Фридрих Незнанский - Кто будет президентом, или Достойный преемник
В семь часов утра зазвонил мобильный телефон.
— Саня, привет, — раздался в трубке хрипловатый голос Меркулова. — Я тебя не разбудил?
— Разбудил.
— Извини, но ты просил позвонить сразу, как только что-то прояснится.
Турецкий зевнул и поинтересовался:
— Прояснилось?
— Вроде да. Знал бы ты, сколько человек я из-за тебя на уши поставил…
— С меня коньяк.
— Человек десять…
— Не набивай себе цену. Больше, чем на бутылку коньяка, все равно не наработаешь.
Меркулов вздохнул:
— Ладно. В общем, слушай сюда. В городе действительно проживает человек по имени Устин. Вообще-то у вас там целых два Устина…
— Что ты говоришь!
— Да. Но второму всего четырнадцать лет, так что его я сразу исключил. Теперь слушай насчет второго. Зовут — Устин Матвеевич Голубев. Ему тридцать один год. Женат. Жену зовут Оксана. Фамилия, как не трудно догадаться, Голубева.
— Хохлушка?
— Этого я тебе сказать не могу.
— Ну, хоть беременна?
Константин Дмитриевич хмыкнул.
— Слушай, Турецкий, я умею добывать информацию, но я не волшебник. Беременна или нет — проверишь сам. В любом случае, других вариантов у нас нет. С Устином этим будь осторожен. В девяносто пятом он служил в Чечне. Получил ранение в руку и был демобилизован.
— Кем работает?
— Держит свою мастерскую по производству мебели. Запиши домашний адрес, я продиктую.
— Говори так — запомню.
Меркулов продиктовал адрес.
— Что про табак? — поинтересовался Александр Борисович.
— Табак… — повторил Константин Дмитриевич.
— Да, табак. Шевели мозгами активней, Костя. Это, кажется, ты меня разбудил, а не наоборот.
— Фу, какие мы капризные. Ладно, слушай про свой табак. Я связался с экспертно-криминалистическим центром ГУВД, передал им образцы, которые ты мне прислал. Пришлось кое с кем пошуметь даже, чтобы сделали срочно — сам же знаешь, у них всегда дел невпроворот…
— Знаю, знаю. Дальше, — поторопил друга Турецкий.
— Табак в обоих случаях один и тот же.
— Точно? — привстал на локте Александр Борисович.
— Точнее не бывает, — ответил Меркулов. — Это датский табак фирмы «Питерсон». Называется «Юниверсати флейк». Если, конечно, я правильно произношу.
— Дорогой?
— Кто?
— Табак, кто!
— А, извини. Что-то я торможу с утра. Нет, не дорогой. Скажем так, чуть выше среднего. Рублей двести пятьдесят за пачку. Я специально вечером в магазине посмотрел.
— Вечером? Что же ты вчера не позвонил?
— Поздно было, Саня. Я думал — вдруг ты спишь? Не хотелось тебя будить.
— «Не хотелось будить», — передразнил Турецкий. — А сейчас ты что сделал?
— Ладно, не ворчи. Итак, про табак я тебе рассказал, про Устина Голубева тоже. Вроде все. Дальше действуй сам.
— Спасибо, Кость.
— Спасибо не булькает. Про коньяк не забудь. Две бутылки, как и обещал.
— Насчет второй мы не договаривались, — заметил Александр Борисович.
— Ну, значит, договорились сейчас. Ну, бывай.
Меркулов отключился.
Положив телефон на тумбочку, Александр Борисович достал со стола лист бумаги и ручку и записал:
«Устин Матвеевич Голубев. 31 год. Жена — Оксана».
Затем бросил ручку на тумбочку и снова улегся в постель, намереваясь вздремнуть еще с полчасика.
* * *Оксана Голубева оказалась невысокой, светловолосой женщиной с родинкой на щеке. Одного взгляда достаточно было понять, что она — та самая Оксана, которая… ну и так далее. Круглый, огромный живот женщины ясно говорил, что родов ждать недолго.
— Кого ждете: мальчика, девочку? — с улыбкой поинтересовался Турецкий, поздоровавшись с девушкой.
— Мальчика, — улыбнулась она в ответ. — Вы к Устину?
— Да. А он дома?
Оксана покачала белокурой головой:
— Нет. С утра возится в мастерской.
— Это далеко? — спросил Александр Борисович.
— Вообще-то нет. — Только тут в ней проснулась подозрительность. — А вы, простите, по какому вопросу? — Она прищурила голубые, незамутненные мыслью глаза.
— Да вот, слышал, что Устин делает хорошую мебель. Хотел заказать ему стол.
— Стол? — Она нахмурила бровки. — Так он столы не делает. Он в основном кухонные шкафы.
