Сергей Зверев - Компромат на президента
– Его мобильник должен был вместе с ним взорваться, – нерешительно сказал Липский.
– Необязательно. Мог где-нибудь и остаться. Ты только представь себе, – принялся развивать мысль чиновник Совбеза, – достался его телефон жене или сыну, начнут они кнопки нажимать и случайно нажмут ту, под которой твой номер записан. Ты – глядь, а тебе покойный звонит, да еще посреди ночи. Разрыв сердца обеспечен.
– Не стану стирать. Я суеверный, – отказался обезопасить себя от ночного сюрприза Семен Липский, вытащил на божий свет свой телефон, глянул на дисплей, – секретарша старается. Понимает, что не отвечу, так перешла на текстовые сообщения. «Вам дважды звонили из администрации». Да пусть себе и трижды. Похороны есть похороны. Все, Кирилл, суета сует и томление в очереди. Только на кладбище это и начинаешь понимать.
– Понимать – понимаешь, да недолго помнишь, – многозначительно произнес Братин.
Народ понемногу расходился от свежей могилы, густо обставленной венками с черными лентами, поверх их выглядывал из-под стекла темной пластмассовой рамки Михаил Изидорович, смотрел весело, задорно, немного таинственно, словно издевался над неосведомленностью публики. Вот уже завелась и отъехала одна машина, вторая… В веренице автомобилей возникали свободные места.
– Можно уже и подойти к холмику, цветы положить. Толкаться не хотелось, – Липский прижал цветы к груди.
Братин приехал на похороны без букета, он напоследок скользнул пальцами по груди бронзовой девушки и двинулся следом за Липским. Сотрудники ФСБ в штатском больше не прислушивались к разговорам, они собрались в сторонке и обсуждали полушепотом что-то свое. Семен состроил скорбную мину, нагнулся, положил на самый верх букет белых цветов, отступил на шаг и опустил голову. Кирилл Андреевич застыл рядом с ним, как пионер у Вечного огня.
– Сколько пережито, – проговорил он себе под нос, – сколько выпито. Эх, Миша, Миша…
Сказав это, Братин нервно обернулся. В последние месяц-два он стал чрезвычайно дерганым, настораживался при любом быстром движении неподалеку. Взгляд Кирилла Андреевича перехватил Липский, его нервишки тоже пошаливали. По кладбищенской дорожке бежала женщина лет сорока в черном платье и сбившемся, сползшем с макушки черном полупрозрачном платке. Траур обычно надевают только родственники. Братин и Липский переглянулись. Никто из них такой родственницы Михаила Изидоровича не знал.
– Опоздала? – проговорил Липский и смиренно опустил глаза к земле.
Женщина подбежала к могиле, она тяжело дышала, ее заплаканные глаза горели недобрым огнем.
– Кого здесь похоронили? – срывающимся на плач голосом спросила она, хоть и стояла неподалеку от могильного холмика. Слезы не давали ей прочитать буквы.
– Хайновского Михаила Изидоровича, – важно ответил Кирилл Андреевич.
– Да будьте вы прокляты! – закричала женщина в трауре.
Братин даже вздрогнул от неожиданности.
– Простите… – пробормотал он, надеясь, что просто не разобрал слов.
– Будьте прокляты… почему вы здесь лежите?! А не он!
У Липского нервно дернулась щека, несколько человек, стоявших в отдалении, тут же направились к воротам, не желая быть свидетелями безобразного скандала на кладбище.
– Мы тут не лежим, – мягко вставил Братин.
– Это его место. Мой отец генерал. Почему его должны хоронить за городом? Нам обещали, а потом место вам отдали!
Наконец-то до Братина дошло, из-за чего кричит дама в черном. Он уже был не рад, что вставил пару слов по неосторожности, женщина в упор смотрела на него и ждала ответа.
– Так решили. При чем здесь мы? Успокойтесь, пожалуйста.
– Мой отец тридцать лет армии отдал! Он танковой бригадой командовал. Он заслужил! Это его место.
– Я все понимаю, – встрял Липский, – ваш отец – человек заслуженный, если был директором танковой бригады.
Лучше бы Семен Липский промолчал. «Директор танковой бригады», прозвучавшее от Липского, ни дня не служившего в армии, закосившего от службы по статье «7б», добило женщину.
– Командир бригады! Генерал-майор! Директора – они в магазинах и на торговых базах, – полетел ее голос над могилами, – уроды, денежные мешки, всю Россию скупили. А мой отец…
Братин бросился за помощью к двум фээсбэшникам, курившим у мраморного креста высотой с двухэтажный дом.
– Мужики, я понимаю, что вы здесь по другому делу, но надо эту истеричку убрать отсюда, – для убедительности Кирилл Андреевич вытащил служебное удостоверение.
