Андрей Константинов - Мусорщик
— Я… — пытался что-то сказать Эрлих, но ему не дали.
— Ты же тачку Ибрагима стукнул! — сказал другой голос.
— Ребята, давайте поговорим спок…
— В детском саду ребята остались, пидорюга ты паскудная.
— Но я не хотел, вы же сами по тормозам…
— Че ты вякнул?
— Я хотел сказать…
— Че ты вякнул?! Ты башку включи — ты тачку Ибрагима, — (браток выделил имя. Оно прозвучало как имя божества — ИБРАГИМА!), — разбил, урод. Врубаешься, пенек?
— Но… я… Я отремонтирую. Оба братка захохотали. Они смеялись не очень искренне, но Эрлих этого не замечал.
— Ты что, совсем плохой? Ибрагим на битых тачках не ездит. Теперь тебе придется купить ему новую.
— Как новую? — спросил Эрлих. — Там же только подрихтовать, подкрасить… Там же только бампер… фонари…
— Там даже бампер и фонари стоят дороже твоей сраной «волги», чучело. Но не в этом дело. Тебе русским языком сказали: Ибрагим на битых тачках не ездит… Новую купишь, понял?
— Но… как же? У меня нет таких денег.
— Херня. Машину продашь, квартиру продашь… Бабу на панель пошлем. А тебя в Чечню придется продать.
— Как… в Чечню? Вы что, ребята?
Зверев усмехнулся и понял, что пора включаться. Он положил диктофон в карман и надел куртку. Провод к микрофону проходил через рукав и фиксировался зажимом. Обнорский проинструктировал, как пользоваться этой «шпионской» техникой, чтобы получить качественную запись и не засветиться. Вечером порепетировали, получилось удачно. Сашка надел темные очки и толкнул рукой дверь. Пожалуй, его маскировка была излишней — навряд ли Эрлих узнал бы в нем опера, с которым беседовал почти пять лет назад. Да еще в сумерках, да всего несколько минут.
Да и Звереву трудно было бы узнать уверенного в себе нейрохирурга в оплывшем и насмерть перепуганном мужике. Эрлих был подавлен, считал, что попал в руки коварных и беспредельно жестоких чеченцев… теперь из него хоть веревки вей.
— Ну, — сказал Зверев с порога, — что тут у вас?
— Да вот, Паша… Дураком прикидывается, не хочет платить, урод. Денег, говорит, нет.
— Ага… — произнес Сашка, усаживаясь верхом на стул, — денег, значит, нет?
Эрлих смотрел на него беззащитными без очков глазами, часто моргал. Ему было очень страшно.
— Ты где бабки куешь, фокусник?
— Я? Я врач. Нейрохирург.
— Ага… простой доктор, значит. Э-э, брат, да ты темнишь.
— Я правду говорю, — горячо произнес Эрлих. Братки заулыбались, а Зверев закурил и спросил, глядя на врача пристально:
— Простой, значит, доктор, а ездишь на «волге»… ага?
— Она старая уже, — сказал Эрлих. Сашка отлично знал, когда куплена «волга», но с понтом взял в руки техпаспорт и ответил:
— Так… девяносто первый год. Ай да ты жук! Самый пик инфляции, а ты «волгу» оторвал. Наркотики у больных стариков воруешь, гнус?
— Нет… нет, честное слово…
— Ага… значит, взятки берешь?
— Ну что вы… ну зачем так?
— А как иначе? Врачи в России впроголодь живут, на трамваях ездят. А ты вон какой упакованный. Квартира, поди, кооперативная. А? Да и «волга» как игрушечная. А, лепила?
Эрлих как-то обреченно вздохнул и сказал:
— Я много лет копил… экономил. Братки снова издевательски захохотали. Зверев тоже улыбнулся:
— Ага. Значит, воруешь наркоту. Это правильно — нам будешь поставлять. Глядишь, часть долга закроем. На «волгу»-то наворовал.
— Нет! — воскликнул Эрлих. — С «волгой» по-другому вышло.
— Вышло… Вышло дышло. Что ты меня-то лечишь? — спросил Зверев, напрягаясь, потому что подошли к самому главному. — Скажи еще, что тебе ее подарили благодарные больные.
Эрлих кашлянул и ответил:
— Почти.
— Что «почти»?
— Почти подарили.
— Ой-е-ей… произнес Зверев и показан браткам глазами на дверь. Те вышли, но нейрохирург этого, кажется, не заметил. Как не заметил и того, что изменилась сама тема разговора: с разбитого «мерса» на его, Эрлиховы, доходы. А потом еще конкретней: на «волгу». — Ой-ей, доктор. Так врать нельзя. Стыдно.
— Нет, правда. Я сильно помог одному человеку, и меня отблагодарили… Я копил на «волгу», а эта сраная инфляция все срубила под корень. Но мне повезло. Подвернулся человек, которому понадобилась помощь. Он мне… компенсировал.
