Сокровище антиквара - Бушков Александр Александрович
Врубель таращился на него с некоторыми отблесками усиленной работы мысли в глазах. И выдохнул ошарашенно:
– Так это ты… Ухмыльнувшись, Смолин сказал:
– Есть такая буква в этом слове… Держи приз.
Он поднял бутылку, налил лафитничек и разрешающе кивнул Врубелю. Тот прямо-таки на автопилоте схватил сосуд и буквально забросил в рот водку.
– В общем, настала твоя очередь, уж не взыщи, - сказал Смолин. - Портсигарчик этот, который только что торжественно унесли менты, чтоб ты знал, свистнули у меня из машины. Вместе с барсеткой. В милиции мое заявление лежит, по всем правилам зарегистрированное, и в нем я подробно описываю свое бесценное достояние, варнаками похищенное - все до единой, накладочки, чеку-хи, размеры даже… Не дергайся, я не кончил! Это ж ты, мразь такая, послал означенного варнака…
– Да что за…
– Послал, голубок, чего уж там, - подхватил Глыба, нагибаясь к врубелевскому уху. - Когда дойдет до дела, я точные показания дам, подробно распишу, как мы с тобой на лавочке сидели, как ты мне портсигар описывал детальнейшим образом, и машину дяди Васи, и ее номер, подробно, чтоб ошибки не случилось… На этом и буду стоять железно. Я - исполнитель, а ты, моргун-чик - организатор, значит, тебе и первым идти, а я так, вагончиком…
– Погоди, - сказал Смолин. - Он что-то вякнуть хочет. Вякай, Врубель, разрешаю.
– Но это же бред какой-то! - дрожащим голосом молвил Врубель, косясь через плечо на возвышавшегося над ним Глыбу. - Вас же тоже посадят…
Глыба неприятно хохотнул:
– А ты знаешь, в чем тут фишка, олень? Мне сидеть так и так. Последние денечки дохаживаю на воле. Я тут крутанул одно дельце, запоролся, попался, и будь мне прокурор отцом родным, а светит мне по этому делу восьмерик, тут и к бабке не ходи… Соображаешь? Тянуть мне все равно свои восемь… так почему б не сделать приятное старому корешу, с которым вместе сидели? - он кивнул на Смолина. - Одни юрсы давили, одну хавку жрали… У нас, слава те господи, не США какое-нибудь, у нас наказания не плюсуются, у нас меньший срок большим поглощается. Ну, а мне, как исполнителю, светит в лучшем случае пятерик. Вот он и того… поглотится. Я Ваське помогу, а Васька меня весь срок греть будет, да и потом не забудет, я думаю…
– Поверят ему, поверят, - сказал Смолин. - Не сомневайся. Ментам будет только в кайф, если какой-то чудак даже без битья и уговоров на себя нераскрытое дело повесит. У нас по кражам барсеток из машин ситуация обстоит не ахти - сплошные висяки… а тут менты раскрывают не просто кражу банальной барсетки, а кражу предмета ба-аль-шой культурно-исторической ценности, ценою в четверть миллиона рубликов… Так что не сомневайся, подметут тебя быстренько.
– И расколют, как сухое полено, - рявкнул Врубелю в ухо Глыба. - Ты ж - дерьмо, ты расколешься в два счета… И топтать тебе зону, чувырло корявое. А в зоне такую шелупонь, как ты, сто процентов, в пидора пристроят еще в изоляторе… Для зоны характер нужен, вон как у Васьки - а у тебя, я моментально рисую, вместо характера мешок с дерьмом… И будешь ты рачком стоять по двадцать раз на дню…
Врубеля натуральным образом трясло. Смолин ухмылялся. Они били наверняка.
С человеком покрепче подобные штучки могли и не пройти - но с Врубелем, спившимся, трусом по жизни…
Глыба философски протянул:
– И послужит твоя жопа зэкам верой и правдой… Ты не переживай, говорят, поначалу трудно, а потом привыкают. Ты еще сам за пачку чаю будешь очко желающим подставлять…
Смолин подхватил, не давая передышки:
– Ладно. Предположим, ты каким-то чудом отмотаешься. Бывают на свете чудеса… Ну и что с того? Газеты с ящиком эту историю будут полоскать недели две, я тебе гарантирую. Отделаешься условным сроком… вот только из профессии выпадешь, как кирпич с крыши. О чем я тоже позабочусь в меру своих скромных силенок. Много мы по ходу нашего веселого ремесла друг другу подстав и подлянок делаем, чего уж там… но чтобы посылать бандюков у коллеги по ремеслу ценные вещи красть… Ты ж себя знаешь, Врубель, в глубине души. Знаешь, сколько ты дерьма людям сделал. Хрен они на тебя забьют после такого. А если еще раз вспомнить, что Анжеров с Кокой сами в беде по уши, что ваша затея с гильдией медным тазом накрылась, звездой квакнула… Ну вот посмотри на нас, ребятишек битых и ничуть не гуманных. Похоже, что мы с тобой шутки шутим? Все будет, как мы тебе тут обрисовали, чем угодно клянусь… Я вам за Шевалье…
– Вася! - выкрикнул Врубель прямо-таки душераздирающе.
