Андрей Воронин - Спасатель. Жди меня, и я вернусь
Андрею Липскому подумалось, что искренность испытываемых радушным хозяином чувств находится под большим вопросом. Судя по тому, с каким скучающим видом Женька Соколкин уставился в потолок, его одолевали те же сомнения.
– Говоря об искренней радости, я имел в виду именно ее, – демонстрируя умение читать чужие мысли, которое в данном случае вряд ли могло показаться удивительным, веско добавил Стрельников. – Кое-кому пришлось приложить немало усилий, чтобы эта встреча состоялась. Я лично поверил, что все позади, только когда «Глория» вышла на внешний рейд. А когда садился в самолет на подмосковном аэродроме, оценивал свои шансы благополучно добраться до места примерно пятьдесят на пятьдесят. Как, к слову, и ваши шансы в добром здравии дождаться моего прибытия.
– Это называется: кошмарить, – ни к кому конкретно не обращаясь, сообщил Женька.
– Простите? – вежливо склонил голову к левому плечу Стрельников.
– Нагонять страху, – перевел за Женьку Липский, – сгущать краски… Кошмарить.
– Надо будет запомнить, – с уморительной серьезностью молвил Виктор Павлович. – Или записать.
– Высечь на скрижалях, – иронически подсказал Андрей. – Это на радостях вы прихватили с собой полный трюм оружия?
– Так уж и полный, – возразил Стрельников. – Всего-то четыре несчастных ящика… Кстати, а кто вам сказал, что там именно оружие? Надо будет вздернуть болтуна на нок-рее – как полагается, утром, с первыми лучами солнца.
– Никто не говорил, – сказал Андрей. – Вообще, у меня сложилось впечатление, что у ваших людей ампутированы языки. А насчет ящиков… Ну, не семечки же там, в самом-то деле! Вы что, собрались с кем-то воевать? А говорите, что разобрались с конкурентами…
– Разобраться до конца с ЭТИМИ конкурентами способна разве что отлично подготовленная оккупационная армия, – любезно пояснил Стрельников. – Да и то… Вспомните хотя бы события сорок первого – сорок пятого годов. Выжечь всю планету на два километра в глубь земной коры тотальной ядерной бомбардировкой из космоса – вот, пожалуй, единственный способ разобраться с ними раз и навсегда. Но этот способ, как вы понимаете, лежит далеко за пределами моих скромных возможностей. Да и приемлемым его не назовешь. Зачем мне на борту МКС вагон золотых слитков? Поэтому приходится постоянно иметь в виду реальную возможность нежелательных силовых контактов. Ну, и кроме того: необитаемый остров, джунгли, дикие звери…
– Дикий бред, – непочтительно объявил Женька Соколкин. – Тамошние дикие звери, если они вообще есть, не крупнее полевой мыши. Ну, в крайнем случае, какого-нибудь суслика.
– Ах да, – со своеобычной отменной вежливостью спохватился Стрельников, – я совсем забыл. Мне сообщили, что в мое отсутствие вы не сидели сложа руки и сумели добыть какие-то любопытные сведения о пункте нашего назначения. По отзывам, информация действительно интересная, даже захватывающая, и отыскать ее было нелегко…
– Ерунда, – с несвойственной его возрасту мудростью отверг грубую лесть Женька. – Вы извините, конечно, но не надо держать меня за несмышленого малыша и на каждом шагу делать мне козу из пальцев: у-тю-тю, мой славный… Понятно, какой-нибудь чайник, с грехом пополам ухитрившийся зарегистрировать почтовый ящик на «Рамблере», до этих сведений не докопается. Но тип, который вычислил меня, когда я написал то письмо Андрею Юрьевичу, сделал бы это играючи.
– Не спорю, – с едва заметной улыбкой согласился Стрельников, – я располагаю довольно широкими возможностями по части добычи информации. При желании я мог бы привлечь к этому делу весьма квалифицированных специалистов. Но в нашей ситуации главное достоинство такого специалиста – я имею в виду ум, – превращается в опасный недостаток. Живому уму свойственно задаваться вопросами, не довольствоваться теми крохами информации, которые ему дали, идти дальше, докапываться до истины – стремиться к познанию, коротко говоря. А в данном случае это похвальное стремление неминуемо становится крайне нежелательным для нас и, как следствие, смертельно опасным для упомянутого носителя интеллекта. Говоря попросту, зачем нам в этом деле лишние люди? Их и без того вокруг столько, что я всерьез сомневаюсь, хватит ли нам этих четырех ящиков, чтобы… Ну, не стану вас… э-э-э… кошмарить, это сейчас ни к чему. Итак, я сгораю от нетерпения. Что же вам удалось узнать, мой юный друг?
Это «юный друг» заставило Женьку поморщиться, но от комментариев он воздержался, что, по мнению Андрея, делало ему честь.
– Если у этого острова и было когда-нибудь название, в источниках, которые мне удалось найти, оно не упоминается, – начал «юный друг» господина Стрельникова. – Это небольшой островок вулканического происхождения – фактически, как я понял, торчащая над водой верхушка потухшего вулкана с внутренней бухтой, которая когда-то была кратером. Известно, что в сорок первом – сорок втором годах японцы вели там какие-то строительные работы. Один архивный источник, до которого я сумел докопаться в Сети, утверждает, что они намеревались построить базу для немецких подводных лодок, откуда те могли бы совершать рейды вдоль нашего дальневосточного побережья. Как много они построили, точно никто не знает. Достоверно известно, что они возвели укрепления береговых батарей и командный бункер в высшей точке острова. Помните, на карте есть возвышенность «Меч Самурая», а на ней – точка с пометкой «КНП»?
– Командно-наблюдательный пункт, – задумчиво произнес Стрельников. – Звучит логично. Что ж, на худой конец будет хоть какая-то крыша над головой.
– Потом союзники открыли второй фронт, – продолжал Женька Соколкин, – немцам стало не до дальневосточных баз, а японцам – вообще ни до чего. После войны, когда остров вместе со всей Курильской грядой отошел к Советскому Союзу, наши, кажется, планировали использовать японские укрепления как перевалочную базу подводного флота. Но им что-то помешало – я точно не понял что. Что-то связанное с затрудненным судоходством, что ли…
– Да и далековато, – все тем же задумчивым тоном предположил Стрельников. – Край света, место ссылки для бунтарей и разгильдяев. Серьезное дело разгильдяям никто не доверит, а ради несерьезного не стоит и огород городить. Да и флот после войны перевооружался довольно быстро, особенно океанский. А там, где свободно проходила «щука», современному атомному крейсеру не пройти – застрянет, как пробка в бутылке, прямо у японцев под носом.
– А они тут как тут, – подсказал Андрей. – С фотоаппаратами, видеокамерами и жвачкой: здравствуйте пожалуйста!
– Несерьезный вы народ – журналисты, – укоризненно промолвил Стрельников. – Циничный.
– Чья бы корова мычала, – со светской улыбкой огрызнулся Андрей.
Виктор Павлович наградил его долгим молчаливым взглядом – примерно таким же, какого удостоился Слон за ценную информацию о том, кто по морю плавает, а кто ходит. Андрей нашел в себе силы любезно осклабиться в ответ, но в глубине души почувствовал нехороший холодок. Все-таки было в их с Женькой Соколкиным компаньоне что-то жутковатое, от чего мороз подирал по коже. Как будто, собравшись утром побриться, вместо своей заспанной физиономии увидел в зеркале графа Дракулу собственной персоной или просто чужое, незнакомое и не шибко приятное лицо. И, поймав себя на этом ощущении, Андрей Липский уже далеко не впервые подумал, что конец истории, которую он так долго и с таким риском для своей драгоценной персоны распутывал, может ему не понравиться.
– Что-нибудь еще? – отвернувшись наконец от него, спросил Стрельников у Женьки.
– Да, в общем-то, ничего, – вздохнул тот. – Больше ничего конкретного мне выяснить не удалось. По крайней мере, о том, что такое Коробкин Хобот или Канонирский Грот, в обнаруженных мной источниках нет ни слова.
– Двести метров вдоль Коробкиного Хобота, – по памяти процитировал Стрельников. – Да, непонятно. Может, это какая-нибудь тропа или отрог центрального хребта?
– Да нет там никакого центрального хребта! Говорю же, это вулканический кратер. Считайте, каменный бублик.
– Строго на восток через Рыбьи Кости, – припомнил Андрей. – А мы-то, дураки, радовались, когда сумели прочесть карту! Оказывается, прочесть и понять – совсем не одно и то же.
– Как обычно, – с усмешкой свел с ним счеты злопамятный хозяин. – Вам ли, журналисту и блогеру, этого не знать!
Женька Соколкин зевнул – длинно, с подвыванием, неприкрыто демонстрируя свое отношение к затевающейся интеллигентной склоке.
– Пойду прошвырнусь, – сказал он, рывком высвободившись из кожаных объятий чересчур просторного для него кресла. И после подчеркнутой паузы добавил: – Можно?
– Отчего же нельзя, мой друг, – великодушно разрешил Стрельников. – Полагаю, вы не заблудитесь. Ужин подадут через час – здесь, в кают-компании. И что-то мне подсказывает, что вы его не пропустите. Так что льщу себя надеждой вскоре снова вас увидеть.
