Валериан Скворцов - Укради у мертвого смерть
Он снял трубку и вызвал оператора.
— К услугам, сэр...
— Мне нужна Москва. Телефон в Москве...
Без ответа его перебросили к телефонисту на центральной Сингапура, который скороговоркой потребовал:
— Оплата здесь, в Сингапуре? Ваш номер?
— Это Шемякин, — сказал Бэзил дежурной стенографистке в газете. Голос отрикошетил где-то вдали, за Гималаями, морями, пустынями и географическими зонами, почти возле Кронштадтского бульвара, и вернулся.
— Кто это? — крикнула она в ответ.
Наверное, вопрос ее отрикошетило тоже, потому что она крикнула снова:
— Да кто это? Шемякин? Вы? Алло! Сингапур!
— Я... Вызовите меня сразу после того, как расстанемся сейчас, гостиница «Стрэнд», номер телефона... комната 404.
Он повесил трубку. Телефон опять зазвонил.
— Две минуты, сэр, — сказал оператор.
— Меня сейчас вызовут из Москвы. Не прозевайте, пожалуйста. Это из газеты.
— Разумеется, сэр.
Когда вызывали из Москвы, платежи производились там же.
Ему пришлось бежать из-под душа, заворачиваясь в полотенце, к надрывавшемуся телефону.
— Ну, теперь здравствуйте, Машенька, — сказал Бэзил. — Я по вас соскучился. Принимайте... Так... Число, собкор... Сингапурская биржа Симэкс, где ежедневный объем сделок колеблется от 6 до 8 с половиной миллиардов долларов, только что оборудована системой автоматической координации с Чикагской и Токийской. Другими словами, сфера деятельности межнациональных корпораций в Юго-Восточной Азии теперь связана «компьютерной цепочкой» — чутким на рыночную конъюнктуру нервом, соединившим Восток и Запад. Символично, что первый сигнал, поданный по новой информационной линии, довольно тревожный. «Свирепое нападение доллара на азиатские валюты» — таков его смысл... О вводе новой системы связи оповестили по традиции, как и о всех важных новостях на бирже, ударом в колокол. Возможно, что он прозвонил одновременно с этим и по надеждам тех, кто полагал, что ведущие центры финансового разбоя еще не скоро доберутся до здешних мест... Свирепое нападение доллара на сегодня оказалось отбитым. Более того, он покатился вниз, и торжествуют японская иена и британский фунт. Однако кто бы ни выиграл, ясно, что в этой части мира...
— Здесь для вас телефонограмма, — сказала Маша, когда он закончил.
— Давайте.
— Шемякину. Удивлены затянувшимся ожиданием обещанного очерка, попытайтесь выслать и фотографии...
— Спасибо, до свидания, — сказал в трубку Бэзил.
Шеф, просмотрев информацию о бирже, поморщится: кому в условиях планового социалистического хозяйства нужны эти «не-новости» про финансовые передряги?
Про компьютерную связь оповестила Барбара Чунг, когда он звонил ей из Чанги. А объем сделок назвал Севастьянов. Бухгалтер-фанатик вывел цифру, порывшись в финансовом приложении к «Огрейте тайме», принесенной стюардессой. Шемякин впервые в жизни видел, как его читают.
— Тут и есть главные новости, — сказал Севастьянов. — Жалко, мало понимают это...
С Барбарой Чунг Шемякин попал за общий столик в переполненном зале клуба иностранных корреспондентов в бангкокской гостинице «Дусит тхани» после своего голицынского отпуска.
Застекленный гигантский гриб — ярко освещенный клубный этаж, двадцать второй и самый верхний в высотке — зависал над перегруженным ползущими в пробках машинами проспектом Рамы Четвертого подобно неопознанному летающему объекту.
Пять старичков — четыре азиатца и «фаранг» — развалились в креслах за столом президиума с микрофонами, между которыми янтарно отливали стаканы с пивом. Божьи одуванчики с пергаментными, слоновой кости лицами, если не считать заросшего бородой до воротника рубашки англичанина, вспоминали бои в джунглях с японцами в сороковых годах. Названия холмов, на которых сидели в обороне, речушек, в которых тонули, имена парашютистов, выбрасываемых с самолетов, прилетавших из Дели, экзотические марки оружия полувековой давности назывались привычно и без запинки.
