Андрей Дышев - Закон волка
Некоторую часть пути мы ехали молча. Водитель напоминал мне атомную бомбу, снятую со всех предохранителей и готовую к подрыву, и я посчитал разумным пока не прикасаться к нему. Дорога серпантином уходила вверх, и на каждом крутом вираже машина пронзительно визжала колесами. Под нами сверкала лазурная гладь моря. Кипарисы, взмывая вверх из можжевелового ковра, подпирали небо. Пейзаж вокруг нас был изумительным и действовал умиротворяюще.
— Послушай, дружище, — снова обратился я к водителю, но уже с гуманной интонацией в голосе. — А почему поляну назвали Барсучьей? Там, должно быть, повсюду барсуки пасутся?
Водитель, разумеется, продолжал молчать, как восковая фигура. Леша тоже упорно не желал поддерживать беседу. Я заскучал. В стремительном развитии событий образовался провал, и я завис в нем.
Стало сумрачно — мы въехали в лесную зону. Я обратил внимание, что навстречу нам не проехало ни одной машины. С правой стороны дороги мелькнул указательный знак: «Барсучья поляна — 7 км».
Внезапно водитель свернул с шоссе на фунтовую дорогу. Под колесами захрустел гравий.
Переваливаясь с боку на бок, «БМВ» на низкой скорости преодолевал глубокие промоины.
— Во время дождей здесь, наверное, не проедешь, — заметил я.
Я сам себе напоминал говорящую куклу. Что тут еще надо выяснять? Милосердова не такая глупая, чтобы принять нас в том же доме, куда я звонил ей из Алушты. «Ум — отличительная черта сильных мира сего, — сказал я себе. — А этим качеством, увы, я не обладаю в той мере, в какой бы мне этого хотелось. И за это буду бит… Вот только Лешку жалко. За что страдает парень? Всю жизнь посвятил тому, чтобы уменьшить страдания людей, а сам получит по балде, считай, ни за что».
Еще можно было остановить развитие событий, схватить водилу за горло, затолкать его в багажник, вернуться вниз и там заставить его рассказать все о Милосердовой. Даже если при нем была пушка, он вряд ли сумел бы ею эффективно воспользоваться. Сейчас он был занят сложной дорогой и не слишком контролировал нас с Лешей. Но в таком случае я бы испортил интереснейшую игру и скорее всего упустил бы Эльвиру. Водила уже доложил ей, что мы едем, и наше исчезновение непременно спугнуло бы ее. Я тяжко вздохнул, признавая, что надеяться теперь осталось на чудо да наши с Лешей кулаки. Даже от Кныша теперь вряд ли стоило ждать помощи — на Барсучьей поляне он нас не найдет, а когда найдет в глубине этого горного леса, уже может быть поздно.
Подозреваю, что подобные мысли начиняли сейчас мозги моего славного анестезиолога. Я невольно положил свою руку на его ладонь и легко сжал. Леша вымученно улыбнулся.
Мы еще раз свернули и выехали на какую-то допотопную дорогу, возможно, вымощенную булыжником, но засыпанную сверху толстым слоем опавших листьев. Я даже не заметил, как машина подъехала к мощной, покрытой мхом стене, сложенной из крупных камней. Такую стену в десяти шагах от себя не увидишь. Откуда здесь этот древний крепостной бастион?
Водитель посигналил. Между могучими буками, которые как будто опирались о стену, дрогнули глухие железные ворота, беззвучно распахнулись створки. Мы въехали на территорию бастиона, которая мало чем отличалась от леса, окружавшего его. Те же высокорослые деревья, полумрак, создаваемый исполинскими кронами, пружинистый ковер из опавших листьев под колесами.
Водитель остановил машину и, не приглашая следовать за собой, вышел наружу.
— А мы чего сидим? — спросил я, глядя, как он вразвалочку идет вперед, к едва заметному среди деревьев деревянному двухэтажному дому с широкой верандой и мансардой. — Пошли, расцелуемся с сестричкой.
— Тут нас и прикончат, — вслух подумал Леша.
Я чувствовал, как во мне растет напряжение, как стало учащенно биться сердце и его удары отзываются в висках. Сейчас мы встретимся с Эльвирой Милосердовой, над могильной плитой которой все еще рыдают несчастные дураки. Сейчас я поцелую женщину, которая по своей воле похоронила свое имя и, как в фильме ужасов, переселилась в душу безвинной девчонки, убитой по сценарию на Диком острове. Сейчас я начну играть сложнейшую роль из тех, которые мне когда-либо выпадали.
Легкий ветерок прошелся по верхушкам деревьев. Запахло прелыми листьями и влажным мхом. Где-то далеко заголосила кукушка, и я невольно поднес руку с часами к глазам. Как ни странно, было ровно три часа.
