Андрей Дышев - Демоны римских кварталов
Мужчина кивнул и начал чесать под мышкой.
– Не беспокойся, Жезу. Даже моя сестра уверена, что я умер.
– Мы закинули в пещеру труп осла, – вставил Давид, несколько отстраняясь от Леви – кажется, этот человек был ему неприятен. – Сейчас там такой смрад, что близко не подойти.
– Пещеру кто-нибудь охраняет?
– Два наших человека.
– Ты их вооружил?
– Как всегда, – ответил Давид, отворачиваясь к окну. – Кольями и дубинками…
Чувствуя, что Жезу не удовлетворен этим ответом, Давид с некоторым раздражением добавил:
– Но ты же прекрасно знаешь, что носить оружие могут только граждане Рима! И если патруль увидит у иудея даже какой-нибудь паршивый кинжал, то висеть несчастному на кресте в тот же день!
– Ладно, – кивнул Жезу. – Будем надеяться, что за эти дни в пещеру никто не заглянул. – Он перевел взгляд на Леви. – Слушай меня внимательно! Сейчас ты пойдешь в пещеру. По кругу, через пустыню, чтобы ни одна живая душа тебя не увидела! Охранники отвалят камень. Ты зайдешь внутрь, разденешься и отдашь одежду. Внутри найдешь погребальную пелену и обмотаешь ею все тело. И про голову не забудь! Потом ложись на камень и лежи до тех пор, пока камень вновь не отнимется, и ты не услышишь мой голос: «Леви, выйди вон!» Встанешь и выйдешь.
– Понятно, Жезу, – покашливая, ответил Леви и осклабился. – Что ж тут непонятного… Вот только… кхе-кхе… ты обещал мне сто динариев…
– Вот же голова ослиная! – усмехнулся Жезу. – Если я тебе сейчас дам сто динариев, то куда ты их денешь? Ты выйдешь из гроба с деньгами?
Давид презрительно рассмеялся и покачал головой.
– Но самое главное, Леви! – уже другим голосом произнес Жезу. – С этой тайной ты должен умереть. Ни один человек не должен об этом знать. Ни один, Леви! Ты должен молчать, как немой! Ни деньги, ни лесть, ни просьбы, ни слезы не должны заставить тебя рассказать правду. Иначе, Леви, даже моей власти не хватит на то, чтобы сохранить жизнь тебе, твоей сестре и твоим детям.
– Я понял, Жезу! – хриплым голосом произнес Леви. – Никто и никогда этого не узнает.
– А теперь иди и сделай все, что я тебе сказал!
Леви вышел. Давид вернулся к столу и доел то, что ему помешало сделать присутствие Леви. Жезу обнял Влада и повел его во двор. Влад не чувствовал своего тела. Ноги едва слушались его. Какое-то ужасное противоречие разрывало его. Он невольно оглянулся – ему показалось, что он забыл на циновке нечто очень ценное. «Вот как все просто, – думал он, едва сдерживаясь, чтобы не разразиться идиотским смехом. – Все до безумия просто… Но что я хотел? Чего я ждал? Чтобы Жезу оживил разлагающийся труп? Я хотел посмотреть своими глазами на этот фокус? Но для чего? Чтобы подметить скрытый механизм фальсификации и успокоиться? Все равно я пришел бы к тому, к чему уже пришел. Все равно! Ибо это невозможно, невозможно, невозможно!!! И сейчас я не чувствую себя обманутым Жезу. Он будет обманывать человечество, потомков, целые века, но только не меня… Это хорошо или плохо?..»
Эти мысли вихрем проносились в его голове. Затуманенным взглядом Влад оглядел толпу мужчин, на корточках сидящих во дворе. При появлении Жезу они поднялись.
– Это мой друг. Он лекарь, – сказал Жезу, представляя Влада, и легонько подтолкнул его навстречу вдумчивым усталым глазам.
Мужчины поочередно вставали, пожимали его руку, прикасались к его щеке своими щеками. «Я не буду пересчитывать их, – думал Влад. – Какая разница? Все не так …»
Группа шла к своей цели, пронзая пространство раскаленных пустынь, прохладных садов и шумных селений. Жезу – впереди. Лидер опирался на посох, но не по-старчески, не нагружая его своей тяжестью, а так, как если бы посох был его оружием. Шаги были широкими, твердыми, и каждый выражал собранную, сгущенную энергию и волю. Влад, задыхаясь от столь стремительного продвижения, думал о том, что Жезу со своими товарищами, безусловно, способны впечатлить какого-нибудь очарованного летописца, но только здесь, в этой стране, где восточная неторопливость и размеренность жизни была заметна особенно.
Они вошли в селение, и Влад сразу же обратил внимание на то, что Жезу и его товарищей здесь уже знали, и в глазах местных жителей не было ни настороженности, ни подозрения, ни насмешки, мол, знаем мы вас, пачками ходят здесь такие, как вы… Отовсюду доносились голоса: «Пришел! Пришел!»
