Алистер Маклин - Золотые Ворота
— Согласен с тобой. А теперь попытайся поразмышлять вслух.
Молодой человек отрицательно покачал головой.
— Я по натуре не ведущий, а ведомый.
— И все же попробуй.
— Попробую. Я могу говорить все, что думаю? Брэнсон кивнул.
— Во-первых, я совершенно уверен, что ван Эффен не спрыгнул с моста. Он не из породы самоубийц. У него была хорошая перспектива в самом ближайшем будущем заполучить целое состояние, оценивающееся семизначными цифрами. Этот человек не из тех, кто предает. Вы сказали, что я могу говорить свободно, поэтому позволю себе пофантазировать. Если бы даже ван Эффен решил отказаться от состояния и предать нас, ему следовало бы пройти около двух тысяч футов на север или на юг. Джонсон обязательно его заметил бы. Значит, произошел несчастный случай.
— Думаю, ты прав.
— И Ревсон тут ни при чем. Единственный, кого я мог бы заподозрить, это генерал Картленд. Очень опасный человек. Но Петерс настороже, он бы не проморгал. Что до Ковальски — ничего бы не случилось, если бы Ковальски оставался с нами, — Крайслер немного помолчал и продолжил: — Я все время думаю о том, был ли несчастный случай с Ковальски и в самом деле несчастный, или произошло что-то другое?
— Я тоже об этом думаю. И к какому выводу ты пришел?
— В наших рядах — предатель.
— Тревожная мысль — от нее нельзя просто так отмахнуться. Нужно все обдумать. Хотелось бы понять, зачем кому-то понадобилось отказываться от целого состояния?
— Кто знает? Правительство могло пообещать этому человеку удвоить его долю, если...
— Это одни догадки, — нахмурился Брэнсон. — Нельзя подозревать всех и вся. Это создаст крайне нервозную обстановку. Мы не можем себе этого позволить. Итак, что ты думаешь о судьбе ван Эффена?
— Думаю так же, как и вы: его сбросили с моста.
В это время ван Эффен уже был на берегу, в автобусе, где размещался передвижной узел связи. Напротив него за столом сидели Хегенбах и Хендрикс. У дверей стояли вооруженные полицейские. Когда ван Эффен очнулся и узнал, где он находится, то был так потрясен, что даже утратил свою привычную бесстрастность. Вдобавок ко всему после отравления газом у него кружилась голова.
— Выходит, я недооценил Ревсона? — удивился ван Эффен.
— Когда попадете в тюрьму «Сан-Квентин», там многие согласятся с вами, — заметил Хегенбах. — Можете рассчитывать самое малое лет на десять без надежды на сокращение срока за примерное поведение.
— Что ж, в каждом деле есть свой риск.
— Однако ваше положение не столь уж безнадежно.
— Не понял, что вы имеете в виду.
— Мы можем заключить сделку.
— Никаких сделок!
— Вам нечего терять, а приобрести можете многое. Как минимум, несколько лет жизни.
— Никаких сделок!
— Ваше поведение похвально, но, увы, оно вам ничего не даст, — вздохнул Хегенбах. — А вы, Хендрикс, согласны со мной?
Хендрикс обратился к полицейским:
— Наденьте на него наручники и отвезите в военный госпиталь, в палату особого режима. Скажите врачам, что мистер Хегенбах скоро прибудет.
— Госпиталь? Вы собираетесь использовать наркотики?
— Если не хотите сотрудничать с нами, мы обойдемся и без вашего согласия. Вы можете помочь нам, будучи и в бессознательном состоянии.
— Вы прекрасно знаете, что ни один суд не примет признаний, полученных под действием лекарств, — презрительно улыбнулся ван Эффен.
— Мы не собираемся добиваться от вас признаний. У нас уже сейчас есть все, чтобы засадить вас на весьма длительный срок. Все, что нам нужно, — это немного информации, которая может пригодиться. Хорошая смесь барбитуратов и кое-каких трав — и вы запоете, как жаворонок.
— Может быть, — по-прежнему презрительно произнес ван Эффен. — Но даже вам придется подчиниться законам нашей страны. Лица, добывающие информацию незаконными способами, преследуются по закону, они подлежат немедленному аресту.
— Дорогой мой, — ласково заметил Хегенбах, — думаю, вы слышали о полном прощении, дарованном президентом? Или вы забыли о том, что похитили самого президента?
Без десяти три лейтенант военно-воздушных сил навел окуляр прибора ночного видения, установленного на южном берегу, на прожекторы, освещавшие Южную башню моста, и нажал на кнопку. Всего один раз.