Смолин видел, что клиент в полной кондиции.
– Ну, чего тебе еще? - брезгливо отозвался он.
– Шевалье… Я тут ни при чем… Я бы такого не стал на душу…
Одним прыжком Смолин оказался у стола, навис над ним, впился яростным взглядом:
– А кто - при чем? Ну? Что знаешь, падло?
– Да не знаю я точно… Вспомнил просто…
– Ну? - рявкнул Смолин.
– Мы говорили как-то насчет «Рапиры»… Я же чуточку знаю старика… знал, то есть…
старик был упрямый… Я так и сказал тогда Эдику… А он усмехнулся и ответил: «Препятствия для того и существуют, чтобы их преодолевать». Примерно так… А Зондер сказал: «Достоинство стариков в том, что они к могилке близехонько». И улыбочка у него при этом стала такая, что… они так переглянулись, что…
– А ты их не спрашивал потом! - спросил Смолин.
– Я ж не дурак, Вася, - сказал Врубель, глядя на него снизу вверх отрешенно и скорбно. - Побоялся просто… Ты ж Зондера знаешь не хуже меня - шизо законченное… И Эдик шутить не любит…
– Ага, - сказал Смолин. - И только тогда до нашего прекраснодушного интеллигента дошло, во что он вляпался? Да?
– Вася, я бы сам в жизни…
Веревки сейчас можно было вить из этой мрази. Смолину кровь стучала в виски, хотелось вмазать так, чтобы зубы брызнули - но не было времени на эмоции и чувства.
– Это наверняка Зондер… - прямо-таки блеял Врубель. - Точно… Я в жизни бы не согласился, знай наперед…
– Ну да, - сказал Смолин. - Натура у тебя тонкая, артистическая, а душа нежная, как цветок «бараньи муди»… - он взял Врубеля за рубаху, рывком притянул к себе, потом отпустил, так что тот плюхнулся на стул и наверняка полетел бы затылком вперед вместе с мебелью, не подхвати его Глыба.
– Ты хоть понимаешь, что тебе кранты, суслик? - зловеще поинтересовался Глыба. - Что мы тебя уроем законнейшим образом, как шведа под Бородином? Не слышу?
– Д-да…
– Что - да?
– П-понимаю…
– А выпутаться благополучно из всей этой истории хочешь? - спросил Смолин.
У Врубеля уже не было сил говорить. Он просто-напросто энергично кивал - безостановочно, с невероятной надеждой в глазах, с невыразимым стремлением к воле, к жизненному спокойствию. Смолина перекосило от омерзения, но он держался.
– Ладно, - сказал он жестко. - Есть у тебя шанец… Сделаешь так, как я скажу - мы все переиграем. Портсигар спер неизвестно кто, ты и дальше будешь сидеть в этом уютном заведении, лохов дурить… Но только если сделаешь все так, как я скажу. - Он наклонился и спросил ласково-грозно: - Ведь сделаешь, гнида?
Врубель кивал, глядя на него с ужасом. Смолин, подумав, налил ему еще лафитничек - а то, чего доброго, загнется от инфаркта - придвинул и сказал:
– Слушай внимательно, рыло…
Глава шестая СЕНСАЦИИ - ХЛЕБ ПРЕССЫ
Ожидание оказалось мучительным, тяжким. Смолин едва высидел полчаса в машине, ерзал, как на иголках, выходил пройтись, сигареты палил одну за одной. Тетка, хвостом ее по голове, киоск открывать не торопилась - возилась с пачками свежепо-ступившей прессы, раскладывала стопки, ведомостями какими-то шуршала. Потом принялась развешивать свежие номера, цепляя их скрепками к протянутым поперек витрины ве-ровочкам. Завидев знакомую газету, Смолин не выдержал: выскочил из машины, подошел чуть не бегом, уставился на толстый еженедельник с цветными фотографиями: они частенько дают на первую полосу анонсы особо завлекательных материалов…
Ага!!! Повыше большущей фотографии очередной какой-то звездульки, застигнутой шустрым папарацци в тот пикантный момент, когда у нее задралось куцее платьишко и трусики предстали во всей своей скудной красоте… Повыше снимка балдого в зюзю более-менее известного политикана…