— Интересно, доктор, — сказал Сашка вполне доброжелательно. Он незаметно для Эрлиха сменил тон, перестал называть его гнусом. — А за что такие подарки?
— Ну… так вышло, — неохотно сказал Эрлих.
— Нет, доктор, это не разговор. Ты же видишь — я с тобой по-человечески. Можно сказать, хочу тебе помочь…
— Помочь? — ухватился нейрохирург за соломинку.
— Конечно. У нас, сам понимаешь, работа специфическая… бывает, что требуется медицинская помощь. Неформальная, так сказать. Неафишируемая. Найдем общий язык — можно будет забыть про этот «мерс», пораскинуть мозгами, поискать вариант компромисса.
Эрлих вскинулся:
— Я — всегда. Я же заведующий отделением и с огромным удовольствием… Вас, простите, как величать?
— Паша, — ответил Зверев. — А что ты можешь, доктор?
— Многое… Могу, например, диагноз нужный устроить.
— А что это значит? — спросил Зверев без всякого интереса.
— Ну вот, например… ну, с той же «волгой». Одному человеку понадобилось создать ситуацию с травмой, которой на самом-то деле не было.
— Не понял, — сказал Зверев. — На хрен это нужно?
— Э, — ответил Эрлих, — не скажите, Паша… разные ситуации в жизни бывают. Кому-то алиби нужно создать. Кому-то по психиатрии закосить…
— Ты же не психиатр, доктор.
— Верно. Но я могу человеку документы оформить, что у него сто сотрясений мозга было. И даже имитировать трепанацию. Черепа… Для психиатра это о многом говорит.
— Так, так, — сказал Сашка. — Это может быть полезно. Расскажите поподробней, доктор.
— Да все очень просто. Тут главное избежать участия лишних людей.
— То есть?
— Обычно больных с травмами головы привозят по «скорой». То есть в деле задействована масса народу: бригада «скорой», дежурный в приемном отделении и так далее… А если мы с вами имеем предварительную договоренность, то вы сами привезете случайно якобы подобранного на улице человека с разбитой головой. Окровавленные тряпки и прочая атрибутика… А я якобы случайно окажусь в приемном отделении и с ходу сам заберу больного под себя. Понятно?
— Понятно, — мрачно произнес Зверев.
Теперь ему действительно все стало понятно. В кармане крутился диктофон, фиксировал откровения нейрохирурга… Он еще что-то говорил, но Зверев не слушал. Все стало на свои места. И пронзило болью, оглушило. Голос Эрлиха доносился издалека, бубнил, бубнил. Сашке хотелось заткнуть его ударом кулака.
Он взял себя в руки.
— Стоп! — сказал он. — Стоп, доктор… я понял. Все понял. Скажи-ка мне, доктор, осечки не будет?
— Ну что вы! Схема отработана.
— Отработана, — механически повторил Сашка. — А на ком отработана?
— Это не важно, Павел…
— Я сам буду решать, что важно, а что нет. Понял? Кому и когда ты помогал имитировать травму головы?
Впервые за все время «беседы» Михаил Давыдович заподозрил, что происходит что-то «не то». Он с удивлением посмотрел на Зверева и спросил:
— Да зачем вам?
— Тихорецкой ставил диагноз? — мрачно произнес Зверев.
Эрлих вытаращил глаза:
— А откуда вы…
— Ну, быстро! Тихорецкой?
— Я не понимаю.
— Слушай ты, урод… Или ты сейчас быстро расскажешь правду и отделаешься стоимостью ремонта этого сраного «мерса», или тебя действительно оберут до нитки, а потом продадут в рабство.
— Я… расскажу. Но зачем?
— Тебя не колышет. Ну, давай по порядку. С именами, фамилиями, датами… Как на исповеди, доктор.
Эрлих потер лоб, посмотрел на Зверева затравленно. Хотел что-то спросить, но не спросил. Потом начал говорить:
— В самом конце октября… дату, конечно, не помню…
— Год?
— Год? Девяносто первый… какой же еще? В самом конце октября ко мне пришел наш юрисконсульт — Костя Старцев.
— Отчество?
— Константин Евгеньевич Старцев. Сейчас он у нас уже не работает — спился. Так вот: пришел Костя. Помочь нужно, говорит, одному хорошему человеку. Хорошему, отвечаю, обязательно нужно. А в чем проблема? Он: так, мол, и так. Есть женщина, ему не безразличная… понимаете, любовь у них?
— Понимаю, — сказал Зверев и стиснул зубы. Эрлих не заметил.
— Нужно, говорит, имитировать травму головы. Я ничего не понял. Зачем? Говорит: не важно, в накладе не будешь. Я, вообще-то, не хотел в это вписываться. Что-то там такое не очень чистое было… Но с Костей у меня приятельские, можно сказать, отношения. Да и деньги… я копил на машину… а инфляция. Понимаете? — (Зверев кивнул). — В общем, я согласился. Обговорили детали.
