Александр Тамоников - Пейзаж ночного видения
Скалы летели мимо, уплотнялись, принимали какую-то причудливую конфигурацию. Где Нарбула?! Он влетел за поворот, и этот миг едва не стал последним. Простучала очередь, и он рыбкой прыгнул в сторону, рухнув в какую-то яму, из которой щетинились корни. Нарбула выругался, побежал дальше. Вадим поднялся, снова бил одиночными, целясь по ногам. Куда там — эта сволочь прыгала, как козлик! А свои окончательно отстали. Нарбула пропал из виду — Вадим побежал за ним. На этот раз он точно знал: не уйдет! Вписался в поворот, едва избежав контакта головы с наросшей на скале шишкой, — и обнаружил занятную картину. Нарбула сбился с дороги, побежал не туда — и уперся в завал из камней. Слева — уступы с чахлой скалистой растительностью, сама скала вздымалась в небо какой-то кособокой пирамидой. Справа — отвесная стена. Нарбула разочарованно взревел, развернулся в прыжке, расставив ноги. Из глаз сочились ярость и страх, изо рта — слюна. Он вскинул автомат — и тот забился в его руках, как припадочный. Вадим отбивался от стен, как мячик, пули летели мимо. Кончились патроны у главаря террористической шайки, он со злостью отбросил автомат. Завертелся, полез налево — на уступ. Вадим прицелился в бедро. Глаза слезились. Первый выстрел высек искру из камня. А второго и вовсе не было — патроны кончились! Дьявол! Он тоже отбросил автомат, кинулся вперед мощными прыжками. Подпрыгнул, чтобы схватить Нарбулу за ногу, но тот успел вскинуть пятку, вскарабкался на уступ. Вадим полез за ним — и вдруг почувствовал дикую усталость. Но это не могло остановить. Нарбула уходил! Он послал себя вверх. А Нарбула проворно лез дальше. Подтягивался на руках, забрасывал ноги. Спортсмен, мать его за ногу! И снова не удалось схватить его за упомянутую часть тела. Оба молча лезли, тяжело дышали. Нарбула преодолел еще один уступ, а Вадим взобрался на тот, что он покинул. Из горла террориста вырывался надсадный хрип. Он схватил горсть земли, бросил Вадиму в лицо. В глаза не попало, но глина на зубах захрустела. Нарбула заржал и ударил пяткой, попав в плечо. Боль удалось стерпеть, и Вадим схватил бандита за голень. Тот возмущенно залопотал, оторвал от края уступа огрызок камня, швырнул в противника. Острая боль пропорола второе плечо. Но Бог хранил голову. С каждым новым приступом боли злость росла. Подбежали запыхавшиеся товарищи, задрали головы. Зрители, блин! Двое продолжали карабкаться, срывая дыхание. До вершины оставалось немного.
— Что, майор, приказано брать живым? — хрипел Нарбула, взбираясь на последнюю террасу.
— Приказано, Нарбула… — не стал спорить Вадим. — Есть идеи?
— Сейчас будут тебе идеи… — Террорист рывком подался вверх, едва не сорвался, когда переломился выступ под ногой, но успел схватиться за что-то наверху. Ноги пропали. А в следующий миг он уже разгибал спину, стоя на «вершине мира», держал над головой двумя руками камень весом не меньше десяти килограммов и злобно смеялся. Одна нога пошла вперед, нашла опору на краю обрыва, он уже приготовился бросить глыбу на голову врага. Вадим с ревом подался вверх, схватил метателя за выставленную ногу, дернул на себя. Нарбула переменился в лице. Он чувствовал, как скала уходит из-под ног, а метнуть камень уже не представлялось возможным — он тянул его назад, смещая за спину центр тяжести! Два рева слились воедино — торжествующий и рев отчаяния. Нарбула повалился на спину, ударившись хребтом. Камень покатился в другую сторону, сорвался с обрыва. И уже в следующую секунду Вадим перевалился наверх, обрушился всей массой на извивающееся тело. Нарбула сопротивлялся, но это было глупо. Вадим бил его по глазам, по челюсти, по носу, превращая физиономию террориста в пышущее багрянцем месиво. Он бил и получал несказанное удовольствие. Террорист что-то булькал, выплевывал кровь вместе с выбитыми зубами. Следующий удар Вадим направил в горло, но в последний момент его смягчил, не стал доводить до греха. Нарбула вздыбился, вытаращил налитые кровью глаза — и с каким-то жалобным кряканьем лишился чувств…
Вадим без сил опустился рядом с телом. Площадка оказалась узкой, со всех сторон нависали обрывы. Нарбула надолго выбыл из реалий, волноваться за этого товарища уже не стоило. Голова кружилась, руки опустились, Вадим сидел на коленях, тяжело дышал. Под горой стояли товарищи и с любопытством смотрели на него. Подходил Амбарцумян, держась за наспех замотанное плечо.
— Наигрался? — спросил Рудницкий.
