Валерий Рощин - Масштабная операция
Скоро мастер рукопашного боя погасил лампочку и прикрыл глаза, а еще спустя пару минут уже спал…
Ночами Торбин частенько встречался с друзьями. В его неспокойных сновидениях они сызнова втроем пробирались по дремучим чащобам на юг, как и прежде понимали все без слов и прикрывали друг друга огнем своих автоматов. Он просыпался в холодном поту, до боли в суставах сжимая пальцы — давя на невидимый курок и… ощущал опостылевшую пустоту вокруг…
— Ну, что теперь скажешь? — справился довольный Шахабов у своего давнего приятеля, когда по традиции они не спеша потягивали в шатре вечерний чай.
— На счет чего? — спокойно отвечал тот.
— Не прикидывайся, — улыбнулся эмир, — ты прекрасно знаешь, о ком я спрашиваю.
— А-а… ты о Сайдали… — «догадался» советник. Покачав головой, упрямо изрек: — не знаю. Пока он прилично научил драться только двоих. Не важный, надобно заметить, показатель.
Несгибаемость заместителя по безопасности начинала выводить Беслана Магомедовича из себя. Утратив на лице улыбку и нахмурив брови, он процедил:
— Ты полагаешь, Татаев не сбежал бы за прошедший год, возымей он такое желание? Неужели те восемь постов, что расставлены вокруг лагеря, явились бы для него серьезным препятствием? Или ему помешали бы твои заплывшие жирком арабы-соглядатаи? Пойми, в конце концов, у него нет пути назад — там он предатель и числится среди погибших!
Губанов мочал, стараясь не смотреть в сторону Шахабова. А тот, вдруг сузив глаза, полюбопытствовал:
— Скажи мой друг, а Щербинину ты полностью доверяешь?
— Щербинин — другое дело. Он давно работает на нас и, к слову сказать, тянет лямку за весьма большие деньги. А с продажными людьми, как ты сам выражаешься: иметь дело — одно сплошное удовольствие.
— И, тем не менее, он тоже русский. Но в отличие от Сайдали веры нашей не принимал; имеет куда более солидное положение — как-никак полковник, командир известного отряда специального назначения… Помани кто более крупным заработком — ни дня размышлять не станет — переметнется!..
— А три уничтоженные нами группы, после его своевременных донесений!? — забывшись, снова перебил эмира одноглазый. — А его идея об интервью!? Ведь благодаря тому, что я ляпнул тем двум репортерам о твоей «смерти», наш учебный отряд почти год никто не достает! Точно забыли про нас!..
— Хорошо, оставим наши споры о надежности Татаева. Мне кажется, настало время проверить его преданность Аллаху.
Пожилой чеченец, наливавший в пиалу чай, замер и поднял на заместителя Командующего вооруженными силами Ичкерии настороженный взгляд.
— Да-да, Альберт. Я обещал, что ты будешь первым, кого я поставлю об этом в известность. Так вот, имеется у меня одна хитрая задумка…
Взращивая из Ясаевой достойного бойца, Сайдали думал, прежде всего, о себе. Точнее о том, как бы эмир вдруг не усомнился в своем давнем решении даровать ему шанс. И, кажется, это у мастера рукопашного боя выходило на славу. Однако, вслед за радостной эйфорией от удачной находки среди серой курсантской массы, случилось то, чего он не предусматривал…
Старый муфтий к тому времени отобрал пополнение для своей пропагандистской работы — семь девушек уже с месяц усиленно готовились стать «черными вдовами», как называли смертниц в российских спецслужбах. Несколько раз Татаев наблюдал будущих самоубийц на занятиях Элиханова за примеркой пресловутых «поясов шахидов», напичканных то ли пластидом, то ли тротиловыми шашками.
А спустя пару дней после созерцания Бесланом Магомедовичем боя с участием Анжелы, Альберт Губаев на общем построении неожиданно зачитал приказ о ее зачислении восьмой смертницей в спецгруппу Вахида Зелимхановича…
Будущие шахиды занимались по отдельной программе. В их подготовке были заметно урезаны часы по стрельбе, единоборствам, изучению связи, топографических карт и общему физическому развитию. Все сэкономленное время они проводили в задушевных беседах с муфтием, а так же за освоением способов массового уничтожения мирного населения и живой силы противника.
Татаев стал реже встречать Ясаеву, но особого сожаления по этому поводу не испытывал — она являлась всего лишь одной из сотен курсантов, с коими ему пришлось иметь дело за последний год.
Одним больше, одним меньше…
Тем не менее, по утрам девушка изредка присоединялась к инструктору, и они на пару совершали пробежки по обширной территории базы.
