Роже Борниш - Плицейская история
Мы с Толстым пьем уже по шестой чашке кофе. Без четверти одиннадцать. Через пятнадцать минут Матье и Пузатый должны быть у Эмиля, чтобы пять минут спустя отправиться к «Мамаше Одю».
В одиннадцать часов десять минут на углу двух бульваров устанавливается полицейское заграждение. Пытаясь удовлетворить профессиональное любопытство, я подхожу поближе и демонстрирую охраннику свою бляху.
— Мы получили приказ останавливать все черные «пежо», так как только что на одном из них скрылись опасные преступники, совершившие вооруженное нападение.
Когда я передаю новость Толстому, он едва не падает в обморок.
— Все к чертям! — стонет он. — Когда они подъедут к заграждению, Матье не сможет остановить Бюиссона, и тот будет стрелять, чтобы спасти свою шкуру. Мы будем соучастниками убийства и сообщниками по доставке оружия, машины и прочего, не считая ответственности за укрывательство преступника. Какой позор! Я этого не переживу.
Он снова вытирает вспотевший лоб.
— Если Бюиссон будет стрелять, то Матье непременно расколется и скажет, что револьвер и пули были мои. Ни судьи, ни начальство никогда не поверят в то, что мы действовали в интересах общества. А наши конкуренты будут злорадствовать, высмеивая нас и потешаясь над нашими методами.
Время от времени, едва дыша, мы звоним на улицу Соссе, чтобы узнавать новости. В восемнадцать часов мы возвращаемся в контору и получаем телеграмму из провинции: «Посылка дошла. Матье».
Мы с Толстым заключаем друг друга в объятия.
* * *
Трактир «У мамаши Одю» пришелся Эмилю по душе. Расставаясь с Матье и Пузатым, он решил выпить за успех шампанского и угостить хозяина.
Его комната на первом этаже выходит во двор, за которым начинаются поля. Эмиль наблюдает в окно за коровами, пасущимися на лугу. Он проснулся утром от птичьего гомона, и хозяин дал ему заряженный свинцом карабин. Эмиль с удовольствием дышит чистым загородным воздухом, мысленно благодаря Матье.
Робийяр и Пузатый должны приехать к нему 7 июня, он ждет их.
Наконец они снова собираются вместе.
— Матье — настоящий ас, — заявляет немного захмелевший Пузатый. — Одно удовольствие ехать с ним в машине, он может свободно участвовать в ралли… А как ловко мы ушли от полиции!
Это замечание настораживает Бюиссона, но Пузатый уверенно продолжает:
— Меня, Эмиль, еще тоже не догнал ни один легавый. Такой еще просто не родился…
44
10 июня 1950 года. Всю ночь я не мог сомкнуть глаз от тревоги. Грядущий день будет решающим. Дело Бюиссона стало делом всей моей жизни, и я не могу, я не имею права провалить его. Рядом спокойно спит Марлиза, я чувствую тепло ее тела, запах ее кожи, но в то же самое время меня не покидает чувство одиночества.
В три часа ночи я осторожно встаю и иду на кухню попить воды, однако несколько минут спустя мои губы снова становятся сухими.
В шесть часов утра мне удается наконец задремать, но в семь тридцать меня будит будильник.
— Роже, — говорит сквозь сон Марлиза, — ты сваришь кофе?
Пошатываясь, я натягиваю на себя халат. Неожиданно Марлиза спрашивает меня:
— Роже, ты думаешь, что это нормально для моего возраста?
— Что именно?
— Мне снился эротический сон.
— Тебе нужно посоветоваться с врачом. Я всегда подозревал, что ты сексуальная маньячка.
— О-ля-ля! До чего же ты сегодня брюзглив!
Я ничего не отвечаю. Временами мне кажется, что Марлиза так же глупа, как и ее мать.
* * *
В одиннадцать часов «делаэ» Поля Вийяра, моего друга адвоката, припарковывается у обочины Западной автострады, сзади черного полицейского «ситроена». Рядом с машиной стоят с сигаретами в руках Толстый, Жийяр и Урс.
— У вас неважный вид, — говорит мне Толстый, обеспокоенно глядя на меня.
— Я плохо спал, шеф, но это неважно.
— Хорошо, — говорит Толстый, — не будем терять времени. Как мы и решили, я и Урс будем находиться в лесу, по другую сторону автострады. Вы дадите нам знак, и через минуту мы будем возле вас.
— Да, патрон.
— Вы вооружены?
— Нет, патрон.
— Очень глупо с вашей стороны, Борниш. Надеюсь, вы захватили с собой наручники?
— Они в сумке Марлизы. Она передаст их мне при необходимости.
— Хорошо. Желаю удачи, старина. Берите Жийяра и до встречи с Бюиссоном.