Без пяти три трое мужчин взобрались на странного вида транспортное средство с низкой посадкой. Невзрачного вида мужчина в серой куртке сел за руль, двое других устроились сзади. Оба пассажира были в серых комбинезонах и казались на удивление похожими: оба крепкие, лет под сорок. Звали их Кармоди и Роджерс. По их внешнему виду трудно было догадаться, что они являются специалистами по взрывам. Кармоди держал в руках матерчатую сумку, в которой находились комплект инструментов, два баллончика с аэрозолью, моток крепкого шнура, липкая лента и фонарик. В такой же сумке Роджерса лежали портативная рация, термос и сандвичи. Эти люди прекрасно знали свое дело и хорошо подготовились к заданию, выполнение которого, судя по всему, должно было занять немало времени. Каждый из них был вооружен пистолетом с глушителем.
Ровно в три часа утра погасли огни на мосту Золотые ворота и в северной части Сан-Франциско. Водитель в серой куртке включил машину, и электромобиль почти бесшумно двинулся в сторону Южной башни.
В автобусе, где располагался центр связи, раздался звонок, и дежурный полицейский взял трубку. Брэнсон желал побеседовать с Хендриксом. Настроение у Питера было далеко не радужное.
— Начальника полиции сейчас нет, — ответил дежурный.
— Так найдите его!
— Не могли бы вы сообщить мне, в чем дело...
— На мосту снова погас свет. Немедленно найдите Хендрикса!
Полицейский положил трубку рядом с аппаратом и прошел в конец автобуса. Хендрикс сидел у открытой двери. В одной руке у него была переносная рация, в другой — чашка кофе.
— Говорит Кармоди. Шеф, мы сейчас внутри Южной башни, а Хопкинс со своей машиной уже на полпути обратно.
— Спасибо. — Хендрикс выключил рацию. — Что, Брэнсон звонит? Забеспокоился?
Хендрикс не спеша допил кофе, подошел к телефону и зевнул.
— Я спал. Можете ничего мне не говорить. Снова погас свет. Всю ночь что-то гаснет то в одном, то в другом конце города. Не кладите трубку.
Брэнсон ждал. Через весь президентский автобус к нему бегом бросился Крайслер. Президент сонно посмотрел на молодого человека. Король и принц мирно храпели. Брэнсон, с трубкой в руке, огляделся.
— Южный прожектор вышел из строя, — доложил Крайслер.
— Этого не может быть! — лицо Брэнсона напряглось. — Что случилось?
— Не знаю. Прожектор погас. С генераторами все в порядке.
— Тогда беги к прожектору, освещающему Северную башню и поверни его в другую сторону. Нет, подожди!
В трубке снова послышался голос Хендрикса.
— Значит, через минуту? — переспросил Питер начальника полиции и обернулся к Крайслеру. — Отставить! Сейчас снова дадут свет. — Брэнсон снова заговорил в трубку. — Не забудьте, я хочу, чтобы Квори позвонил мне ровно в семь.
Брэнсон положил трубку и пошел по проходу. Его остановил вопрос президента.
— Когда же кончится этот кошмар?
— Это зависит от вашего правительства.
— Я не сомневаюсь, что правительство выполнит ваши требования. Вы заинтриговали меня, заинтриговали нас всех. Всем хочется понять, чем вам так досадило общество?
— Что мне общество? — улыбнулся своей индифферентной улыбкой Брэнсон.
— В таком случае, что вы имеете против меня лично? Зачем понадобилось меня публично унижать? Со всеми другими людьми вы были неизменно любезны. Разве не достаточно того, что вы взяли меня в заложники и получите выкуп?
Брэнсон не ответил.
— Может быть, вам не нравится моя политика?
— Политика меня не интересует.
— Я сегодня разговаривал с Хендриксом. Он рассказал мне о том, что ваш отец — очень богатый человек, банкир, живет на Восточном побережье. Он у вас мультимиллионер. Или вы завидуете мне как человеку, которому удалось подняться на вершину? Или не в силах дождаться, пока унаследуете отцовский банк и его миллионы, поэтому выбрали другой путь, преступный. Но на этом пути вы немногого добились. До нынешней акции вас никто, кроме нескольких полицейских, не знал. Вы неудачник, поэтому завидуете другим. Рещили отыграться на самых известных людях Америки?
— Вы, господин президент, никудышный диагност и такой же психолог. Да, да, понимаю, я снова оскорбляю вас, правда, теперь уж один на один. Но довольно болтовни. Подумайте о том, что ваши решения влияют на жизнь двухсот миллионов американцев.
— Что вы имеете в виду?
— Хочу сказать, что вы можете серьезно заблуждаться. Например, заговорили о Брэнсоне-старшем, этом неподражаемом образце добропорядочности и процветания, который на самом деле двуличный негодяй. Таким он был, таким и остался. Говорите, мой папаша известный банкир? И много пользы он принес своим вкладчикам? Большинство из них — люди со скромными средствами. Когда я работал у него, понял, за счет чего наживается мой отец. Да я бы не взял и доллара у этого негодяя! Мы-то, по крайней мере, грабим богатых. Он не лишал меня наследства — я не доставил ему такого удовольствия. Просто сказал все, что думаю о нем, и ушел. А известность — зачем она мне?
