Сергей Зверев - Венесуэльский заговор
Президент говорил о том, что фактически уже принял революционное лидерство в регионе от кубинского лидера. Он вспомнил об эпохальной беседе с Фиделем, когда тот был очень плох и весь мир обсуждал, что будет с Кубой после смерти патриарха.
– «Если я умру, это не страшно, – сказал мне тогда кубинский лидер, – социализм на Кубе прочен, а вот ты обязан жить. Что будет, если ты умрешь?»
Было слышно, как под потолком жужжала муха.
– Империя Соединенных Штатов – величайшая угроза, существующая в современном мире! Это бесчувственный, слепой и неразумный гигант, который не знает мира, не знает прав человека и не знает ничего о человечестве, культуре, совести и сознательности, – подняв указательный палец, произнес команданте.
Затем Уго перешел к теме информационной, от которой Рохасу стало совсем плохо.
– Решение о закрытии частного телеканала RCTV является окончательным и бесповоротным. Передачи телеканала в своем большинстве проповедовали низменные чувства, насилие, ненависть, расизм, секс, неуважение к женщинам и детям. Кроме того, мы не потерпим дестабилизации общества с помощью средств массовой информации. У нас свобода слова, но воспитывать пятую колонну мы не позволим! А национальные вооруженные силы находятся на страже интересов народа и суверенитета страны и в случае угрозы дестабилизации ситуации со стороны оппозиционных сил встанут на ее защиту, – заявил команданте.
Он гневно клеймил врагов и отщепенцев и завершил свою речь фразой: «Отечество, социализм или смерть!»
Военные, не произнося ни слова, переглядывались, словно ожидая чего-то. Наконец один за другим, тихо, почти неслышно, они стали покидать студию. Кресла, в которых еще совсем недавно так уверенно сидели офицеры армии Венесуэлы, опустели.
Владелец телеканала, тупо уставившись в экран, словно онемел. Хосе Альберто выглядел, словно рыба, только что вытащенная из воды. Толстяк моргал, открывая рот, будто желая что-то произнести, но не говорил ни слова. Его пальцы выбивали на крышке стола какую-то дробь, на удивление походившую на похоронный марш. Затем он повернулся к генералу, но снова ничего не сказал. Махнув рукой, Рохас, покачиваясь на нетвердых ногах, сделал несколько шагов к выходу и также исчез за дверью.
Глаза Купера метались по студии, словно желая найти там что-то, но каждый раз неизменно останавливались на экране. Наконец шумно выдохнув, американец пропал в дверном проеме, оставив в студии лишь одного человека.
Генерал, казалось, не видел и не слышал того, что творилось за его спиной. Он как будто ушел в себя. Поначалу так же, как и все, он не сводил глаз с совершенно неожиданно появившегося в студии Уго, но затем его внимание к речам вернувшегося президента ослабело.
Ортез сидел, уставившись в стол. Перед ним пронеслась вся его жизнь. Мальчишка, курсант, молодой офицер… Стремление к славе, карьере, положению – все это прошло в его памяти. Все это с ним было. Было…
Генерал достал из кобуры пистолет. Рукоять приятно холодила разгоряченную руку. Он повернул оружие к себе. Из ствола пистолета на него смотрела смерть. Жизнь уходила, теперь в ней не было никакого смысла. Все время он к чему-то стремился, карабкался, достигал – и вот теперь все потеряло смысл. Вздохнув, генерал Хуан Ортез решительно поднес пистолет к виску и нажал на спуск.
Глава 35
– Что, мистер, вы у нас в качестве туриста? – поинтересовался таксист, поворачивая небритое лицо к пассажиру.
– Угм… – невнятно прохрипел тот, – гони. Плачу вдвое!
– С нашим удовольствием, – кивнул тот.
Водитель машины оказался человеком словоохотливым, если не сказать больше. Он идеально подходил под определение «рот не закрывается». Похоже было, что Хосе – так он представился, больше всего на свете любил поговорить. Так что пока работник колес и руля оставался в одиночестве, высадив очередного клиента, тяга к разговору у него накапливалась невероятная.
– Я уже за последние дни туристов навозил – не перечесть! – высказался таксист. – Сейчас, конечно, самый сезон пошел. Ну, каждому, как говорится, свое: кому-то отдыхать в далеких странах, а кому-то их обслуживать. Так уж устроен этот грешный мир, как говорит священник нашей церкви, падре Мигель.
За окном бурлило потрясающее всех европейцев хаотичное движение автомобилей на улицах. Пассажир, к которому, поглядывая в зеркальце заднего вида обращался таксист, казалось, совершенно не слышал этих слов. Оно и понятно – пассажиром был мистер Купер.
