Фридрих Незнанский - Последняя роль
— Да вот он. Только с собой не забирайте.
— Не заберу, — пообещал Турецкий.
Он быстро пролистал книжечку, раскрыл ее на последней заполненной странице.
«Анна Павловна Каменкова, — прочел он мелкие, но вполне разборчивые синие буковки. — Г.Р. — 1982, пропис. г. Ужгород, Строительная, 45–32».
Александр Борисович развернул раскрытый блокнот к старушке и ткнул пальцем в запись.
— Это она?
Старуха, подслеповато сощурившись, ткнулась сухим носом в страничку.
— Она, кто ж еще?
— Когда она съехала?
— Сегодня в полдень. У меня — как в гостинице, — самодовольно сообщила старушка.
— Ясно. — Турецкий вернул старушке записную книжку. — А вас, извините, как зовут?
— Прасковья Алексеевна Панченко, — сообщила старушка, горделиво приподняв голову. — Не слыхали? — спросила она и сама себе ответила: — Нет, конечно. А когда-то мое имя знал весь город. «Прасковья Панченко — лучший голос области!»
— Так вы певица, — равнодушно произнес Александр Борисович.
— Была когда-то, — со вздохом отозвалась старушка. — Сейчас, конечно, уже не пою. Связки не те. Да и легкие.
— Понятно. Ладно, Прасковья Панченко, спасибо. И простите, что потревожил.
— Да ничего. — Старушка улыбнулась, отчего по лицу ее залучились морщины. — Желаю тебе поскорее найти твою Дину.
— Спасибо.
Александр Борисович повернулся и пошел к двери. Внезапно он остановился.
— Прасковья Алексеевна, — сказал он, обернулся. — Можно мне водички попить?
— А у меня только сырая, — улыбаясь, ответила старушка.
— А я не привередливый. Сгодится и сырая.
— Ладно, — нехотя согласилась старушка. — Ты тут постой, я принесу.
Прасковья зашаркала тапочками на кухню. Едва он скрылась за углом, Турецкий в мгновение ока добрался до двери, ведущей в спальню, и бесшумно ее распахнул.
— Ну, здравствуй! — сказал он и облизнул пересохшие губы. — Давно не виделись, правда?
— Как? — выдохнула девушка. — Как ты догадался?
— Она знала, что тебя зовут Дина. А в разговоре я называл тебя исключительно Дианой, — сообщил Александр Борисович, закрывая за собой дверь и прислоняясь к ней спиной.
Девушка усмехнулась.
— Досадная промашка, — тихо сказала она.
— Бывает и хуже, — сказал Турецкий, разглядывая рыжеволосую девушку, сидящую в кресле.
Дина сидела в кресле, положив вытянутые ноги на плюшевый пуфик. Она была одета в домашний халат цвета пожара. Она медленно подняла правую руку в которой был пистолет, и направила дуло его Турецкому прямо в грудь.
50
— Прасковья — твоя бабушка? — поинтересовался Турецкий.
— Такая же, как ты — дедушка, — в тон ему ответила Дина. — Она здесь ни при чем. Я живу в этой квартире, пока плачу деньги.
— Сесть-то хоть позволишь? — спросил Турецкий, прищуривая колючие серые глаза.
Дина хмыкнула.
— Ничего, постоишь.
Александр Борисович кивнул на пистолет.
— Поосторожнее с этой игрушкой. Кстати, она настоящая?
— Вот нажму на курок, тогда узнаешь.
— Не на курок, а на спусковой крючок, — поправил Турецкий. — Курок взводят и спускают, но на него не жмут.
— Спасибо за бесплатную лекцию. Зачем ты пришел?
Александр Борисович вздохнул.
— Хотел тебя увидеть, — ответил он. — Заскучал.
— Не ври. Ты пришел, потому что тебе что-то нужно. И я хочу знать, что именно?
Александр Борисович помолчал. Потом медленно проговорил:
— Вчера вечером ты подмешала мне в коньяк снотворного. А пока я спал, ты вышла прогуляться во двор.
— Да ну? Что-то я такого не помню.
— Придется вспомнить. Во дворе ты была не одна. С тобой был твой приятель. Длинное пальто, кепка, трость в руке — импозантный старичок. Припоминаешь?
— Нет, не припоминаю. — Дина жестко прищурила золотистые глаза. — Но ты продолжай. Люблю слушать сказки.
— Во время прогулки, — продолжил Александр Борисович, — вы встретили Данилова. После короткой, но эмоциональной беседы Данилов остался лежать на земле с ножом в груди.
Дина слегка побледнела, но пистолет не опустила.
— Что ты на это скажешь? — поинтересовался Александр Борисович.
— Мне не нравятся твои фантазии, — холодно ответила Дина.
Она вздохнула и положила пистолет на тумбочку. Турецкий незаметно перевел дух.
— Полагаю, теперь я могу сесть? — поинтересовался он.
