Богдан Сушинский - Батарея
Офицеры молча проследили за тем, как батарейцы подбирают в море последнего из тех моряков, которые прыгнули за борт «Кара-Дага» сразу же после попадания в него крупнокалиберной зажигательной очереди, и в унисон подумали: «Слава богу, еще одной похоронкой будет меньше».
Прямо на виду у все еще дымящего судна его капитан Лапинский провел перекличку по спасенному списку личного состава. Оказалось, что не хватает четверых. Еще трое получили легкие ранения. Они сидели отдельно, на пригорке, и примчавшиеся вместе с батарейным фельдшером Ворониным санитары промывали их раны спиртом да наспех перевязывали.
Тем временем Лапинский выяснил, что двое членов экипажа погибли прямо на палубе, вместе со своим спаренным пулеметом. Их тела пока еще оставались на борту, в полураздробленной осколками шлюпке. Это были первые погибшие на судне с начала войны, и моряки пока еще решали, как поступать: то ли хоронить на берегу, то ли по старой морской традиции предавать их морю? А вот судьба других все еще оставалась неизвестной. Боцман предположил, что они затонули вместе с единственной спущенной на воду спасательной шлюпкой «Кара-Дага», рядом с которой, уже на мелководье, взорвалась бомба.
Оба капитана вопросительно взглянули на старшего батарейной спасательной шлюпки мичмана Юраша.
– Всех, кто оставался на плаву, выловили, – заверил тот. – В море, я так полагаю, никто уплывать не стал бы, все спасающиеся держали курс на берег.
– Иначе и быть не могло, – поддержал его комбат.
– Однако теперь уже никого не наблюдаю, весь рейд в бинокль осмотрел. Потерять при таком налете четверых убитыми и троих раненными – это еще по-божески. Мы-то, с берега наблюдая за этой расправой, думали, что вообще…
Мичман хотел сказать еще что-то, но, встретившись с осуждающим взглядом капитана судна, осекся на полуслове.
– У людей, не побывавших на фронте, очевидно, свое представление о потерях, – молвил Гродов, пытаясь как-то оправдать мичмана в глазах капитана и боцмана гражданского судна. – Впрочем, передовая теперь пролегла и по фарватерам торгового флота.
Тем временем примчался вестовой из командного пункта. Он сообщил, что румыны готовятся к наступлению в районе Старой Дофиновки, на стыке обороны полка пограничников и морской пехоты. Позвонил полковник Осипов, просит поддержать огнем, умерить их пыл.
– Они еще только готовятся, а мы всегда готовы. Передай командиру огневого взвода: пусть свяжется с нашим корректировочным постом и…
– Лейтенант Куршинов уже связался, – перебил его вестовой. – Ориентиры намечены, цели определены. Связь со штабом полка морской пехоты – тоже напрямую.
– Вот так вот и живем, – разводя руками, обратился комбат к спасенным морякам «Кара-Дага».
– Если уж так случилось, нас тоже принимайте то ли в комендоры, то ли в морскую пехоту прикрытия, – пробасил боцман Яременко, рослый плечистый моряк лет пятидесяти с лишним, с пышными казачьими усами. Тот самый моряк, который последним, вслед за капитаном, покинул палубу полузатонувшего, накренившегося судна. – Как видите, чуть ли не сотня наберется, и военному делу как-никак обучены.
– Хоть оружия пока что нет, зато тельняшки уже при нас, – добавил кто-то из спасенной команды. – Остальное приложится.
– В морскую пехоту записывай, капитан.
– Где корабль наш лежит, там и будем мстить врагу, – дружно загудели сгрудившиеся вокруг капитанов моряки «Кара-Дага». Оставшись без судна, они чувствовали себя растерянными и бездомными, словно оказались выброшенными на малозаселенный, дикий остров. И конечно же они ждали решения своей дальнейшей судьбы.
– Я готов зачислить всех вас бойцами батареи, – объявил Гродов. – Точнее, бойцами гарнизона нашего небольшого укрепрайона, в составе которого вы действительно могли бы мстить врагам за гибель своего судна. Понятно, что остаются только добровольцы.
Команда вновь загудела. Почти все спасенные моряки тут же изъявили желание остаться в числе защитников батареи в качестве роты морских пехотинцев. Однако в это время к догорающим останкам «Кара-Дага» уже приближались два сторожевых катера и спасательное судно. Получив от радиста гибнущего судна сигнал SOS, они спешили выяснить его судьбу и подобрать оказавшихся за бортом.
– Я – начальник безопасности порта, а в данном случае – еще и начальник спасательной экспедиции, – представился статный капитан третьего ранга, сходя по трапу, спущенному на отмель прямо с одного из сторожевых катеров. – Что тут у вас происходит, други мои походные?
