедленно вернись. Я сейчас приеду.
— И не вздумай. Это мое дело.
— Слава, пойми! У Верецкой были долголаптев-ские! Они в двух местах сшивались, спрашивали, где Ира! У них же крыша с этим кредитом поехала! Я уже не говорю об украинском опере!
— Я с охраной, Денис.
Голос Извольского неожиданно сорвался на крик:
— И не вздумай за мной соваться, понял? Ты еще в постель со мной ляг!
Ночь Ирина провела у Светы, своей школьной подружки, а утром, когда рассвело и пошли первые электрички, поехала на дачу в Никишино. Она сказала Свете, что проживет там несколько дней и просила никому не говорить, где она.
— Вообще никому, понимаешь? Если позвонят из Австралии и скажут, что хотят пригласить меня на симпозиум, не говори.
— А почему ты думаешь, что позвонят из Австралии? — Потому что человек хитрый, и людей у немного. Кошку Машу она на всякий случай оставила у Светы,
В Никишино было хорошо и покойно, дом быстро отогрелся и стал походить на человеческое жилье, Ирина шлялась из комнаты в комнату и читала старые книжки. В том, что Извольский ее забудет, Ира не сомневалась. Собственно, было очень даже вероятно, что он уже про нее забыл. Манера директора — прийти во второй вечер знакомства, напиться, и изнасиловать, не снимая носков — не оставляла сомнений в том, что таких Ирин у него по рупь тридцать дюжина. Было, правда, почему-то жалко, что она больше никогда не увидит Дениса Черягу, но, с другой стороны, о чем жалеть? Каков хозяин, таков и пес с васильковыми глазами…
