Андрей Константинов - Мусорщик
Настя появилась внезапно! Зверев увидел ее и замер с неприкуренной сигаретой во рту… В предгрозовой духоте пробежал холодок по телу. Настя была такой же, как в 91-м! Казалось, она не изменилась вовсе. Казалось, даже сарафан был тот же. И так же горела на золотистой коже нитка красных кораллов.
Завороженный, Зверев смотрел не отрываясь, и зло шипела зажженная зажигалка в правой руке… А Настя остановилась на пороге и посмотрела на небо. Затем обвела взглядом улицу и улыбнулась… В этой женщине был шарм… Все было в этой женщине… предавшей его.
Раскалившаяся зажигалка обожгла руку, и Зверев выругался. Наваждение прошло. Тихорецкая повесила на плечо сумочку на длинном ремне и пошла к автостоянке. Сашка понял, что и сарафан у Насти не тот… от Парфеновой или от Юдашкина… и бусы не коралловые, а — вероятно — рубиновые.
По улице прокатился вихрь, вздымая пыль, взвихривая тополиный пух. Гроза приближалась. Настя подошла к серебристому «мерседесу», вынула из сумочки брелок… «Мерседес» — «жопа чемоданом» — дважды мигнул габаритами.
Обнорский пустил движок. По крыше забарабанили крупные капли дождя. «Мерс» задом выкатился со стоянки и проехал мимо «нивы». Обнорский пропустил пару автомобилей и двинулся следом. Дождь мгновенно превратился в тропический ливень, автомобили включали фары и дворники.
— Куда едем? — спросил Зверев.
— За мадам Анастасией, — ответил Обнорский.:
— Зачем?
— Хочу тебе кое-что показать, Саша. Если, конечно, удастся.
Сашка пожал плечами, поднял с коврика зажигалку. Она была еще теплой. Чиркнул, но зажигалка только фыркнула и зашипела. Он выбросил ее в окно, в потоки воды.
Ехали недолго, минут восемь. Лил дождь, и все время гремело. Настин «мерс» заложил лихой левый поворот и въехал на стоянку перед рестораном.
— Заведеньице неброское, — прокомментировал Обнорский, — но весьма респектабельное… Смотри!
«Мерседес» остановился рядом с темно-синим «вольво». Погасли фары, замерла лапа дворника. Приоткрылась дверца. Одновременно распахнулась дверь «вольво», и упруго раскрылся большой черный зонт. Из салона Настя шагнула под защиту зонта, который держал в руке молодой мужчина в костюме, галстуке, с фатовскими усишками. Все это выглядело как-то по-киношному. Зверев не хотел на это смотреть, но смотрел. Он видел, как Настя прижалась к мужчине с усами. Видел, как он слегка наклонился и что-то шепнул Насте в ушко с горящей рубиновой серьгой, а она улыбнулась. Он еще что-то сказал, и она засмеялась. Из-за расстояния и шума дождя Сашка не мог слышать этого смеха, но он слышал! Было очень больно… Было мучительно больно.
Зверев смотрел не отрываясь. Но зонт вдруг качнулся, наклонился и скрыл лица Насти и ее визави.
Мужчина и женщина, укрытые черной блестящей ширмой зонта, повернулись и двинулись ко входу в ресторан. По улице прокатился хлесткий раскат грома. Запищала где-то рядом автомобильная сигнализация. Хлопнула дверь с зеркальным стеклом, поглотила Настю и ее спутника.
— Что это за гусь? — спросил Зверев.
— Это? Это Настин трахаль… Вице-мэр Миша Малевич. Очень перспективный чиновник, друг Рыжего. Говорят, далеко пойдет.
Неожиданно Зверев рассмеялся.
* * *В зале было всего восемь столиков. Заняты оказались два. Теплились свечи в керамических подсвечниках, звучала музыка из «Волшебной флейты» Моцарта.
Навстречу Анастасии Тихорецкой и Малевичу уже спешил мэтр. Он улыбался, но не по-халдейски, а с достоинством. Поговаривали, что в молодости мэтр отсидел за растление малолеток. Однако это никак не перечеркивало знание шести языков и безусловное обаяние. Да, мэтр улыбался с достоинством.
— Добрый день, — сказал он, приближаясь. — Добрый день, драгоценная Анастасия Михайловна. Я всегда искренне рад вас видеть… Добрый день, Михаил Львович.
— Что же в нем доброго, Игорь Сергеевич? — с улыбкой ответила Настя. — Ужас какой-то творится на улице… потоп!
— Секунду! — сказал мэтр. — Сейчас я угадаю… У вас сегодня настроение «божоле».
— Не угадали, — рассмеялась Настя. — Но… пусть будет «божоле».
— Ай-я-я-й, — горестно покачал головой Игорь Сергеевич, — не угадал. Никогда, Анастасия Михална, я не встречал более загадочной и непредсказуемой женщины…
— Я тоже, — ответила, сверкнув глазами, Настя. Вице-мэр улыбнулся. Когда мэтр удалился, и они сели за столик, Малевич спросил:
— Какое же у тебя сегодня настроение, Настя?