Со всех дворов стекался народ и примыкал к процессии. Жезу шел так, словно он был один и хорошо знал, куда идет, и не нуждался ни в чьем-либо совете и подсказке. Ему ровным счетом было все равно, кто там поднимает пыль за ним, кто и о чем перешептывается за его спиной. И только дойдя до середины селения, он замедлил шаг, медленно обернулся и будто только что увидел огромную толпу, окружившую его.
– Где Леви? – негромко спросил Жезу, и его вопрос тотчас продублировали десятки голосов, разнесли его по всей площади, по улочкам и дворам.
Над селением повисла зловещая тишина, которая тотчас надломилась женским плачем. Жезу нахмурился, его брови дрогнули. Он обратился к стоящему рядом с ним старику:
– Где мой друг Леви?
Старик попятился, боясь брать на себя столь высокую ответственность, но толпа сзади напирала, не позволяла ему уйти, и старику пришлось ответить:
– Он умер, учитель!
– Умер? – едва слышно переспросил Жезу, но лицо его не накрыла тень печали. Он оглядел толпу, и солнце своим золотым лучом очертило улыбку на его лице. – Тот, кто верит в меня, даже если умрет, все равно воспрянет ото смерти и будет живее любого из вас!
Фраза, без сомнения, была заготовлена, но прозвучала она так, что у Влада мурашки побежали по телу. «Я бы поверил! Я бы поверил!» – думал он, наблюдая за реакцией народа.
Люди были шокированы сказанным. Они понимали, что пророк сказал нечто запредельное, уж слишком невероятное, что требует какого-то разъяснения, каких-либо комментариев или доказательств.
– Ведите меня ко гробу! – потребовал Жезу.
Тут даже самые зачерствелые скептики, которые с легким любопытством и плохо скрытой иронией поглядывали за Жезу издали, поспешили за процессией, чтобы не упустить самого главного. Атмосферу накаляло ожидание чуда. Глаза людей горели, взгляды были обращены на человека, быстро поднимающегося на гору к скале, куда уносили умерших.
Влад отставал, его толкали, наступали ему на ноги, он вызывал раздражение, но бежать за толпой он не мог. Чувство восхищения грандиозным, хорошо поставленным спектаклем быстро сменилось досадой и даже легкой неприязнью к участникам. Как ни крути, это все же было массовое надувательство. Обман. Фальсификация. И Влад испытывал точь-в-точь такие же чувства, что и во времена предвыборной кампании у себя на родине, когда с экрана телевизора, брызгая слюной, кричали политики, и Влад прекрасно знал, что они лгут.
Наконец он остановился, провожая глазами огромную толпу, устремившуюся вслед за пророком по склону. В селении остались только глубокие старики, которым не по силам было подняться на гору и увидеть чудо, да совсем маленькие дети. Один из них, лет трех, привлек внимание Влада своей медлительностью, что резко выделяло его среди других детей. Голопузый мальчик передвигался как старик, опираясь одной ручкой на стену и неестественно высоко подняв голову. Сначала Влад подумал, что таковы правила некой детской игры, но тут обратил внимание, что глаза ребенка были наполовину прикрыты, огненно-красные отечные веки воспалены, а ресницы склеены засохшими серыми корками.
Опустившись на корточки, Влад тронул пальцами нежный подбородок малыша, рассмотрел ссохшиеся глаза и подумал, что, должно быть, у мальчика конъюнктивит, чем Влад сам как-то болел в детстве после ангины. Он оглянулся с естественным желанием увидеть мамашу ребенка, и встретил испуганный взгляд молодой женщины, которая выглядывала из-за угла забора. Она поняла, что незнакомец пришел сюда вместе с Жезу, и глаза ее были полны страха, как если бы Жезу слыл среди местного населения разбойником.
– Принеси-ка воды и полотенце, – попросил он женщину, удерживая ребенка, который по молодости своей еще не страдал от болезни, так как уже привык жить во мраке.
Женщина исполнила поручение, но подойти к Владу побоялась, поставила чашу с водой на землю шагах в десяти. Влад выложил все свое аптечное богатство, нашел марганцовку и стрептоцид, промыл каждым раствором глаза ребенку, с каким-то творческим удовлетворением наблюдая, как освобождаются от плена его веки, разлепляются ресницы, и Влад стал свидетелем настоящего чуда, совершенного не им, а лекарствами, которых организм ребенка никогда не знал, а потому реагировал на них фантастически быстро. Угасало мучительное воспаление, сходил отек, и веки бледнели, принимали нормальное очертание, и наконец ребенок открыл глаза, восторженно глянул на залитый солнцем мир, захлопал ресницами от удивления…