– Сейчас все устроится, – один из фээсбэшников взглядом указал, куда надо смотреть, – мы меры приняли.
От машины «Скорой помощи», стоявшей неподалеку от ворот, уже бежали двое крепких мужчин в белых халатах, один из них держал в руке пластиковый чемоданчик. -…я все равно ночью раскопаю и его из могилы выброшу. Здесь будет лежать мой отец, – надрывалась женщина в черном.
Липский пятился от нее к могиле, пока не наступил на край венка. Мужчины в белых халатах действовали без слов, один забежал к женщине сзади, схватил ее за локти, второй, даже не пытаясь закатать ей рукав, вколол в предплечье шприц с желтоватой жидкостью, поршень быстро пошел к игле. Дочь генерал-майора держали крепко, она визжала, но поделать ничего не могла. Через пару секунд крик оборвался, ее голова, криво покрытая черным платком, свесилась на грудь. Фээсбэшники обступили ее и повели к машине «Скорой помощи», на самом деле они несли ее в вертикальном положении, но со стороны казалось, что она идет сама. Новенькая машина с красным крестом быстро отъехала от кладбищенских ворот.
– Миша особой галантностью не отличался, – сказал Братин, – но если бы он мог слышать и говорить, то встал бы из могилы и уступил бы свое место даме.
– Он за него заплатил, а все, что стоит денег, для Миши было свято, – Липский нервно хрустел сцепленными пальцами, – всю торжественность похорон испортила.
Ладонь легла Липскому на плечо, испуг исказил его лицо, словно Семен боялся прикосновения мертвеца. Он медленно обернулся и тут же расплылся в улыбке.
– Яша! Давно мы с тобой не виделись.
– Привет, Сеня, – расплылся в улыбке Яков Цирюльник, – не мог не прилететь на Мишины похороны. Когда узнал, то не сразу поверил.
Братин подал руку:
– А я стою и думаю: ты или не ты? Хорошо выглядишь.
Цирюльник подмигнул:
– Лучше всех Миша выглядит… на фотографии. Пошли, – он похлопал ладонью по могильному холмику, словно надеялся, что и покойный последует за приятелями.
Трое мужчин медленно шли по кладбищенской аллее. Цирюльник отряхивал ладони от налипшего сырого песка.
– Миша мне незадолго до гибели звонил, – сказал он.
– Я тоже с ним перед самой смертью беседовал, – вставил Липский.
Братин тактично промолчал, ведь последнее время он старательно избегал встреч с опальным олигархом, однако «подколол» Цирюльника:
– Ты уже так сильно в Швейцарии корни пустил, что даже говоришь с акцентом.
– Еще учительница русского языка в школе мне замечание делала, будто я говорю с акцентом. А теперь в Швейцарии мне постоянно напоминают, что у меня русский акцент. Вы бы все договорились между собой, выяснили, какой же все-таки у меня акцент… Странный звонок от Миши был, а сегодня и того «страннее» получилось.
Всему сказанному, сделанному незадолго до смерти люди придают большое значение, ищут в этом потаенный смысл. Хотя, казалось бы, какая разница? Человек все делает незадолго до смерти, даже рождается, если брать планетарный масштаб. Липский и Братин смотрели на Цирюльника, ожидая продолжения, а тот держал паузу, как хороший мхатовский актер.
– Ну? – не выдержал Семен.
Липский грустно улыбался.
– А мне Миша сегодня приснился, – сообщил Кирилл Андреевич.
– Так вот, позвонил Миша мне и сказал: «У меня прогулочный корабль на Москве-реке есть. И я хочу, чтобы ты с Семеном и Кириллом за меня на нем выпил». «Вместе с тобой и выпьем», – отвечаю ему.
– А он? – насторожился Липский.
– Словно знал, что с ним что-то случится, сказал, что вместе с ним выпить не получится.
– Чего тут странного, – встрял в разговор Братин, – только нелюбопытный не знал, что его арест – дело уже решенное.
– Еще не все, – сухо рассмеялся Цирюльник, – Миша умел сюрпризы готовить. Прилетел я в Шереметьево, а меня на выходе из терминала уже юрист ждет и торжественно мне вручает дарственную на тот самый корабль «Аэлита», – он победоносным взглядом обвел Липского и Братина, – волю покойного исполнить надо.
– Ты на корабль поднимался? – Семен почесал затылок.
– Сразу из аэропорта и заехал. Команда на борту, ждут: оказывается, и их Хайновский предупредил перед смертью.
У кладбищенских ворот стояли только машины Липского, Цирюльника и Братина, все остальные разъехались.
– Жду вас вечерком на корабле, – улыбнулся Яков, садясь в автомобиль, – полюбуемся закатом, посидим втроем, как в прошлые годы. Так что не прощаемся.