Штатовец находился в маловменяемом состоянии. Еще бы: все то, на что он рассчитывал, для реализации чего он приложил столько усилий, – все пошло прахом. Если учесть, сколько сил и средств было потрачено на дело свержения и ликвидации Уго, на уговоры и подкуп самых разных должностных лиц Венесуэлы, то растерянность и отчаяние ЦРУшника легко становилось понятными. Но главной проблемой для Купера теперь являлась собственная безопасность.
Появление в телестудии президента явилось для Купера громом среди ясного неба. Четкая и отлаженная схема, которая неминуемо должна была сработать, да что сработать – уже находилась в одном шаге от начала реализации, в один момент стала разваливаться, рассыпаться и уходить прочь словно песок сквозь пальцы. Такого удара Купер не испытывал очень давно. Теперь он как будто в тумане видел мелькающие за окном улицы, дома, еле слышал весело болтающего таксиста, ухитряющегося вести машину на приличной скорости, жестикулировать руками и при этом оглядываться на пассажира, словно зеркало заднего вида не давало ему непосредственного контакта с глазами сидевшего позади «туриста».
– … вот я и говорю, мистер, работа такая, что кого только не приходится видеть, – ухмылялся таксист, – то священник, то военный, ну, про туристов я уже и не говорю. Недавно был один такой чудак. Прилетел к нам аж из Финляндии. Что, говорю, отдохнуть, позагорать, понежиться на солнышке? Так, оказывается, этот чудак приперся сюда, за тридевять земель, для того, чтобы каких-то клопов ловить. Представляете, мистер?
– Клопов? – машинально переспросил Купер, думая совсем о другом.
– В том-то и дело! – жизнерадостно подтвердил таксист, круто выворачивая руль направо и каким-то чудом избегая столкновения с грузовичком. – Клопов он здесь ловит! Вот я и говорю, кого ни возьми – у каждого своя жизнь. И двух похожих людей нигде нипочем не найти!
За годы своего ремесла Хосе стал записным философом и, хотел ли пассажир этого или нет, все равно получал порцию рассуждений умного таксиста. К слову сказать, несмотря на злоупотребление вниманием клиентуры, вынужденной вступать, часто не желая того, в разговоры, машиной своей венесуэлец управлял весьма и весьма неплохо. Каждый раз он уходил от, казалось бы, неминуемого столкновения с автомобилем либо пешеходом, на рекордной скорости умудряясь проскочить вперед, при этом не уставая комментировать происходящее вокруг.
Машина затормозила.
– Вот! Вы только посмотрите, мистер, что она вытворяет! – заорал он, указывая на какую-то толстую мулатку, пытавшуюся перебежать дорогу в самой гуще движущихся автомобилей.
Мадам необычайно резво увертывалась от машин и упорно двигалась на другую сторону дороги, что выглядело весьма забавно, особенно если брать во внимание ее габариты.
– Вот ведь лезут в самое пекло, словно им жизнь не дорога! – повернулся к «туристу» таксист. – Нет хуже людей, чем пешеходы. Они же готовы не только себя под колеса положить, они ведь еще невинного человека погубят.
Он еще немного поговоил на «бензиновую тему».
– У нас, мистер, цены могут расти на что угодно – на молоко, муку, овощи, но только не на бензин. Шутка ли – три боливара за полный бензобак! Бак горючего стоит дешевле, чем бутылка минеральной воды. Где еще такое увидишь? Во всяком случае, хоть в Штатах я и не был, а мне это прекрасно известно. С тех пор, как у нас сменился президент, прошло уже немало времени, но команданте до сих пор удерживает прежние цены на бензин. Так за кого же я буду голосовать? – резонно вопрошал таксист.
ЦРУшник вытирал струящийся пот со лба и смотрел в окно, тяжело дыша. За окном мелькали все новые виды Каракаса, но Купер их не видел в упор. Машина выехала на побережье и подъехала к причалу.
– Куда дальше, мистер? – Водитель был готов везти малоразговорчивого пассажира куда угодно, лишь бы тот был платежеспособным.
К сожалению, беседу гринго практически не поддерживал, но что поделаешь – клиент всегда прав, поэтому слишком многого требовать от него – дорогое удовольствие.
– Здесь останови, – приказал ЦРУшник.
– А то, может, запишете мой телефончик, если куда надо поехать: по Каракасу там, или за город, то я всегда готов…
Купер полез в бумажник. Руки тряслись, и пальцы еле слушались, доставая купюру.
