Андрей Воронин - Комбат против волчьей стаи
— Да, промашка вышла.
— Ищи проволоку.
Щукин осмотрелся, ничего подходящего рядом не было: ни проволоки, ни обломка рессоры, ни обрезка трубы. — За ломиком что ли сходить? Я знаю, где здесь будка, там дворники свое имущество держат.
— Не надо, — Рублев подошел к забору.
— Тогда не знаю.
Из бетонной секции торчало арматурное ухо, за которое плиты подвешивают к подъемным кранам.
Щукину, уже не первый час знавшему Комбата, показалось, что тот не сможет отломать арматурную сталь.
Но Рублев, упершись левой рукой в секцию, правой ухватил ухо; то почти целиком исчезло в его большой ладони.
Скрип-скрип — Комбат сгибал и разгибал монтажную петлю, скрипела сталь, из забора выкрашивались кусочки бетона.
— Ты смотри, идет! — восхитился Щукин.
Еще четыре движения, и петля отделилась от забора. Щукин коснулся излома и тут же отдернул руку.
— Горячая, черт!
— А ты думал, — Рублев бросил петлю в небольшую чистую лужицу, образовавшуюся на отмостке после недавнего дождя, послышалось легкое шипение.
— Теперь за дело, — Рублев легко разогнул арматурную сталь, затем вставил конец прутка в отверстие люка и загнул.
— А ручку сделать сверху слабо?
— Перебьешься, — Комбат отодвинул люк.
На мужчин из глубины колодца пахнуло застоявшейся теплотой.
— Фу ты, как из могилы пахнет, — Комбат повертел в руках самодельный крючок, а затем, хитро усмехнувшись, бросил его под ближайший фонарь.
— Он еще светит?
— Да уже пробовал камнем его разбить, так стекло закаленное, не получается.
— Вот и отлично. Значит, видно уродам будет. Веди меня в свои палаты.
— Прошу.
Щукин застучал подошвами по металлической лестнице. Оказавшись внизу, юркнул в сторону и, вскоре бетонный коллектор, по которому проходили трубы теплотрассы, осветила неяркая лампочка. Комбат, скрывшись с головой в колодце, уперся спиной в стену и руками осторожно надвинул люк, после чего быстро спустился вниз.
Тут же с тонким пронзительным писком из-под его ног метнулись две крысы.
— Стоит из дому уйти, — сказал Щукин, — как тут же разведутся. Я тут котов держал, не каждый, конечно, пригоден, чтобы с крысами воевать. Пару штук крысы съели, а остальные, те, кто выжил, их отпугивали.
— " Так где же твои коты?
— А что, они без меня сюда залезут, люк-то закрыт был.
Глава 19
Дышалось в теплотрассе тяжело. После осеннего холода, царившего на улице, здесь было невыносимо жарко, да и влажность, наверное, держалась процентов под девяносто пять. Комбат сбросил куртку и расстегнул рубашку до пояса.
— Как ты тут только живешь?
— Не живу, а ночую.
Щукин потянулся руками в темноту, что-то покрутил и вспыхнул свет. Бывший капитан советской армии резко отдернул руки от моментально нагревшейся лампочки. Послышался писк, и с полдюжины серых грызунов рассыпались по коллектору. На импровизированном столе, сооруженном из картонных ящиков, виднелись остатки их пиршества: разорванный на мелкие кусочки полиэтиленовый пакет и хлебные корки — вот и все, что осталось от буханки хлеба, позабытой Щукиным в своем убежище.
— Как тебе квартирка? — самодовольно осведомился Щукин, устраиваясь на постели, провел рукой по полочке. — Вот же гады и сигареты сгрызли.
— Тебе что, курить нечего?
— Нет, но все равно обидно. Всегда держу несколько штук про запас.
О запасливости хозяина говорила и пол-литровая стеклянная банка, до половины, наполненная окурками, среди которых всегда можно было выбрать самый длинный и, зажав его парой спичек сделать пару затяжек.
— Жаль радио здесь нет. Если бы кабель проходил, я бы подключился.
Комбат вытащил из кармана фонарик и осветил коллектор, вновь с писком попятились крысы. Две трубы теплотрассы уходили в темноту, отсвечивая рифленым алюминием теплоизоляции, в местах стыков торчали клочья стекловаты. Тонкие алюминиевые листы были стянуты проволокой. Больше всего Комбата интересовала проблема укрытия для засады.
Но его ждало разочарование — голые стены узкого коллектора, никаких выступов, нигде не спрячешься.
— Черт с ним, что-нибудь придумаю.
Он вернулся к Щукину, сел на скрипучий деревянный ящик, взял со стола полбутылки водки и, недолго думая, вылил содержимое на пол.
И хоть Щукин за последнее время во многом изменился, но видеть, как выливают спиртное, не мог.
— Ты что!
— Сейчас ты ляжешь в кровать и притворишься мертвецки пьяным. Кто бы ни зашел, что бы ни делал, ты — невменяемый.
