Сергей Зверев - Я родом из СОБРа
– Ты из ахмедовской банды?
– Нет. Я пришел сюда за ними, Джангуразов хотел их в отряд взять...
– Хотел?
– Ну да. Только я не хочу. Бандиты и грабители, с них толку не будет.
Алексей хмыкнул.
– Чего ты хмыкаешь? Да, бандиты. А ты думаешь, что мы все такие... Ошибаешься. Очень много людей воюет за свободную республику.
Рамазан говорил медленно, пережитый стресс давал о себе знать дрожанием рук и сердцебиением. Он никак не мог прекратить мельчайшую вибрацию кистей, быстро сжал пальцы в кулак и секунду смотрел на него, затем опустил его на колено. В другой руке колебался огонек сигареты.
– Это ты был в Самашках?
– Я.
– Я узнал тебя – и не смог выстрелить.
– Я тоже узнал тебя – и не смог взорвать школу, где вы остановились.
Алексей выпрямился. Холодная рука ужаса на мгновение сжала его душу и отпустила. В спецназ не берут людей, склонных к переживаниям вроде «что было бы, если бы...». Психологи отсеивают таких сразу. Позже, уже на базе Чижов узнал, что во дворе школы нашли два мощных фугаса. Провод от них, ведущий в лес, был перерезан. Недостаток информации не позволял узнать правду, но и тогда Алексей смутно почувствовал, что Рамазан как-то был причастен к этому. «Впрочем, убей я его тогда, он бы тоже не взорвал школу, – мрачно усмехнулся спецназовец. – Хотя кто знает, может, там были и другие...»
– Значит, квиты?
Чеченец секунду подумал, поточнее вспоминая значение этого русского слова, затем медленно кивнул головой:
– Наверное...
Сигарета догорела, Алексей бросил ее под ноги и придавил рифленой подошвой. Глаз с Рамазана он не спускал, и ствол автомата на его колене не шевельнулся.
– Я все хотел спросить тебя, да времени не было... Тогда, в Самашках еще... – Еле уловимая усмешка прозвучала в голосе русского. – За что ты воюешь? Насколько я тебя знаю, ты далеко не дурак; ты же понимаешь, что мы все равно выиграем эту войну. Не сейчас, так потом.
– Ты не понимаешь. – Рамазан посмотрел в глаза Чижова. – У меня убили товарища...
– Наверняка он воевал против нас...
– Да, воевал. – Рамазан вспомнил Тимура и опустил глаза. – Но это был мой друг, почти родственник, я с ним вырос... Но не это главное.
– Интересно...
– Интересно, говоришь?.. Когда я был маленький, меня в Грозном ударил русский взрослый мужик. Он сказал мне: «Говори на русском, волчонок, ты не у себя дома». А мы тогда с Тимуром поехали в город на выходные покататься на качелях и поесть мороженого. Я это запомнил на всю жизнь. Когда я спросил у отца, почему он это сделал, и если я не дома у себя в республике, то где тогда мой дом... Отец впервые ничего не смог мне объяснить. А мама тогда заплакала...
Чижов смигнул и опустил глаза, не теряя, однако, из виду нижнюю часть тела сидящего напротив чеченца.
– А выселение... Из десяти человек едва уцелело трое-четверо. Чеченцев привезли в замерзшую степь и выбросили из вагонов... Двадцать третье февраля, как раз на ваш праздник. В степи не было ничего, даже землянок. Ты хоть представляешь, сколько людей тогда погибло? Из ссылки не вернулись два моих деда и тетка по матери. А в чем они были виноваты перед вами? И за что нам любить и уважать русских?
Рамазан говорил медленно и задумчиво, глядя на свои руки, лежавшие на коленях. Дрожать они уже перестали. Чижов хотел было возразить, напомнить о политической ситуации, о сталинском режиме, о... Но тут же подумал, что все это сейчас не имеет значения. Ведь чеченцев выселяли русские, как ни крути, не американцы же... Он вздохнул. Рамазан продолжал:
– Да и потом у нас всю жизнь вы (русские, как понял Алексей) командовали... на должность выше бригадирской в колхозе чеченцев не ставили... А если и ставили, то в виде исключения. Ну и так далее...
Чеченец помолчал.
– А эту войну вы не выиграете. И вообще, зачем вы полезли к нам? У тебя что, дома дел нет? Что ты в Чечне забыл? Ты и твои товарищи? Вы же видите, что против народа идете! Против народа, Алексей! Почти все против вас воюют. Не считая только вот таких шакалов, которые набивают свой карман, пользуясь неразберихой и войной...
И Рамазан кивнул головой в сторону села. Алексей некоторое время молча смотрел на него, затем произнес:
– Вот видишь, ты же понимаешь, что они бандиты. А у бандитов национальности нет. Многие русские сейчас присоединились бы к ним, поживиться...
– А кто спорит... Я у Ахмедова видел двоих русских. Бородки отпустили, арабские имена взяли, гаденыши...