— До скорой встречи, патрон.
Толстый долго жмет мою руку, глядя мне прямо в глаза. Это выглядит несколько театрально, но меня это подбадривает.
* * *
Я сажусь за руль «делаэ», где меня ждет Марлиза. Жийяр устраивается на заднем сиденье. Мы трогаемся с места. // Первые двадцать километров пути, забыв обо всем на свете, я наслаждаюсь машиной, о которой пока даже не мечтаю. Позади тащится, как усталый мул, наш «ситроен». Я представляю, как ворчит про себя Толстый, глядя на мои акробатические трюки.
В Эвре мы делаем остановку и снова обмениваемся рукопожатиями. Поскольку мне суждено, быть может, скоро умереть, Толстый не делает мне никаких замечаний по поводу моего поведения за рулем. Он относится ко мне сегодня с той снисходительностью, которую обычно демонстрируют у постели умирающего.
Мы продолжаем путь одни: машина Толстого свернула на проселочную дорогу, ведущую к лесу.
* * *
Еще раньше я заметил напротив трактира «У мамаши Одю» две великолепные бензоколонки. «Делаэ» очень прожорлива: 25 литров на 120 километров! Зато у меня есть предлог, чтобы остановиться.
Хозяйка трактира семенит мне навстречу. Я улыбаюсь ей, как заправский соблазнитель, предварительно подмигнув Марлизе.
— Пожалуйста, мадам, полный бак.
— Хорошо, мсье, одну минутку.
Неожиданно в дверях трактира появляется невысокий темноволосый человек, подозрительно смеривший меня и машину проницательным взглядом черных глаз.
У меня подкашиваются ноги. Впервые за все эти годы поисков и провалов я вижу перед собой Бюиссона, стоящего в двух метрах от меня.
Между тем Бюиссон разворачивается и скрывается в глубине трактира. По крайней мере теперь я знаю, что он никуда не делся, что он на месте…
* * *
Я смотрю на часы: двадцать минут первого.
— У вас можно пообедать, мадам? — спрашиваю я очаровательную полногрудую хозяйку.
— Разумеется, мсье, — улыбается она мне.
— Прекрасно. Вы не будете возражать, если я поставлю машину во дворе, под платаном?
— Пожалуйста, мсье.
— Приготовьте нам хорошего вина.
Я оставляю машину во дворе и неожиданно снова вижу Бюиссона, на этот раз в огороде, между грядками клубники. Я чувствую на себе его жесткий, тяжелый взгляд.
Он маленький и щуплый, но тем не менее от него исходит какая-то невероятная сила. В тот самый момент Жийяр, не заметивший его, говорит мне:
— Борниш, я оставил свою пушку в тачке.
— Заткнись, дурак, — шепчу я, боясь быть услышанным Бюиссоном.
Я беру Марлизу под руку и увлекаю ее внутрь трактира. По дороге я спрашиваю ее, где мой револьвер. Он по-прежнему в ее сумочке. Марлиза удивляет меня своим олимпийским спокойствием, словно речь идет об увеселительной загородной прогулке.
* * *
Мы входим в трактир. Слева расположен ресторанный зал с накрытыми скатертями столиками. Справа — кухня, отделенная от бара маленькой дверью, через которую вносятся блюда.
— Вы предпочитаете обедать в зале или на террасе? — спрашивает хозяйка, протягивая мне меню.
Я делаю вид, что спрашиваю мнение своих спутников, и быстро отвечаю:
— В зале. Здесь теплее. Принесите нам для начала три рюмки анисовки.
Пока хозяйка хлопочет за стойкой бара, мы выбираем блюда. Бюиссона нигде не видно…
— Еще анисовки, — говорю я, — и одну рюмку для патрона.
Патрон благодарит меня через дверь, ведущую в кухню. В углу зала я замечаю пианино, сажусь за инструмент и начинаю играть блюз. Опершись на мое плечо, Марлиза напевает.
Уже половина первого, и я начинаю нервничать, так как мы договорились с Толстым, что я быстро перейду к действиям. Я встаю и подхожу к стене, на которой висит старый рожок. Я беру инструмент в руки, смачиваю губы и начинаю играть марш, надеясь, что Толстый услышит меня и все поймет.
В зал входит хозяйка с подносом в руках:
— Вот, господа, все готово, вы можете обедать.
Я выбираю столик у окна. Жийяр и я садимся спиной к кухне, Марлиза — лицом.
— Ты его видишь?
— Нет, я вижу только хозяина.
Мы набрасываемся на закуски. Неожиданно Марлиза наступает мне на ногу.
— Он пересек кухню и вышел во двор через заднюю дверь.
У меня тотчас же пропадает аппетит, я наливаю себе рюмку вина. Марлиза снова наступает мне на ногу.