Вадим кивнул. Брезгливо вытер о камень оставшиеся на костяшках кулака следы биологического происхождения.
— Тогда слезай.
— Сами меня снимайте, — покачал головой Вадим. — И этот, — презрительно посмотрел он через плечо, — кусок мяса.
На скалу, торчащую по соседству, вскарабкался пацан по имени Артем. Он тоже весь перепачкался, физиономию украшали грязные разводы. На коленках зияли роскошные дырки. Его приятель — худосочный светловолосый отрок — остался внизу, с любопытством смотрел на запыхавшихся дядек, ковырялся в носу. Двое мужчин (один состоявшийся, другой еще растущий) как-то неопределенно разглядывали друг друга. Пацан ухмыльнулся. «И что теперь? — невольно подумал Вадим. — Маринку за него выдавать?» Заклокотало что-то в животе.
— Ладно, Артем, потом поговорим, — пообещал он. — Телефон есть?
— Есть, — кивнул Артем, приподнимаясь и запуская руку в карман. — Позвонить хотите?
— Нет, в ухе поковырять, — огрызнулся Вадим и поднял руки: — Бросай, поймаю.
— Ловите! — Артем извлек старенький мобильник. И вдруг засомневался: — А куда звонить-то хотите?
— В детскую комнату полиции… — пробормотал Вадим, еле сдерживая смех.
Эпилог
— Поздравляю, майор, ты все-таки домучил его. — В голосе куратора Панькова звучала ирония. — Полагаю, Нарбула просто сжалился над тобой, пошел навстречу — дескать, дам этому парню шанс, сколько можно его мучить. Ладно, прости, это шутка, возможно, неудачная. Ты молодец, что справился. Нарбула планировал крупный теракт в Симферополе в день приезда премьер-министра. У него имелись связи и купленные люди в чиновничьих и полицейских структурах, которым предстояло кое на что закрыть глаза. Сейчас проводится повальная зачистка тамошнего УВД и службы береговой охраны. Виновные не уйдут. Прими поздравления, майор. Можешь отдыхать еще неделю.
— А вот за это спасибо, Эдуард Романович, прямо растрогали, — с чувством поблагодарил Вадим.
— И люди твои пусть отдыхают. Знаю, есть у тебя пострадавшие. У одного еще нога не зажила, у другого пуля навылет через плечо. У третьего вообще — пушечное ранение в голову…
— В смысле? — смутился Вадим.
— Да знаю про твою любовь, что нечаянно нагрянула, про твои страдания, хм… Ладно, не обращай. Цинизм бежит впереди сознания. Завидую тебе, ты еще молодой… А тут и возраст на затылок давит, и проблемам нет числа. Ты знаешь, что в управлении зреют перестановки?
— Серьезно? — удивился Вадим. — Теперь пальма, которую вы втихушку подкармливаете, будет стоять у окна?
— Да ну тебя! — рассердился куратор. — Несерьезный ты человек, майор. Ладно, отдыхай. Вернешься из отпуска, будет свежая тема. До новых встреч!
Вадим с облегчением отбросил телефон, приподнялся на локте. Море сегодня волновалось. Такое с ним периодически бывало. На то и море, а не пруд. Небольшая деревянная яхта, оснащенная парусом, покачивалась в нескольких кабельтовых от песчаного пляжа Тихой бухты. На берегу было людно, чадили мангалы. Вереница машин выстроилась над обрывом. По морю сновали весельные и моторные лодочки. Он лежал в одних плавках на тряпке, расстеленной на верхней палубе. На баке на корточках сидели Маринка с Артемом — оба в купальниках — мальчишка увлеченно рассказывал девочке об особенностях судового такелажа и рангоута (яхта принадлежала его дядюшке). Маринка с любовью смотрела ему в рот. Эта «нечеловеческая» любовь Вадима до сих пор бесила. Он нахмурился.
— Знаешь, дорогой, ты придаешь этой проблеме какой-то планетарный, я бы даже сказала, галактический масштаб, — проворковала лежащая рядом женщина.
— Я беспокоюсь за нее, — буркнул он, — она принимает иллюзию за реальность.
— Думаю, ты сам себе не веришь. В противном случае мы не находились бы здесь именно этим составом.
— И еще, — смущенно добавил Вадим, — посмотри внимательно, тебе не кажется, что ее волосы недостаточно фиолетовые?
Лена прыснула.
— Оставь ее в покое, она просто ребенок. И, кстати, неглупый, хотя и любит иногда посамовыражаться. А Артем хороший парень, ты же видишь.
— Вы просто сговорились. Это пресловутая женская солидарность. — Он придвинулся к ней поближе. Трудно равнодушно лежать рядом с женщиной (к тому же любимой), на которой самый минимум одежды. Она поцеловала его, сладострастно вздохнула, обвила руками за шею.
— Милый ты мой майор… Ты знаешь, что ты самый лучший из всех, кого я знаю?
