Виктор Доценко - Зона для Сёмы–Поинта
ДПНКа тщательно сверил каждого из новеньких по обычным данным и по фотографиям из личного дела, потом приказал старшему прапорщику с помощниками произвести шмон этапа, после чего снова взглянул на личные дела новеньких, потом снова на старшего прапорщика, ему явно не хотелось заниматься вновь прибывшими зэками в свой предвыходной день. А кому такое захочется?
И майор обратился к старшему прапорщику:
— Вот что, Прокопьевич, отправь‑ка ты их в карантинный барак, пусть до понедельника яйца свои там погреют, а у меня еще дела есть на промзоне, — он вспомнил, что там его ждет уникальный нож мастера.
ДПНКа повернулся и быстро направился в сторону проходной на промышленную зону.
После того как майор ушел, доверив заниматься с новым этапом старшему прапорщику, новеньких окружили встречающие зэки из местной элиты: по всей видимости, с оставшимися представителями администрации они не очень‑то и считались. А те, в свою очередь, делали вид, что они ничего не замечают.
Худой мужчина лет сорока, с землистого цвета лицом и многочисленными наколками на руках, спросил, обращаясь к этапу:
— Пензенские есть?
— Ну, я из Пензы, — угрюмо отозвался молодой парень лет тридцати.
— По какой ходке пришел? — продолжил расспрашивать тот.
— По третьей, а что? — парень отвечал неохотно, ему явно не нравились расспросы незнакомца.
— По каким статьям чалился ранее? — не унимался старожил.
— Кражи и грабеж, а что?
— С кем дружбу водил?
— С Костей–Уралом, с Толиком–Косьяном, с Рыжим Сынком… — перечисляя, парень выпаливал имена с гордостью: мол, не того ты проверяешь.
— Значит, и Сеньку–Трака знаешь? — как бы между прочим, поинтересовался мужик.
— Слушай, земляк, — понизил вдруг голос парень и склонился прямо к лицу пытливого мужика. — А ты, случаем, не цветной? — в лоб спросил он.
— Чего ты буравишь? — с пол–оборота завелся тот.
— А то, что Сенька–Трак уже с год, как с Богом общается! Так что ты, мужик, очень гнилую пробивку используешь! — его глаза смотрели недобро.
— Не держи зла, земляк, — тут же миролюбиво заговорил тот. — Должен понимать, что не всем доверять можно.
— Не всем, и я согласен, но и встречать сразу в штыки любого не стоит: мало ли на кого наткнешься? Понапрасну прикрылся именем — ответ держать будешь: я так понимаю, — парень несколько смягчился.
— Как кличут‑то?
— Чижом меня нарекли!
— Господи, Чижик? — всплеснул тот руками. — Слышал о тебе много чего славного. А меня люди прозвали Васькой Карданом! — он протянул руку земляку.
— Васька Кардан? — удивился парень. — А я слышал, что тебя менты завалили года два тому назад…
— Слухи о моей смерти оказались преждевременными! — он подмигнул.
И только после этого Чижик ответил на его рукопожатие.
— На распределении просись в четвертый отряд, на нас швейка лежит, — шепнул Васька Кардан.
— А ты кто, завхозом там, что ли? — настороженно спросил Чижик.
— Нет, я просто так: погулять вышел, — тот хитро подмигнул, потом достал из кармана пачку чая. — Чифирем побалуйтесь в карантинке, а завтра я еще навещу: подгоню что‑нибудь вкусненькое…
Подобные вопросы и проверки всегда сопровождали всех вновь прибывших с этапа на любой зоне. Вопросами закидывают со всех сторон, и очень редко, кому из новеньких эти вопросы приносят радость.
Зэки, прибывшие с этим этапом, стояли отдельной кучкой и хмуро поглядывали на старожилов, не очень охотно и односложно отвечая на их вопросы.
Сема–Поинт и Семеон стояли хотя и рядом, но чуть обособленно от остальных. Как ни странно, но к ним никто не обратился с вопросом и даже не смотрел в их сторону, словно их вовсе и не было. То ли они обладали маловыразительными фигурами, а потому не внушали уважения, то ли не решались заговорить с теми, кто стоял отдельно от остальных: вдруг что‑то не так с их ориентацией?
Никто из встречавших зэков не догадывался, что Сема–Поинт специально сделал так, чтобы они с приятелем исчезли на время из поля внимания встречавших.
Тем не менее Сема–Поинт заметил быстрый и цепкий взгляд одного невзрачного мужичка лет тридцати пяти. Худющий, как глиста, с кожей, покрытой сплошь угрями и чирьями, он тоже стоял в стороне от остальных и даже не пытался принять участие в знакомстве с новенькими. Он столь явно выказывал свое безразличие, что это сразу бросалось в глаза. Свой быстрый оценивающий и цепкий взгляд он бросил на Сему–Поинта и на Семеона.