Леша толкнул меня в бок и показал глазами вперед. Перед верандой, на площадке, обозначенной угловатой кладкой из красного кирпича, стоял бело-голубой джип «Мицубиси». Прислонившись к нему спиной, скрестив на груди руки и кокетливо поставив каблук на широкое колесо, стояла молодая женщина, одетая в плотно облегающие кожаные джинсы, напоминающие брюки для верховой езды, и в просторную белую рубашку, слишком смело расстегнутую на груди. Ее темные волосы были аккуратно зачесаны назад и свернуты тугим клубком на затылке. На бледном, лишенном какой бы то ни было косметики лице огнем полыхали ярко-красные губы.
Я узнал ее. Это была та самая женщина, которую я видел у почтовых ящиков в подъезде, где убили Лепетиху.
30
— Наконец-то! — воскликнула Эльвира, глядя то на меня, то на Лешу, и не очень решительно остановила взгляд на мне. — Объявился мой голубчик, родственничек!
Она раскинула руки в стороны, принимая меня в свои объятия. Мы довольно тепло потискали друг друга.
— Ну, — сказала она, чуть отстранясь, — дай же тебя рассмотреть как следует.
Она здорово играла и тем самым помогала мне. Я стал забывать, что передо мной хитрая преступница, и уже почти воспринимал Эльвиру в самом деле как свою дальнюю родственницу.
— По-моему, мы с тобой похожи, — сделала вывод она, насмотревшись на меня вдоволь.
— А ты сильно изменилась.
— Надеюсь, в лучшую сторону?
— Конечно! Такая красавица! Ты была совсем другой.
Я помогал ей. Было заметно, что, несмотря на мастерство перевоплощения, Эльвира первую минуту волновалась: как я отреагирую, увидев ее? Ведь в ее понятии я действительно был неожиданно свалившимся на голову двоюродным братом Татьяны Васильевой. А вдруг сразу пойму, что передо мной чужая женщина, самозванка?
Она расслабилась, снова поцеловала меня в щеку, оставив жирный отпечаток.
— А это, — перевела она взгляд на Лешу, который тенью стоял рядом со мной, — надо понимать, твой друг Лешка?
Леша изобразил какую-то ужасную улыбку, протянул Эльвире руку и сотворил уродливый реверанс.
— А у тебя симпатичный друг, — многозначительно сказала Эльвира.
— Да я и сам ничего.
— Ну, пойдем в дом, — хлопнула она в ладони, взяла нас обоих под руки и повела к веранде. — Сейчас будем вкусно кушать и пьянствовать. Ты мартини пьешь, Костик?
Я снова оценил мастерство игры. Была бы у меня в самом деле такая сестра! Я оглянулся, чтобы посмотреть в глаза крокодилу, которому следовало бы поучиться вежливости у своей хозяйки, но того уже и след простыл.
Мы поднялись на веранду и оттуда через широкие двустворчатые двери из красного дерева вошли в просторный холл. Покрытый лаком дорогой паркет, мягкая мебель, обитая кожей, напольные вазы с цветами. На второй этаж вела деревянная лестница, перила которой поддерживали резные амурчики. У меня перехватило дух.
— Неплохо ты устроилась, — произнес я. —Это я сюда тебе звонил?
— Не совсем, — ответила Эльвира. — Ты звонил в офис на Барсучьей поляне, а в этом доме я живу.
— И далеко отсюда офис?
— Можно пройти пешком через лес, что я часто делаю. А можно и на машине по грунтовке. Полчаса езды от силы.
— А кто жил здесь до тебя?
— Есть версия, что этот дом построил для своей любовницы Чехов. Потом это была дача кого-то из советских наркомов… Слушай, Костик, ты все какой-то ерундой интересуешься. Идем наверх, я покажу вам ваши комнаты.
— Наши комнаты? — удивился я. — А для чего нам нужны комнаты?
— А вы разве ко мне только на день приехали? Поживете несколько дней, подышите горным воздухом, отдохнете от курортной жары и суеты.
Я понял, что сопротивляться было бесполезно. Мы с Лешей, стараясь мягче ступать по сверкающей лаком лестнице, стали подниматься за Эльвирой. За ней шлейфом тянулся запах дорогих духов.
— А где, кстати, ваши вещи? — спросила она, не оборачиваясь.
Леша хотел что-то вякнуть, но я опередил его:
— А какие вещи могут быть у двух бродяг? Два старых рюкзака с рыболовными снастями — так мы их в камере хранения гостиницы оставили.
— Мы ведь не знали, что вы нас у себя оставите, — наконец вставил Леша.
— Давай сразу на «ты», — предложила Эльвира Леше. — Терпеть не могу, когда меня называют на «вы» или по имени-отчеству… Сейчас налево.
Мы зашли в коридор, и Эльвира открыла первую дверь. Маленькая уютная комната со скошенным потолком, обитым мореной вагонкой, диван, два кресла, телевизор. Из распахнутого настежь окна струилась прохлада, слабо колыхалась прозрачная занавеска.