— Не все, наверное, если спросить, вспомнят имена собственных внуков и правнуков, а тогдашняя ерунда сидит в головах будто вколоченная, — сказала соседка. Она запустила магнитофончик со спичечный коробок, да выключила.
Старички строчили по-английски, материал шел густой, очерк о ветеранах мог получиться ошарашивающий. На полях блокнота Бэзил набросал три вопроса самому древнему, к которому намеревался, говоря профессиональным жаргоном, присохнуть особо в перерыве. Поэтому только поморщился на реплику соседки, давая понять, что не до нее. Играющих в журналистику бездельниц в клубе хватало.
Нечаянно он смахнул локтем со скатерти ее зажигалку. За крохотным столиком ютились-то впятером. Пришлось нашаривать вещицу на ковре, улыбаться и бормотать извинения.
— Я — Бэзил Шемякин, — назвал он себя.
— Я — Барбара Чунг...
Теперь жалеть о неловкости не приходилось. Имя стояло под финансовыми колонками и экономическими обозрениями в сингапурской «Стрейтс тайме», информативными и свежими. Женщина, которая их писала, надела в этот вечер красный жакет с буфами на плечах и позолоченными литыми пуговицами. Длинные волосы, отдающие рыжиной, она зачесала копной на затылок, обнажив уши с крупными серьгами. Сероватый камень в золотой треугольной рамке. Как в кольце на пальце, который щелчками пускал зажигалку волчком. Выпуклый лоб, коротковатый нос и глаза, разрез которых, видимо, увеличили косметической операцией, выдавали китаянку. Манера смотреть — вперед и вниз, как бы ненароком, скользящим взглядом, но не от хитрости или враждебности, а из вежливости — подтверждала догадку.
Она протянула руку.
— Мистер... мистер-
Ладони так привычно легли одна в другую, что удивились оба.
— Шемякин, Бэзил Шемякин, — подсказал он и принялся искать в кармашке кожаной обертки блокнота визитную карточку.
— Вы, что же, ирландец? Независимый или ваша газета так далеко, что я не слышала такого имени?
— Нет, мисс... Я правильно говорю?
— Вы правильно говорите.
— Да, мисс Чунг... То есть нет, в том смысле, что я не ирландец. Я пишу на языке, на котором вы просто не читаете. А газету мою определенно знаете.
Визитная карточка лежала возле зажигалки, придавленная пальцем с кольцом, матово сверкнувшим сероватым камнем.
— Вау! Да вы — коммунист!
— Должно быть, — сказал он. — А вы — известный знаток капиталистических воротил и закадычный друг многих из них в этом районе Азии, верно?
— Зовите меня просто Барбарой, Бэзил.
Предложение означало переход на «ты», хотя в английском все оставалось по-прежнему.
— Спасибо, конечно...
Перед ней ничего не стояло, но он не рискнул что-нибудь предложить, хотя официант вертелся рядом. «Профи» в клубе не угощали, каждый пил и ел на свои, а если случалось поставить кому бочкового или баночного, в ответ непременно следовало то же самое.
— Давно в этом городе, Бэзил?
Он попытался прикинуть, сколько ей лет, и решил, что около тридцати или немного больше. Но с китаянками или полукровками чаще ошибаешься в этом отношении.
— Да как считать... Первый раз в шестьдесят шестом, потом еще... и так до сих пор.
— И на последующие годы в ожидании победы колхозного строя и социалистической индустриализации в этой благословенной стране, — сказал обретавшийся рядом Гэри Шпиндлер из «Бизнес уик» и по совместительству «Файнэншл ньюс», а также неизменный казначей клуба, ходячий компьютер, походивший на Мефистофеля в раннюю пору возмужалости. Скулы тщательно выбривались, а бороденка обстригалась под жало копья. Тяжелый нос нависал над ярко-красными мокрыми губами, кривившимися от чувства умственного и другого превосходства, постоянно владевшего Шпиндлером. Это чувство в особенности овладевало им, когда доводилось встречаться с Шемякиным. Он не разговаривал с русскими по причине их врожденной тяги к погромам и революциям. Они оказались за одним столом, потому что других мест не оставалось.
![Росс Томас - Смерть в Сингапуре [сборник]](/uploads/posts/books/13740/13740.jpg)