Причем это было его второе проявление к ним внимания. В первый раз он среагировал на них, когда они показались в дверях «воронка». Почему‑то на его лице появилась некоторая растерянность.
Скользнув по их лицам во второй раз, он неожиданно наткнулся на пронизывающий взгляд Семы–Поинта и тут же, словно ощутив опасность, отвел глаза в сторону.
Сема–Поинт шепотом спросил Семеона, кивнув в сторону тощего мужичка:
— Ты знаешь эту мерзкую и очень гнусную рожу? — и даже брезгливо передернул плечами.
— Впервые вижу, — так же шепотом ответил Семеон.
Хотя они и старались общаться незаметно, угрястый мужик оказался глазастым: заметил, что говорят о нем, и это явно насторожило его. Он тут же повернулся и медленно зашагал в сторону какого‑то жилого барака.
— Мне кажется, что это первая нас пробивка, — задумчиво проговорил Сема–Поинт.
— А мне кажется, что я догадываюсь не только, кто его послал, но и кто он, — хитро прищурился Семеон.
— Вот как? И кто же?
— Мне описывали портрет этого слизняка, и ты правильно дал ему определение: гнусная рожа…
— Пашка–Гнус! — догадливо воскликнул Сема-Поинт.
— Точно! — кивнул Семеон, — такое впечатление, что просто срисовали для меня его портрет!..
— Что ж, должен заметить, что первый контакт прошел достаточно удачно! — констатировал Сема- Поинт.
— Да, этот слизняк в полной прострации, такое впечатление, что он даже испугался, — предположил Семеон, — интересно, что он Винту скажет…
— Не уверен на все сто, но мне кажется, что уже сегодня нам станет известно о том, что этот Гнус скажет своему хозяину… — задумчиво проговорил Сема–Поинт.
— А мы достойно подготовимся к встрече! — подхватил Семеон и у него даже глаза заблестели.
— Не гони волну, приятель! — осадил его Сема-Поинт. — Вполне возможно, что к нам захотят сначала присмотреться…
Сема–Поинт не мог сказать Семеону, что в глазах Пашки–Гнуса он прочел не испуг, а неуверенность: он явно не знал, что ему делать. А значит, он не станет торопиться и предпринимать активных действий, а просто присмотрится, чтобы определить, кто из них Сема–Поинт. Вполне возможно, это не первый этап, который встречает Пашка–Гнус: наверняка им уже был допущен какой‑то прокол, за который ему и намылил холку Кемеровский Винт.
Прав он или нет, а Сема–Поинт решил особо не напрягаться, но и совсем не расслабляться.
Вскоре вновь прибывший этап привели в карантинный барак, где их встретил завхоз карантинки: высокий стройный парень лет тридцати. У него, несмотря на правила содержания осужденных, черные волосы были несколько длиннее положенных. Тщательно отутюженная черная роба, еле уловимый запах дорого мыла и хорошо выбритые щеки говорили о его чистоплотности и финансовых возможностях.
Внимательно осмотрев новеньких, он чуть дольше задержался на лицах Семы–Поинта и Семеона:
— Братья, что ли? — удивился завхоз.
— Ага, братья–разбойники! — весело ответил Семеон.
— Мы даже не родственники, — вставил Сема- Поинт.
Он выразительно пожал плечами, как бы говоря: «Такое бывает!»
— Ну–ну! — завхоз вдруг радушно улыбнулся. — Привет, земляки! Все меня кличут Тимкой–Бесом. Я — завхоз карантинки, а в понедельник вы придете ко мне на склад получать вещи: одежду, матрасы, подушки, постель! Вас — едва ли не втрое меньше, чем мест в карантинке, а потому сами решайте, на каких шконках вам спать! Вопросы?
— Так мы что, до понедельника будем здесь париться? — спросил кто‑то. — И выходить в зону нельзя?
— Точно так: гулять и курить можно только в пределах локального участка!
Тимка–Бес все говорил и отвечал на вопросы спокойно: просто ставил в известность.
— А питаться как будем? — поинтересовался Семеон.
— Питание будет доставляться прямо сюда, в том числе и горячие блюда. Сегодня ужин уже закончился, поэтому позднее получите его сухим пайком: по пайке хлеба, по банке кильки в томате на двоих, по порции сахара и пачку чая на всех. Кто объединится для чифиря, возьмете у меня «машинку» и пол- литровую банку. Мой совет, если у кого‑то имеется собственная замастыренная «машинка», то советую сразу выбросить: у нас здесь строго с этим!
Автор поясняет, что «машинкой» в колонии называется самодельный кипятильник, сделанный из двух половинок лезвия, кусочка дерева или эбонита между ними и двух кусков провода. Два конца провода подсоединяются к разным кускам лезвия, а другие концы вставляются в розетку. Эта конструкция сильно гудит, не очень долго работает, но вода вскипает очень быстро.