Покидать пределы лагеря кому бы то ни было, строжайше запрещалось, посему, маршрут непродолжительных марафонов оставался одним и тем же. Стартовав от палатки наставника, минут за пять неспешного бега они огибали каменистый берег ручья, поворачивали вглубь леса и метров через триста достигали дальней границы базы — начала грунтовой дороги. Густая растительность берегов узенькой речушки скрывала несколько дозорных постов, точного места нахождения которых Татаев, увы, не знал. Серьезно охранялась часовыми и стоянка автомобилей, устроенная на обочине все той же дороги, ведшей куда-то на юг.
Автомобилей на стоянке находилось немного: относительно новый «КамАЗ»; остов с проржавевшей насквозь кабиной от «ЗИЛа»; потрепанный, но вполне исправный «УАЗик», именуемый в народе «буханкой» и, наконец, сверкающий темно-зеленым лаком, новенький американский «Джип». Пробегая мимо иномарки, Ясаева каждый раз задерживала на ней восторженный взгляд, а потом, когда они поворачивали обратно, постоянно оглядывалась, словно стараясь запомнить ее совершенные очертания.
— А чья это машина? — как-то не удержавшись, поинтересовалась она.
— Эмира, — коротко ответил наставник.
— Зачем ему в учебном соединении такой дорогой внедорожник?
— А тебе известны цены на них? — усмехнулся спецназовец.
Девчонка честно пожала плечами.
— В лагере он может и не нужен, — объяснил Сайдали, — а вот для встреч с высокопоставленными лицами, на которые регулярно выезжает заместитель Командующего, такой автомобиль просто необходим.
Она снова обернулась, и чуть было не споткнулась о камень…
— Смотри лучше под ноги. Ты все равно вряд ли ты успеешь на такой прокатиться… — съязвил он.
Но девица то ли не поняла намека на скоротечность жизни смертников, то ли не собиралась опровергать эту бесспорную истину. Она просто восторженно призналась:
— Впервые вижу такую красивую машину. У отца был КамАЗ, еще бывало, ездил на «Урале»…
Отец Анжелы до трагической смерти работал на одном из немногих в отделении колхоза автомобиле. На ночь ставил его во дворе, а в выходные не вылезал из-под задранной кабины. Старшая дочь, разумеется, все время крутилась рядом — сначала с тряпкой и ведром воды, ну а потом отец стал доверять и гаечные ключи. С тех пор в наделенной мальчишеским характером девчонке и прижилась любовь к технике на колесах…
— Скажи мне лучше, — немного сбавил темп бега инструктор, — как ты относишься к зачислению в группу муфтия?
Та ответила не сразу. Они уже миновали «финишную» отметку своих мини-кроссов, когда она почему-то повернула на второй круг. Татаев последовал за ней…
— Сначала мне казалось: я не готова к тому, что предстоит сделать… — стараясь не смотреть в его сторону, наконец, молвила девушка. — Сейчас свыклась. Думаю, получится…
Поражаясь ее спокойствию, он спросил:
— Ты и впрямь готова умереть по чьему-то приказу?
— Я слышала, что, и вы год назад готовы были отдать жизнь за голову Беслана Магомедовича.
— Не обо мне речь. Тебе ведь нет и восемнадцати…
— Моей маме накануне гибели исполнилось всего тридцать три — тоже не возраст для смерти.
— На войне частенько происходит бессмыслица — гибнут ни в чем неповинные, случайные люди. С обеих сторон гибнут…
— Этого нельзя сказать про федералов, — твердо заявила Ясаева, переходя с бега на шаг. — Если такой приехал в Ичкерию, значит, воюет против нашего народа или, по меньшей мере, помогает этой войне.
Ему было, что сказать в ответ, но он долго молчал — возможно, девица являлась доверенным лицом Губаева, поэтому Сайдали не имел права обнаруживать своей симпатии к неверным. Спустя несколько минут он негромко произнес:
— В Санкт-Петербурге долгое время жил и работал один известный хирург. Никогда не носил военной формы; скорее всего ни разу не держал в руках оружия; не делал никому плохого… Говорят у него были золотые руки — тысячи жизней спас. Прислали его сюда — организовывать медицинскую помощь мирному населению в Шали…
Она пристально посмотрела на инструктора, в глазах мелькнуло удивление, интерес… Видимо, Анжела ожидала страстного спора, живых примеров несказанной доброты в среде военных, или жалкого оправдания их жестокости… Но его упоминание о простом человеке самой гуманной профессии показалось ей неожиданным и необычным.
Татаев почему-то снова умолк и она нетерпеливо попросила:
