Владимир Власов - Мономах. Снова в деле
Правда, долго забавляться жизнью черного рынка друзьям не пришлось. Не прошло и пяти минут, как открылась задняя дверца, и в салон забрался Балахов.
— Привет, — глухо бросил он и, опустившись на сиденье, полюбопытствовал: — Ну, и как продвигаются ваши московские дела?
Первым среагировал Ясинцев. Он постучал костяшкой пальца по крышке бардачка и пояснил:
— Глухо, как в танке…
— Ищем, — попытался исправить положение Мельников. — Пробуем различные варианты…
— Может, зря вы все это затеяли? — в голосе
Балахова чувствовалась насмешка. — Если решите вернуться в Новосибирск, я не буду возражать. По-моему, над этим предложением стоит подумать. Ну, так как, офицеры?
Повернувшись к Балахову, Ясинцев густо покраснел и с возмущением проговорил:
— Что, майор, решил все заграбастать себе? И не надейся, что мы передумаем!
— Мы будем продолжать поиски, — поддержал друга Мельников.
— Интересно, каким образом, капитан?
В салоне повисло гробовое молчание.
— Ладно, не сердитесь, — неожиданно доброжелательно проговорил Балахов. — Я вызвал вас, чтобы поговорить о деле.
Сделав паузу и убедившись, что Мельников и Ясинцев его внимательно слушают, майор продолжил:
— Сегодня в семь часов Тугус собирается отправиться в баньку.
— На Садовую? — продемонстрировал свою осведомленность Ясинцев.
Балахов утвердительно кивнул.
— Кузнецкая баня. Как обычно…
— Обычно он бывает в пятницу, а сегодня понедельник, — возразил старлей.
— Это не так важно, — остановил друга Мельников и перевел взгляд на Балахова. — Извините, майор, и продолжайте.
— Обычно он фрахтует весь блок с сауной и бассейном. За час до его приезда появляется охрана. Чуть позже — обслуга и команда девочек. Все входы блокированы вооруженными парнями. Гости начинают подъезжать, когда сам Ту-гус уже в бане. Как правило, это либо нужные ему люди из высшего света, либо такие же бандиты, как он сам.
Балахов провел испытующим взглядом по лицам парней и подвел итог сказанному:
— Вот, собственно, и все, о чем я хотел вам сообщить. Остальное — ваши проблемы. Вы ведь как-никак профессионалы. Я верно говорю?
— Все правильно, — поспешил с ответом Ясинцев. — У нас достаточно мозгов, чтобы самостоятельно разобраться во всем и как следует спланировать операцию.
— Вот и отлично, — улыбнулся Балахов.
Он собирался было выбраться из машины и даже слегка приоткрыл дверцу, но вдруг, как бы вспомнив о чем-то важном, произнес:
— Еще я хотел бы, чтобы вы никогда не забывали, что мы делаем одно дело. А это значит, что я должен быть в курсе всего, что с вами происходит. На связь выходить каждый день. Даже если ничего не происходит. Ясно?
— Заметано, — за двоих отозвался Ясинцев.
— Теперь все. — Балахов выбрался из машины и, захлопнув дверцу, направился в сторону касс.
Парни не решались нарушить молчание до тех пор, пока майор не исчез в толпе.
— Ну, и что ты думаешь по поводу всего этого? — поинтересовался Ясинцев у друга.
— Он заинтересован в нас… — задумчиво протянул тот.
Старлей недовольно хмыкнул.
— Это и коню понятно. Я у тебя спрашиваю о другом. Что ты думаешь о Кузнецких баньках?
— Ничего хорошего. Но раз уж мы затеяли эту игру, то, видимо, придется немного попариться.
— Другого выхода у нас нет, — согласился Ясинцев и, подумав о чем-то своем, неожиданно рассмеялся.
Мельников недоумевающе посмотрел на друга.
— В чем дело?
— Да так… Придумал тебе и себе кликухи.
— Ну и?
— Ты будешь Мельником. Так проще. Ну, а мне, если идти по такому же принципу, ничего другого кроме Сени или Синего не остается. Выбирай любое. Я не обижусь.
— Лучше Сеня. Твоему имиджу это больше соответствует. Одним словом, рубаха-парень. А играть будем классику — злой и добрый, молчаливый и болтун.
— Ты еще скажи умный и дурак, — обиделся Ясинцев.
— Тоже неплохо, — вполне серьезно поддержал Мельников. — Кстати, о птичках. Тебе не кажется, что мы как-то уж слишком интеллигентно изъясняемся. Могут не понять. Впрочем, мне, наверное, можно. Мельник все-таки…
— Слышь, Мельник! Хоре чесать лохматого, — на ходу перестроился Ясинцев. — Будешь у меня, как милый по фене ботать и долбать дешевок! — на мгновение Петр призадумался, а потом озадаченно протянул: — Кстати, надо поревом обзавестись, а то мало ли…
— Ладно, завязывай про баб, — оборвал его Мельников. — Сейчас лучше о деле потолковать.
