Б. Седов - Авторитет
– Ну что же вы так плоско шутите, Владислав Александрович? – первым заговорил Бруно, сразу же взяв покровительственный, чуть снисходительный тон. – К чему эти загадки? Вася. Какой еще Вася? Детский сад. Несолидно, право слово. При вашей-то известности и вашем авторитете.
– Знаешь меня – это хорошо. Я тебя вижу впервые. Обзовись, кто ты есть, – на лице Рэмбо не дрогнул ни один мускул.
– Бросьте вы свои бандитские обороты, Невский, – поморщился Бруно. – Выросли вы давно из этих детских штанишек. Давайте общаться нормально, без распальцовок и надрыва в голосе. Как и подобает серьезным людям, а не шпане. А насчет, как вы выразились, обозваться, так извольте. Мое настоящее имя вам все равно ничего не скажет. Да и пробить его, даже при всех ваших связях и возможностях, вы не сможете, уверяю вас. Даже через ГУВД. Потому как нет его и не было последние лет сорок ни в базе данных милиции, ни тем более в гражданской. Так что зовите меня просто Бруно.
– Без разницы. Пробивать я ничего не буду. Темы это не меняет, – ухмыльнулся Влад. Его логическое предположение, что влиятельный покровитель наркоторговцев, не замеченный в криминальной среде, но однако же рискнувший предоставить «крышу» нигерийцам, может иметь отношение к спецслужбам, угодило точно в яблочко. Только вот радости от такого прямого попадания Влад не испытывал. Впрочем, как и страха. После череды знаковых событий, происшедших за последние сутки, и мучительной гибели Аллы от рук обколовшихся подонков, ему было все равно. В душе не осталось ничего, кроме слепой и всепоглощающей жажды мести.
– Я не собираюсь тратить время на пустые разговоры, – заявил Невский. – Поэтому вот тебе мой расклад, Бруно. Даю на свертывание сбыта дури ровно сутки. Через двадцать четыре часа ни один из твоих ниггеров не продаст в Питере больше ни одного колеса. И никто не продаст. Если я узнаю, что торговля продолжается – все дилеры будут уничтожены. Все, кого найду. Без разбора. Если ты знаешь, кто я, то должен знать, что слов я на ветер не бросаю. Так что базар закончен. Время пошло, – Рэмбо вскинул руку, демонстративно взглянул на наручные часы и вонзил холодный, пронизывающий насквозь взгляд в седого. Тот хмыкнул и покачал головой.
– Ты ведь умный мужик, Невский. Все бандитские институты прошел, от лысого качка-отморозка до авторитета. Из сотни гнилых раскладов живым и невредимым вышел. Я читал твое досье года три назад. По случаю. Скажи мне, так, просто по-мужски, без надрыва и понтов, какая муха тебя укусила? Скучно стало от жизни, сытой и безмятежной? Денег – хоть жопой ешь, власть – вот она, только руку протяни, бери, пользуйся. Но тебе мало, волчара. Адреналина, крови свежей захотелось? Вряд ли. Думаю, дело в другом, – покачал головой Бруно. – Попробую догадаться. Скорее всего, кто-то из твоих друзей или близких не так давно погиб из-за дури. И ты, как супергерой дешевого американского боевика, решил пойти крестовым походом против наркотиков. И каленым железом выжечь эту заразу в одном отдельно взятом мегаполисе. Я прав? – Бруно скептически прищурился.
– Я не в церкви, – после секундного молчания произнес Невский. – А ты – не священник, чтобы я перед тобой исповедывался. Так что засунь свои предположения в задницу. Я все сказал. У тебя есть ровно сутки, чтобы убедить обезьян остановить продажу дури и живыми убраться из города. Завтра я начинаю действовать. Что не понятно?
– Знаешь, Невский, – вздохнул Бруно, – у врачей-психиатров, работающих в клиниках с тяжелобольными, есть золотое правило: при общении с сумасшедшими всегда во всем с ними соглашаться. Даже если рядом с больным стоят здоровенные санитары с запрещенным законом электрошокером, пудовыми кулачищами и смирительной рубашкой наготове. И пациенты эти, как правило, делятся на две категории. На первых, больных тяжело и неизлечимо, можно смело ставить крест. Это овощи. Всю оставшуюся жизнь они обречены гнить в желтом доме, за железными решетками, гадить под себя и жрать баланду из тухлой капусты. Зато у вторых – всего лишь временное помешательство. Вызванное, как правило, перенесенным сильным стрессом. При грамотном подходе и сбалансированном курсе медикаментозной реабилитации этих несчастных вполне можно образумить и вернуть к полноценной жизни. Но лишь в том случае, если болезнь не запущена. Ты, Невский, сейчас очень напоминаешь такого бедолагу. Шанс опомниться, перестать валять дурака, реально взглянуть на положение дел и не ставить под удар близких и свое окружение пока что есть. Мой тебе совет – не упускай его… Давай совсем уж начистоту, без экивоков. Ты сам прекрасно знаешь, что в мире уже лет пятьдесят существует саморегулирующаяся система отношений, четко отлаженная. Как хорошие швейцарские часы. Можно называть ее как угодно – транснациональный синдикат, международная наркосеть, надгосударственная власть, без разницы. Главное, что помешать этой структуре делать самые большие грязные деньги на планете и реально влиять на политику любой из стран не по силам ни одному государству. Включая таких гигантов, как Соединенные Штаты, Китай и мусульманские страны вроде Индонезии, где за распространение наркотиков полагается смертная казнь, но, согласно статистике, наркоманами до сих пор является от трех до пяти процентов населения. Включая министров и членов парламента. Я знаю, о чем говорю, поверь. Я более двадцати лет работал в этом регионе. Однако есть и другие страны, где борьба вообще не имеет смысла и ведется лишь для видимости. Это наша родная Россия, Голландия, Колумбия и почти все государства Центральной Америки. Почему, как думаешь?