— Делай что хочешь, — устало сказала Дина.
Турецкий шагнул в комнату и сел на стул.
— Ну, вот, — сказал он. — А теперь ты расскажешь мне всё по порядку. Ты ведь намеренно запутывала следы, когда рассказывала мне о том, что Данилов перебивает номера на краденых машинах. Дело вовсе не в машинах? Так?
Дина посмотрела на него пристальным взглядом.
— Давай так, — сказала она, — сначала ты рассказываешь мне свою версию, а потом я тебе — свою. Если обе версии совпадут, ты победил. Но начинаешь ты, это обязательное условие.
— Не слишком ли много условий, девочка? — Турецкий усмехнулся. — Ладно. Моя версия событий такова. Узнав, что я пришел побеседовать с Давыдовым, ты каким-то образом сообщила об этом подельникам Данилова. Сообщила, намекнула — это неважно. Но ты спровоцировала их нападение на меня. Когда меня оглушили, ты воспользовалась ситуацией, чтобы познакомиться со мной. Этакая добрая самаритянка.
— Звучит неплохо, — сказала Дина и сложила руки на груди. — Дальше!
— Дальше ты втерлась ко мне в доверие и рассказала страшные истории о Данилове. О том, что он бандит, что он сумасшедший и так далее. Вместе с тем, ты использовала наше знакомство, чтобы пристальнее ко мне присмотреться и понять, исходит ли от меня реальная угроза.
— И?
— И, видимо, решила, что я для тебя абсолютно безобиден.
— Ты слишком высокого мнения обо мне, — заметила Дина.
— А ты обо мне слишком низкого. По крайней мере, была. Ты решила, что я обыкновенный болван, но на всякий случай решила избавиться от меня. А точнее, посадить меня за убийство Данилова. Таким образом, ты убивала сразу двух зайцев. Избавилась от нежелательного свидетеля и упекла меня за решетку. Но ты не слишком хорошо все просчитала. Всё произошло… неуклюже. Как будто тебе лень было тщательнее всё подготовить и обставить.
— Послушать тебя, так я какой-то монстр, — с усмешкой проговорила Дина.
— Так и есть, — кивнул Александр Борисович.
Девушка взглянула ему в глаза и вдруг сказала абсолютно серьезным голосом:
— Ты не знаешь всей правды. Ты вообще ничего не знаешь.
— Так расскажи мне!
Дина отвела взгляд.
— Почему я должна тебе рассказывать?
— Да потому что я хочу помочь тебе! Помочь тебе избежать тюрьмы. Но для этого ты должна очень сильно постараться. Убеди меня, что ты ни в чем не виновата.
Дина молчала. Казалось, она что-то обдумывает. Турецкий ждал, пока она заговорит.
— Катя работала в салоне «Феерия», — проговорила, наконец, Дина.
— Я в курсе, — сказал Александр Борисович. — Я уже был там.
— Это я подбросила тебе рекламку «Феерии». Я была в театре и видела тебя. На «Генрихе IV».
— Вот оно что, — пробормотал Александр Борисович. — Значит, это была ты? Вот почему мне показалось знакомым твое лицо. Значит, ты и есть ее таинственная подруга.
— Да. Катя не разрешала мне ходить в этот театр. В тот день, когда я увидела тебя, я была в «Глобусе» первый раз.
— Рассказывай дальше! — нетерпеливо потребовал Александр Борисович.
— Я боялась, что ты неправильно поймешь, но ты всё понял. Ты узнал, что Катя работала в «Феерии». И, скорей всего, ты уже знаешь, почему она это делала. Это — ее проклятие, ее болезнь. Только не подумай, что она шлюха.
— И не думаю.
— Катя появлялась в «Феерии» изредка. Когда было совсем уже невмоготу. Она пробовала принимать какие-то лекарства — транквилизаторы, седативные препараты… Иногда это помогало, иногда нет.
— Кого она встретила в «Феерии»? — сухо спросил Турецкий. — Кто ее узнал? Это был Прокофьев?
Дина покачала головой:
— Нет. Иван Максимович всё знал, Катя сама ему рассказала. Он любил ее и хотел ей помочь. Он даже предложил свести ее с врачом, которого он хорошо знал и за которого ручался. Но Катя отказалась. Она боялась врачей, как огня. Боялась, что ее объявят сумасшедшей. Хотя… мне кажется, что больше всего она боялась, что сама поверит в то, что сумасшедшая. Вы ведь знаете врачей. Они умеют убеждать.
Турецкий достал из кармана сигареты, вытряхнул одну на ладонь и вставил в рот.
— Кого она встретила в «Феерии»? — повторил он свой вопрос, вхолостую щелкая колесиком зажигалки.
Дина посмотрела на его безуспешные попытки, взяла с тумбочки свою зажигалку и выщелкнула язычок пламени. Посмотрела, как Турецкий прикуривает, и сказала: