Андрей Воронин - Русская сталь
— Да он тебя сейчас первый на куски порвет, — сообщил Картавый. — Он тот самый, на кого ты и твой друг навели весь Крым.
— Я не причиню вам вреда, — поднялся с места Глеб. — Я просто любознательный по природе человек и для общего развития хочу уточнить все детали. Так звонили вы или нет? Это ведь не тяжкое преступление. Вы хотели помочь хорошим людям, отплатить добром за добро, предупредить об опасности.
— Мне больно. Пусть он уберет пушку.
Картавый отнял дуло от чужой щеки, замахнулся рукоятью, заставив управляющего втянуть голову.
— Клянусь, не звонил, — трагично произнес Григорий Евсеич, адресуясь исключительно к человеку в черном.
— Почему же Картавый узнал голос?
— Без понятия. Это его трудности.
— Нет, сука, это твои большие трудности.
— А слышимость была хорошая? — поинтересовался Глеб у Картавого.
— Откуда я сейчас помню? Хотя нет, помню, хреновая, в трубке трещало. Здесь у нас вообще сотовая связь пятнами работает. Едешь в тачке по трассе — то есть связь, то нет.
Теперь Сиверов почти не сомневался: кто-то выдал себя по телефону за управляющего казино. Истинные противники явно не страдали от излишней самоуверенности. С самого начала не исключали, что гость из России может выйти сухим из воды и попробовать отмотать цепочку назад — откуда пошла легенда о киллере?
— Звоните в Москву вашему Зиновьеву.
— Сейчас, — Григорий Евсеич с готовностью взялся за трубку.
— Нет, только не со своего телефона. Позаимствуйте мобильник у кого-нибудь из подчиненных.
— Да-да, вы правы, — закивал управляющий, озабоченно дотрагиваясь до фиолетового кровоподтека, оставленного дулом «пушки». — Я бы и сам сообразил. Но человеческая грубость всегда выводит меня из себя и лишает трезвости мысли.
Прекрасно понимая, на чьей стороне сейчас сила, он бросил уничтожающий взгляд на Картавого.
— Убедите своего московского друга вспомнить все до мелочей, — посоветовал Глеб. — Пусть только не говорит, будто спьяну услышал чужой разговор. Мобильник дважды промурлыкал о недоступности абонента.
— Наверное, занят, — посетовал Григорий Евсеич. — В это время у них в казино самая запарка.
— Звоните по другому номеру, какому хотите. Звоните в казино и срочно требуйте Зиновьева.
— Сейчас, секундочку.
Управляющий извлек из ящика стола целую кипу ярких проспектов с рекламой казино во всех частях света — от Лас-Вегаса и Монте-Карло до Петропавловска-на-Камчатке и Махачкалы. Стал быстро и суетливо просматривать, швыряя ненужное на пол.
— Вот оно, «Колесо фортуны». Сейчас-сейчас, на обороте должны быть номера.
Нервно жуя губами, управляющий пробежался по кнопкам кривым пальцем и попросил разыскать Зиновьева по делу, не терпящему отлагательств. Глеб расслышал ответный вопрос:
— Куда вам перезвонить?
— Ничего, я подожду. Так вернее.
Прошло долгих пять минут. Евсеич порывался дать отбой, подозревая, что оборвалась связь. Сиверов знаком его остановил. Наконец в трубке прозвучал растерянный голос:
— Тут такое дело… Мы его еле нашли. Он был в подсобном помещении. Глеб уже все понял и с досадой хлопнул по столу. Евсеич продолжал настаивать:
— Так дайте ему трубку, черт возьми!
— Понимаете… Он мертвый. Евсеич прикрыл глаза, словно ему продемонстрировали труп в натуре.
— «Скорую» вызывали?
— Уже вызвали. У него… отверстие в голове…
Похоже, в Москве ожидали звонка из Крыма на мобильник Зиновьева. Первый же такой звонок послужил сигналом к действию.
ГЛАВА 32
Из пассажиров, значащихся в списках сорок первого года, в живых удалось обнаружить не больше полутора десятков человек — в ФРГ, Италии и Дании. Одну женщину нашли в больнице при смерти. Перевели ее в другую, дорогую клинику, заплатили за лечение, но изношенное сердце не выдержало: пациентка скончалась. Родные так и не поняли, кто пытался оказать им услугу: странные благотворители не оставили своих координат.
Эти же «благотворители» разыскивали родственников и потомков тех гестаповцев, чьи донесения были подшиты в папку по делу Лаврухина. Но и здесь их ждало разочарование. В военное время сотрудники страшного ведомства не делились деталями своей работы дома — каждый давал подписку о неразглашении. После войны уцелевшие отсидели приличный срок. По возвращении они не горели желанием вспоминать «славные деньки». Потомки в подавляющем большинстве стыдились прошлого своих отцов и дедов, не хотели о нем ничего знать.
В давнишних донесениях значилось следующее: изначально в Лаврухине подозревали мошенника, члена преступной группы, намеренной совершить на корабле крупную кражу и исчезнуть в нейтральном порту. Однако уже через полтора часа после отплытия личность его удалось идентифицировать.
Стало ясно, что русский эмигрант приобрел билет на круиз с другой целью — скорее всего она как-то связана с сотрудниками советского посольства. В конце концов его поведение позволило сделать вывод: он ищет способ что-то передать соотечественникам.
Тактика выжидания не принесла плодов. В канун прибытия в порт Мальме было решено арестовать русского и немедленно подвергнуть обыску. При попытке задержания возле собственной каюты он оказал вооруженное сопротивление: выстрелом из револьвера убил одного сотрудника и ранил другого.
Прорвавшись в каюту, Лаврухин вскрыл иллюминатор. Отверстие имело достаточно большой диаметр, это позволило русскому выброситься наружу. Его накрыло волной, закрутило и чуть не ударило о борт. Все-таки он вырвался на спокойную воду и попытался скрыться вплавь.
Пассажиры тогда ничего не заподозрили — часть людей успела уснуть, часть вышла из кают, чтобы понаблюдать за швартовкой судна. В этот поздний час пустовала правая часть палуб, обращенная в противоположную от берега сторону, — все разглядывали приближающиеся портовые огни. В коридоре тоже было пусто, выстрелы расслышали только несколько человек в соседних каютах.
Правда, некоторые пассажиры на палубе заметили спуск шлюпки. Им ответили, что она доставит на борт лоцмана из порта. На самом деле она отправилась в погоню. Русский попытался отстреливаться на плаву, но патроны подмокли, и револьвер несколько раз дал осечку.
Понимая свою обреченность, пловец не захотел сдаться живым и ушел под воду. За ним нырнули несколько матросов судна, вытянули на поверхность и погрузили в лодку. Но откачать уже не смогли. Вскрытие показало покрытое рубцами сердце — слишком изношенное для человека, которому чуть больше пятидесяти.
В результате планы русского не удалось выяснить, кроме револьвера, ничего существенного при нем не нашли. Почти сразу же возникла версия, что он почуял слежку еще на борту и постарался избавиться от важной улики. Тщательный досмотр каюты и прочих мест на пароходе, где он побывал, результатов не дал. Все сотрудники, причастные к отработке русского на «Фридрихе», получили строгие взыскания…
Теперь, спустя шестьдесят лет, заинтересованной стороне приходилось ставить приманки для капризных стариков и старух, возвращать их в прошлое. Они должны были заметить беспокойного человека с худым лииом — славянский тип, печать одиночества и усталости среди лоска и оптимизма вокруг.
Ничего толком не удавалось выудить. Но работа продолжалась — каждый день в разных городах и странах.
***
В просторном помещении с кондиционированным воздухом собрались три ответственных сотрудника корпорации — больше никто здесь, в головном офисе, не имел понятия о сути дела.
— По Алисе результат нулевой, — начал первый. — В письмах он ничего не писал на эту тему. Наверное, боялся, что всю корреспонденцию за рубеж немцы просматривают.
— В общем, так оно и было. Гестапо с тридцать третьего года уже работало на полную катушку.
— За точность перевода можно ручаться? — спросил третий сотрудник.
— Конечно. В дневниках ее прадеда тоже нет ничего конкретного. Один раз, правда, упомянуто о талантах Лаврухина. Я выписал себе на всякий случай. «Он должен был стать великим ученым, изобретателем», — буквально так.
— Не густо. Почему вы вообще решили, что Лаврухин мог поделиться деталями своего рецепта? Какой смысл пересказывать их неспециалисту?
— Как врач, Арсен должен был иметь понятие о химии. В металлургии наверняка был профаном, но состав присадок мог понять. Но дело в другом. Живя в Германии, Лаврухин понимал, что может быть задержан для допроса уже только за свое иностранное происхождение. Заодно квартира подвергнется обыску. Наверняка он тщательно прятал крест, а записей вообще не оставлял. Его не могла не посещать мысль, что открытие пропадет бесследно, если с ним самим случится несчастье.
— Он ведь вошел в контакт с советником посольства.
— А раньше? Открытие по сути было сделано уже давно. Лаврухин мог найти оказию и, минуя государственную почту, переслать другу запечатанный конверт. Краткий набор формул и точное указание — кому и в каком случае передать рецептуру.