— Ну, хороший шкаф мне тоже не помешает, — быстро нашелся Александр Борисович. Он кивнул на живот девушки: — Самое лучшее время в жизни женщины. Долго еще носить?
Оксана снова расплылась в улыбке:
— Недели три. А может, и раньше.
— Совсем недолго. С клиникой уже определились? В наше время это очень важно.
— Да, я знаю, — кивнула Оксана. — Но я не здесь хочу рожать. У меня в Днепропетровске мама и сестра, поеду к ним.
— Да, так будет лучше, — согласился Александр Борисович. — Ладно, не буду вам мешать. Так где, говорите, у Устина мастерская?
— А он вам разве не сказал? Да прямо тут, во дворе. Он же бывший гараж под мастерскую переделал. Там теперь и пропадает целыми днями. Пообедать только приходит, а потом уже вечером. Как выйдете из подъезда, сразу налево, пройдете метров двадцать и направо. Увидите гаражи из белого кирпича. У него третий слева. Да там наверняка дверь будет открыта, на улице ведь тепло. Там еще табличка есть, но ее надо подкрасить.
— Хорошо. Спасибо, что подсказали. И удачи вам с ребенком!
24Мастерскую Александр Борисович нашел сразу. Все было так, как рассказывала Оксана. Третий гараж слева, открытая железная дверь и маленькая табличка с затертыми буквами. Он заглянул в гараж, ожидая, что там будет мрачно и грязно. Однако внутри было очень даже недурно. Настоящий цех по производству мебели — чистый, светлый. На стенах — длинные ряды стеллажей, уставленные инструментами. У дальней стены — штабеля пиломатериалов и кое-какие заготовки. За токарным станком, стоя спиной ко входу, работал высокий мужчина.
— Эй, командир! — окликнул его Александр Борисович.
Мужчина обернулся, увидел Турецкого и выключил станок.
— Добрый день, — поприветствовал его Турецкий. — Кухни здесь делают?
Мужчина неторопливо снял токарные очки и посмотрел на Турецкого.
— Ну, делают, — сказал он. — А вам зачем?
— Я хочу заказать вам мебель, — сказал Турецкий.
— Да ну? — Мужчина взял со стола тряпку и тщательно вытер руки. Затем небрежно швырнул ее в коробку для мусора и так же небрежно поинтересовался: — А вы как обо мне узнали-то?
— А это имеет значение?
Он усмехнулся:
— Нет, просто интересно.
Турецкий прикинул — стоит ли дальше играть в эту игру или лучше открыть карты? Второе показалось предпочтительней.
— Вас зовут Устин, не так ли? — сказал он тогда.
Мужчина прищурился и окинул фигуру Александра Борисовича недоверчивым и любопытным взглядом.
— Я-то Устин, а вот вы что за ком с горы? — пробасил он.
— Я старый знакомый вашего друга Максима Воронова. Помните такого?
— Воронова? Не знаю такого.
Вероятно, изготовителем мебели Устин был неплохим, но актером — отвратительным. Турецкому сразу стало ясно, что Воронова он знает.
— Я хочу поговорить с вами, — сказал Александр Борисович. — Вы не против?
— Смотря о чем будем беседовать. Может, расскажете мне о вашем приятеле… как, вы сказали, его зовут?
— Максим Воронов. Не зовут, а звали. Он умер. Вернее — его убили.
— У… убили? — Устин раскрыл рот. Затем судорожно сглотнул слюну и сказал: — Вы что-то путаете. Он умер. Сам. Ну то есть не сам, а от сердца. У него был приступ, даже в газете об этом писали. В разделе «Происшествия». Я сам читал!
— Вы всегда верите тому, что пишут в газетах?
— Я?… — Устин снова сглотнул слюну. — Нет. Но… — Внезапно он подозрительно прищурился. — Вы что, какой-нибудь следователь?
— С чего вы взяли?
— Вы меня подловили. Раскрутили меня на признание.
— Вы сами себя раскрутили, — сказал Турецкий. — Но бояться вам нечего. Я не следователь, я лицо частное. Все, что вы мне расскажете, останется между нами.
— Вот как, — неопределенно проговорил Устин. — Ну, если ты лицо частное, тогда какого черта я вообще буду тебе что-то рассказывать?
— Ответ прост. До того, как я стал частным лицом, я был старшим следователем Генеральной прокуратуры. С работы я ушел, но связи, понятное дело, сохранил. Вы все поняли или мне продолжить?
Устин посмотрел на Турецкого исподлобья — посмотрел мрачно и недружелюбно.
— Выходит, вы мне угрожаете, правильно я понял? — пробасил он.
— А разве можно понять иначе? — холодно осведомился Александр Борисович.
Несколько секунд Устин молча смотрел на Турецкого, затем хмыкнул и двинулся к выходу. Он прошел мимо Александра Борисовича и на ходу небрежно проронил:
— Пошли на лавочку. Покурим. Здесь нельзя.