И только по этой приметной поговорке – «други мои походные» – Гродов узнал в морском офицере некогда сухопутного майора контрразведки Райчева[23].
– Как видите, товарищ капитан третьего ранга, – угрюмо указал Лапинский на остов своего судна. – Все, что удалось спасти.
– Что допустил гибель такого судна, это, капитан, плохо, – быстро оценил ситуацию Райчев. – А что сумел довести судно почти до берега и, по существу, спас и команду, и все, что еще можно было спасти, за это хвалю. Придет время, твой «Кара-Даг» отбуксируют в док и, вполне возможно, еще и восстановят.
Говорил он бодро, выглядел тоже и вообще всем своим видом источал оптимизм, которого так не хватало сейчас поверженному экипажу судна.
– То есть происходить это поднятие, я так понимаю, будет уже после войны? – спросил один из офицеров «Кара-Дага», судя по всему, старший помощник капитана.
– А вы, други мои походные, на что рассчитывали? Что мы прямо сегодня пригоним сюда весь свой технический флот и под ударами вражеской авиации устроим спасательную операцию с торжественной транспортировкой в судоремонтный док?
Офицер «Кара-Дага» пытался что-то возразить, однако Райчев уже демонстративно не обращал на него внимания. Выслушав доклад Лапинского о потерях личного состава, он все тем же бодрым взором осмотрел рассредоточившийся по прибрежным каменистым холмам экипаж и только во время этого осмотра обратил внимание на отошедшего чуть в сторонку, к спасательной шлюпке Юраша командира батареи.
– Потери могли быть значительно большими, – тут же нашелся капитан «Кара-Дага», если бы артиллеристы комбата Гродова не поддержали нас пальбой из всех орудийных стволов, благодаря которой один самолет уничтожили, остальных штурмовиков отогнали. Они же послали навстречу нашему судну спасательную шлюпку, благодаря которой спаслось еще около десяти человек.
– О, да это вы, капитан Гродов?! – тут же направился Райчев к комбату. – Совершенно упустил из виду, други мои походные, что командуете этой береговой батареей именно вы.
Офицеры отдали друг другу честь и тут же придирчиво осмотрели друг друга:
– Вот уж не ожидал увидеть вас в морской форме, товарищ майор.
– Ничего странного, в контрразведку я пришел после срочной службы на флоте. Понятно, что, когда встал вопрос о замене убитого начальника безопасности порта, прежде всего вспомнили обо мне. А вот ты о себе забыть не позволял, капитан. Твой дунайский десант, а тем более «румынский плацдарм», на котором при всеобщем отступлении сухопутных сил твои бойцы сумели продержаться почти месяц… Это уже классика всемирной теории десантов и плацдармов. Поверь мне, как человеку, мечтающему подготовить после войны кандидатскую диссертацию по взаимодействию в военной обстановке судов Черноморского флота и морской пехоты, а также прочих сухопутных частей.
– Любопытно будет взглянуть на этот труд.
– …Одним из героев которого станет твой десантный батальон «Дельта». Так что при случае нам с тобой еще предстоит посидеть за кружкой пива и основательно вспомнить кое-какие подробности.
– За этим дело не станет.
– Кстати, знаешь, кто навел меня на мысль о теме исследования?
– Уж не командующий ли Дунайской флотилией контр-адмирал Абрамов?
– Почти угадал. Начальник штаба флотилии.
– Капитан второго ранга Григорьев?
– Точно. Пока суда флотилии приводили себя в Одесском порту в порядок после перехода с Дуная, он в портовой библиотеке за подшивки газетные засел, интересовался, что о действиях их флотилии писала пресса. Но ты же знаешь, что контрразведка всегда усиленно интересуется каждым, кто хоть чем-либо усиленно интересуется.
– Иначе, чего она стоила бы, такая контрразведка?
– Вот тогда я узнал, что у него мечта – написать после войны документальную книгу о фронтовой судьбе своей флотилии. Кому, если не начальнику штаба, знать, что там, на Дунае, происходило на самом деле? Кстати, о тебе, комбат, он вообще отзывался как о боге войны.
– Наверное, как всегда, преувеличивал. Не зря же в писатели подается.
– Да нет, непохоже, чтобы преувеличивал; на факты опирался. Узнав, что совсем недавно я окончил военную аспирантуру и завершаю работу над диссертацией, Григорьев отрубил: «О чем бы ты на военную тему ни писал, после нынешней войны все твои данные и постулаты неминуемо устареют и будут неактуальными. Поэтому мой тебе совет: изучай боевое взаимодействие флота с частями морской пехоты. Вот это действительно может заинтересовать командование на предмет грамотной организации этого самого взаимодействия, его практической отдачи». Словом, вот так вот, други мои походные…