Влад молчал. Лишь катал желваки и глядел не моргая на задвинувшего длинную речь Бруно.
– Мне жаль тебя, Невский, – продолжал тот. – Честно говоря, я вообще удивлен, что столь элементарные истины мне приходится объяснять не сопливому менту, приехавшему из сибирской деревни в город, поймавшему на рынке цыганенка с коробком травы и возомнившему себя Глебом Жегловым, а хозяину третьей по официальному обороту и сумме уплаченных налогов частной компании Санкт-Петербурга. Как видишь, я даже это знаю. Откуда, догадываешься? То-то. – Голос Бруно стал жестче, черты лица острее. – Таких как я, в России всего несколько. Запомни меня хорошо, раз и навсегда. И ни с кем не путай. Я крайне редко лично езжу на стрелки. Но когда мне сообщили, что к похищению обезьянки причастен не только главарь скинхедов Карташов, но и его босс и спонсор, Влад Рэмбо, я решил, что стоит сделать исключение. Я хочу кое-что тебе объяснить, Невский. Я – один из тех умных людей, которые приняли систему, вошли в нее много лет назад и кое-чего в ней достигли. И я знаю возможности этой системы, которая очень не любит, когда в тонкий отлаженный механизм лезут с русским гаечным ключом. Ты сумел заработать огромные деньги. Но когда дело касается интересов системы, ни миллионы, ни даже миллиарды не гарантируют долгую счастливую жизнь. Я могу привести десяток примеров, но это лишнее. Ты опытный бандит и на первом этапе сможешь создать переполох и убить много людей. Затем, поняв свою ошибку, сбежишь за бугор, будешь скрываться в тихом уголке планеты, веря в свою недосягаемость. Но помни – если на тебя поступит заказ, то рано или поздно он обязательно будет выполнен. Не делай роковой ошибки, не пытайся казаться глупее, чем ты есть на самом деле. Позволь себе погулять на свадьбе сына, подержать на руках внуков и дожить до спокойной и безмятежной старости. На мой взгляд – вполне заслуженной. Это все, что я могу тебе посоветовать. А что касается нигерийцев – они останутся в Питере. И будут по-прежнему продавать колеса. Чем дальше, тем больше. Хочешь ты этого или нет. Я тоже не люблю зря сотрясать воздух. Если хочешь меня убить, здесь и сейчас – что ж, убей. Ровно через секунду ты тоже погибнешь. Погибнут наши люди. В какой-то мере это облегчит ситуацию, раз и навсегда решит проблему твоих параноидальных желаний и значительно сократит число возможных жертв. Однако есть и другой выход. Количество трупов может ограничиться несчастным Леоном Нгамиби. Я готов простить тебе его похищение. В надежде на то, что твой уснувший разум все-таки возобладает над губительными и разрушительными эмоциями. Вот и все, что я хотел тебе сказать. Расклад элементарный – или мы тихо-мирно расходимся и больше не создаем друг другу проблем, или, во избежание большой крови, нам обоим гораздо лучше сдохнуть прямо здесь, на месте. Я не камикадзе. Но вполне готов к любому из вариантов. Выбирай!
Бруно замолчал. Сунул руки в карманы пальто. Вопросительно, без тени страха и вообще какого-либо беспокойства посмотрел на Влада.
– Ты хороший оратор, Бруно, – ухмыльнулся Невский. В его глазах плясал зловещий огонь, щека, как это часто случалось у Влада в моменты наивысшего нервного напряжения, то и дело конвульсивно дергалась. На виске пульсировала вена. – Красиво говоришь. Прямо как наш мурманский замполит, кап-три Борисенко, весной девяностого года. Два часа подряд он брызгал слюнями и с пеной у рта пытался доказать призванным из Прибалтики морпехам-дембелям, что после отделения от Советского Союза все три мятежные республики скатятся в прошлый век. К деревянным башмакам, сальным свечкам и сахару по большим праздникам. Нас тогда трое в его кабинете стояло. Литовец, эстонец и я, русский из Риги. И знаешь, где мы его видели, вместе с его краснопузыми баснями? Я…