Чижов молчал, глядя на хмурого плотного парня, с которым когда-то служил. Тогда он был весел и искренен, с ним приятно было общаться. А сейчас напротив него сидел враг. Пускаться в долгие политические прения, рассказывать о невероятно высоком уровне криминогенности в его родной республике, о том, что сейчас российская армия восстанавливает (или пытается восстановить) конституционный порядок в Чечне... борется с незаконными бандформированиями... они не на политзанятиях, в конце концов. Рамазан и так все знает, его не переубедишь, да и прав он по-своему. Он ведет свою личную войну против России, а Алексей на работе. Ну что ж...
Чижов вздохнул и кивнул головой в ответ на свои мысли. Затем он задал единственный вопрос, ради которого и вызвался остаться в овраге.
– Слушай, Рамазан. Мы с тобой особенно друзьями не были, но всегда уважали друг друга... – Алексей не стал напоминать чеченцу тот случай, когда он практически спас того от смерти на Дальнем Востоке. Это было бы некрасиво. – И сейчас я хочу спросить у тебя одну вещь. Если я тебя отпущу, ты будешь воевать против нас?
Рамазан замер. Он осознал, что сейчас решается вопрос о его жизни. И понял, что соврать русскому не сможет, тот все поймет по глазам и по тону ответа.
Чеченец тяжело вздохнул, поднял голову и посмотрел вверх. Через густо сплетенные ветви деревьев на краю оврага пробивались редкие солнечные лучи, было уже жарко, и комары кружились в ярком свете тоненьких желтых столбиков. «Часов девять сейчас, наверное...» Затем он опустил глаза и словно прислушался к себе. Чижов не сводил с него пристального взгляда.
– Ты же знаешь, – произнес Рамазан негромко и хрипло и посмотрел ему в глаза. Никогда в жизни чеченцу так тяжело не давались слова, как сейчас.
Алексей, до этого напряженно смотревший в глаза боевика, опустил веки и задумчиво покачал головой.
– Ну что ж, – так же тихо проговорил он. – Хорошо...
Затем он заговорил другим тоном, резким и убежденным.
– Теперь послушай меня. Мы выиграем эту войну. Мы, русские!.. Только не сейчас, тут ты прав... Потом ты увидишь, как будут делиться награды. Те, кто сейчас с оружием в руках бьется против нас, ничего не получат. Ты думаешь, тебе вышку дадут в личное пользование? – Речь шла о нефтедобывающей скважине, которых в республике было великое множество. Когда советская власть в Чечне рухнула, то добычу нефти захватили в свои руки люди, близко стоявшие к президенту Ичкерии или располагавшие вооруженной силой. – И вы станете жить, как арабы? Богато и независимо? Ерунда... Ты не забывай, за что воюешь. Кавказский халифат от моря до моря... Шестнадцатый век. Со всем, что ему соответствует. Я так думаю, ничего из этого не получится. Время назад не повернешь.
Рамазан пожал плечами. Над этой стороной вопроса он еще не задумывался. Сейчас для него главное – выгнать отсюда русских.
Они помолчали. Алексей уже принял решение. Он задумчиво проговорил:
– Да... сколько с тобой видимся, а убить друг друга не можем. Вот судьба...
Слабая улыбка тронула губы чеченца. Тон Алексея изменился, стал жестким и холодным.
– Но ничего, сейчас мы это дело исправим... Поднимайся и иди к дереву, что у тебя сзади. Дергаться не советую, патрон в патроннике.
Рамазан медленно поднялся, хотел что-то сказать, но передумал. Он повернулся к Чижову спиной и сделал пару шагов к старой лиственнице с потрескавшейся корой. Алексей взял винтовку в левую руку, правой вытащил из кобуры «стечкин», перехватил его за предохранительную скобу и сильно и резко ударил чеченца массивной рукояткой пистолета сзади, чуть пониже уха. Тот моментально опрокинулся в сырую землю головой вперед. Алексей еще немного протащил его и сомкнул его руки впереди за стволом дерева, заковав их в наручники. Затем сел на прежнее место и снова закурил, ожидая, пока тот придет в себя. Через полминуты Рамазан слабо заворочался и замычал, отплевывая землю, попавшую ему в рот при падении.
– Не шевелись, – сказал русский и поднял винтовку. Металлическая петля, или антабка, соединяющая ствол оружия с крепким брезентовым ремнем, слабо звякнула. «Блин, перетерлась изолента, заново обмотать надо», – мельком подумал Чижов, наводя ствол на коротко стриженный затылок.
Рамазан, услышав этот звук, понял, что оружие поменяло свое положение и поднято в горизонтальное положение. Он замер и перестал дышать. Алексей прицелился и дважды плавно и быстро потянул на себя спусковой крючок. Два раза послышался звук, как будто с шипением открылась бутылка с шампанским. Звук был настолько тихий, что было слышно металлическое лязганье затвора.