— Ты хочешь знать?
— Конечно.
— Сейчас узнаешь, вице-губернатор, — произнесла она.
Через пару секунд Малевич ощутил узкую Настану ступню у себя между ног.
— Настя! — шепнул он изумленно.
— Что, дорогой? — спросила она, глядя невинно. Нагая ступня прижималась, двигалась ритмично. Вице-губернатор ощутил, как в паху разливается горячая волна.
— Настя, ты сошла с ума!
— Разве?
— Или я сошел с ума, Настя.
— Возможно, дорогой, возможно… Сними ботинок.
— Зачем? — почти с испугом спросил Малевич.
— Догадайся, — ответила Анастасия, глядя по-прежнему невинными глазами. В глазах отражался огонек свечи.
— Черт! — сказал вице-губернатор. — Ты сумасшедшая, Настя.
— Разве? Я так не думаю, господин вице-губернатор.
Малевич кряхтел, вытаскивая под столом правую ногу из ботинка. Настя улыбалась, влажно облизывала розовые губы. Вице-губернатор наконец справился с ботинком и сделал то, что от него требовалось.
— Ты… — сказал он хрипло, — ты без…
— Ах, кажется, я забыла их надеть… — с улыбкой сказала Настя и прикрыла глаза.
Высоко взлетел голос скрипки. Кряхтел Малевич, колыхался огонек свечи в оригинальном подсвечнике.
Когда Анастасия Михайловна приоткрыла глаза, по залу шел мужчина. Лицо, скрытое в полумраке, не разглядеть. Но что-то было знакомое в его облике… очень знакомое. Настя плотно сжала горячими ляжками ногу вице-губернатора. Мужчина сел за дальний столик спиной к Насте. Джинсовая рубашка со следами дождя плотно охватывала мощные плечи… К нему подошел официант, что-то сказал, а мужчина что-то ответил. Миша Малевич кривил чувственные губы…
Тихорецкая вглядывалась в затылок мужчины за дальним столиком. Что-то ее тревожило, настораживало… большой палец правой ноги вице-губернатора двигался слишком медленно.
Официант вернулся и принес незнакомцу — но знакомому! знакомому, черт побери, незнакомцу — фужер то ли воды, то ли водки… «Чушь, чушь! Что мне этот мужик?»
— Быстрее, — шепнула Настя, откинулась на спинку стула. Большой палец правой ноги вице-губернатора в намокшем шелковом носке вонзился в горячую плоть. — А-а-ах… Ну, быстрее.
Мужчина повернулся к Анастасии Михайловне и поднял фужер… Хрустально сверкнула грань ножки… Снял темные очки. Как кинжалы встретились взгляды.
— А-а-ах! — выдохнула Настя.
Зверев выпил водку, ухмыльнулся и встал из-за стола. Настя закрыла глаза. Когда она открыла их, никакого Зверева не было.
И она совершенно не могла сказать: а был ли он вообще?
— Кто? — удивленно спросил Миша.
— Я, кажется, действительно сумасшедшая, дорогой…
— О да, дорогая. Ты — крейзи… Но — прекрасная крейзи.
Анастасия Михайловна посмотрела на дальний столик. В свете свечи на темной полированной столешнице лежали темные очки и стоял пустой фужер.
* * *Вечером в квартире Зверевых зазвонил телефон. Подошла к аппарату Ирина Ивановна, сняла трубку.
— Александра? Минуточку… тебя, Саша.
Он знал, что этот звонок обязательно будет. Он ухмыльнулся и взял трубку:
— Алло.
Как и предполагал, в ответ услышал молчание.
— До встречи, ваша честь, — сказал негромко Зверев. — До скорой встречи.
* * *Вечером в доме Зверевых была отвальная. К Сашке пришли Обнорский с подругой («С журфака?» — спросил Зверев в прихожей негромко и ехидно. «Не. — ответил Андрей так же ехидно, — с филологического. Но разницы никакой… в смысле фака»), и Семен Галкин. Семен Борисович пришел в галстуке. Увидев галстук, Зверев оценил значительность момента.
— Что попугая не принес? — спросил Сашка.
— Так он же, сволочь, нецензурно выражается, — ответил Галкин.
— Да? — удивился Сашка. — От кого же, интересно, научился?
— Ума не приложу. — сказал Семен задумчиво. — Посторонних в доме не бывает. Сам я, Саша, глубоко-таки полуинтеллигентный человек… Портвейн пью. Ну, ты же понимаешь?
— Действительно, — сказал Зверев. Задумался, потом спросил: — А может-таки он у вьетнамцев научился?.. Они такие, вьетнамцы!
— Точно, — просиял Семен. — Не иначе от них, блядей узкоглазых. Они меня недавно сионистом обозвали… тьфу, матерщинники!
— Точно, — сказал Обнорский, — вьетнамцы могут. Я вот на Ближнем Востоке служил…