— Понял, — протянул Щукин.
В воздухе стоял густой запах спирта.
— И свет потушить надо, — Рублев спокойно, словно не ощущал жара, исходящего от стоваттной лампочки, выкрутил ее голыми руками, оставив гореть лишь двадцатипятку внизу шахты колодца.
— А ты где будешь? — услышал он голос Щукина.
— Это тебя не касается, но в обиду не дам.
— Понял, — Щукин прилег, он дышал глубоко, наслаждаясь запахом водки.
* * *Стресс появился на вокзале, когда начинало темнеть.
Он надеялся управиться быстро, поэтому оплатил лишь три часа стоянки джипа и тут же, не мешкая, отправился в зал ожидания. Действовать он собирался точно также, как и Тормоз.
Бесстрастный взгляд его серых глаз скользнул по пассажирам и остановился на бомже, восседавшем на мусорнице. Труба смаковал остатки пива. Жидкость он только что выпил, теперь ждал, когда осядет пена, чтобы сделать последний глоток. Бывший джаз-музыкант был человеком наблюдательным, он заприметил Стресса еще до того, как тот обратил на него внимание.
«Для мента одет слишком круто», — подумал Труба, почувствовав неприятный холод в груди.
Человек, направлявшийся к нему, явно отличался жестокостью. В лицах Труба научился разбираться за время бомжевания. У такого он ни за что не стал бы просить подаяния. В лучшем случае пошлет матом, а в худшем — пнет ногой, чтобы руки не пачкать. Труба покрепче сжал бутылку и забился в угол.
Стресс резко остановился возле него и пробуравил взглядом. Труба понял, что по своему желанию он не может теперь даже пальцем шевельнуть. Все теперь было во власти этого мужчины средних лет, облаченного не по погоде в легкую кожаную куртку.
Подошвы ботинок тоже наводили на размышления — толстые рифленые и сразу видно — твердые. Такими удобно бить.
Стресс с присвистом сплюнул сквозь сжатые зубы, плевок угодил точно туда, куда он метил — на ботинок Трубе.
— Ты, блоха вшивая, — Стресс не спеша натянул перчатку и схватил бомжа за шиворот.
Труба знал — звать на помощь бесполезно, никто не вступится за него.
— Щукина с его медалями видел?
Труба кивнул.
— Так видел или нет?
— Да, вчера.
Это было уже кое-что. Если вчера, значит, Щукин жив после произошедшего с Тормозом.
— Где его искать?
Труба понял, ему просто-напросто не поверят, если он так быстро расколется, даже страх не может служить оправданием. И значит, первому, что он скажет веры не будет.
— Приходил, уходил, — выбивая зубами дробь, рискуя откусить себе язык, говорил Труба, — мне-то откуда знать?
— Пожалеешь, — процедил сквозь зубы Стресс и сплюнул еще раз, теперь прямо на колени Трубе.
— Здесь он где-то.
Несмотря на то, что Стресс был занят Трубой, он успевал осматривать зал ожидания.
Бомж понизил голос, зашептал:
— Мне, если я его выдам, знаешь, что будет?
Стресс рассмеялся недобрым смехом.
— Ха-ха…
— Голову мне оторвут, понял. Не могу его выдать.
— Твои проблемы, — Стресс напрягся и рывком оторвал Трубу от мусорницы, поставил на ноги, вырвал из рук бутылку, в которой на дне успела отстояться пена, и бросил ее в урну.
Труба в отчаянии осматривался, остальных бомжей как ветром сдуло. Никто не хотел становиться свидетелем, а тем более участником разборки. В трудную минуту каждый сам за себя.
Милиционер со скучающим лицом стоял всего лишь метрах в пятнадцати, демонстративно повернувшись к Стрессу спиной, изучал расписание поездов.
— Я тебе скажу, только ты меня не выдавай, он у себя в берлоге. На дно залег.
— Где?
— Здесь, недалеко за перроном, метров сто по путям возле забора, там люк теплотрассы.
— Веди.
— Нет, мне нельзя, мне потом голову оторвут.
— А я тебе сейчас яйца отрежу.
— Я дорогу покажу, а дальше ты сам, мужик.
— Пошел! — Стресс, как тисками, сжал локоть Трубы и толкнул его вперед.
Припадая на затекшую от сидения ногу, Труба двинулся к выходу.
— Слышь, мужик, я тебя до края платформы доведу, а там.., дальше ты сам.
— Не рассуждай.
Труба в мыслях проклинал Щукина, вполне могло получиться и так, что, доведи он бандита до крышки канализационного люка, тот его там и прирежет. Место-то пустынное и безлюдное. Позвякивая бутылками в пакете, Труба семенил по перрону, за ним след в след шел Стресс, он уже не сжимал локоть бомжа, но у того всякое желание бежать пропало. Он знал — соревноваться в беге со здоровым тренированным головорезом ему нет смысла.