— Да че тут толковать. Пойдем внагляк и кранты! — Ясинцеву явно пришлась по душе его новая роль, и, судя по всему, выходить из нее он уже не собирался.
Эту перемену в обличье друга Мельников воспринял спокойно и даже с некоторым удовольствием. Удивительная способность Ясинцева менять лица, как перчатки, всегда была предметом зависти его куда менее талантливых в актерском ремесле коллег. Но Мельников относился к дарованию друга несколько иначе. Ему нравилось наблюдать за тем, как на глазах трансформируется характер человека. Он искренне считал друга талантом. Быть может, потому, что сам так не мог. Для него вживание в новую роль всегда было процессом долгим и мучительным. Осознавая это, Мельников, как правило, выбирал себе роли попроще. А если работал в паре с Ясинцевым, то и вовсе старался держаться на втором плане.
Вот и на этот раз, пока он соображал, что да как, главная роль ушла к Ясинцеву. И Мельникову оставалось лишь принять это как факт. Что он и сделал, сознательно уступив инициативу другу. Чем тот не преминул воспользоваться.
— Короче, так, — вид у Ясинцева был решительный, — если уж мы оказались в пристяжи, то не хрен башку ломать над всякими там легендами. Как бахан сказал, так и сделаем. Купол у него варит. Так пусть им и отрабатывает свои бабки.
— Но в баньку-то идти нам, — Мельников попытался вернуть Петра к реальности.
— И пойдем, — ничуть не смутился тот и, посмотрев другу в глаза, снисходительно ухмыльнулся: — Как мы туда попадем?
Несмотря на адресованный Мельникову вопрос, Ясинцев не дал другу даже и рта раскрыть, а ответил сам:
— Попадем, как попадают все нормальные люди. Забашляем. Потом подождем Тугуса, забиба-чим парочку его кентов и побалакаем с ним самим. Думаю, он будет не против навести с нами коны… — Ясинцев горделиво вскинул подбородок. — Ну, что скажешь, Мельник? По-моему, все клево вытанцовывается.
Мельников задумался, пытаясь реально представить то, что так красочно расписал Петр.
Все выглядело достаточно просто, если не сказать, примитивно. То есть фактор неожиданности плюс свойственная провинциалам прямолинейность. Впрочем, эта простота как раз и придавала ситуации достоверность. Задумай службисты заслать сексота, они наверняка перемудрили бы и выстроили более сложную комбинацию… Естественно, риск был. Но не больший, чем прежде при проведении подобных операций в Новосибирске.
Заметив, что капитан уже пришел к какому-то решению, Ясинцев полюбопытствовал:
— Ну, Мельник, что надумал?
Мельников одобрительно кивнул.
— Утверждаю, — он достал из кармана сотовый телефон и пояснил: — Марика надо предупредить, что бы все как надо чесал.
— Значит, масть? — Ясинцев протянул ладонь.
— Масть, — улыбнулся капитан и ударил своей ладонью о ладонь друга…
Шикарное двухэтажное здание со светящейся надписью «Кузнецкая» представляло собой некий синтез дворянского особняка, пролетарского клуба и современного банковского офиса. Но это была баня. Самая что ни на есть обыкновенная. В смысле понимания новых русских…
И поэтому, переступив порог «Кузнецкой», Мельников и Ясинцев, не стали задерживаться у касс с вывешенными на окошках табличками «свободных мест нет», а прямиком направились к администратору. В коридоре им попытался заслонить путь какой-то парень в белом халате, но Ясинцев отшвырнул его в сторону с такой силой, что у оказавшегося на полу бедолаги отпало всякое желание повторить свой маневр.
Администраторская располагалась на втором этаже.
— Кажется, это то, что нам нужно, — громко объявил Ясинцев, заметив табличку.
Мельников потянулся было к дверной ручке, но друг опередил его, пнув дверь ногой.
— Не надо лишних движений, — небрежно бросил он и, переступив порог, гаркнул: — Ну, что, суслики, не ждали?
Однако в кабинете оказался всего лишь один «суслик». Правда, он больше походил не на грызуна, а на хорошо откормленную, лоснящуюся от жира свинью. Администратор, лысый старикашка с отвисшими щеками и блестящим подбородком, сидевший за столом у окна, похоже, не был избалован подобным отношением к себе и поэтому оказался застигнутым врасплох. Глаза его округлились, а толстые губы импульсивно задвигались вверх-вниз, издавая какие-то странные звуки.
