Сергей Зверев - Кодекс морских убийц
– Дастин, вижу горизонтальную площадку, – докладываю, не отрываясь от наблюдения.
– Понял. Мы на «высоте» тридцати метров. Снижаемся до пятнадцати и идем к подлодке.
– Сколько до нее?
– Метров пятьсот, – сверяясь с навигационным прибором, сообщает он. – Приготовься к съемке…
Крестообразное оперение лодки я замечаю через восемь минут – ровно столько понадобилось нашему аппарату, чтобы преодолеть последние пятьсот метров. Но сначала о большом препятствии, расположенном прямо по курсу, сигнализирует экран гидролокатора – тонкий луч, проходя по переднему сектору окружности, оставляет отчетливое яркое пятно продолговатой формы.
Дастин докладывает на поверхность о прибытии к цели и уменьшает горизонтальную скорость. Я же включаю камеру и с этого момента фиксирую каждую деталь…
Аппарат приближается к оперению на уровне торчащего вверх кормового горизонтального руля. Отчетливо видны два малошумных пятилопастных гребных винта диаметром более четырех метров. Лопасти уцелели и сохранили форму. Значит, при падении корпуса на грунт электродвигатели главных валов уже не работали. Впрочем, неудивительно: давление на такой глубине ломает любые водонепроницаемые отсеки стандартных субмарин.
После осмотра винтов с рулями сомнений не остается: на склоне стратовулкана действительно лежат останки подводной лодки проекта 667БДР «Кальмар». Совпадений или ошибки быть не может.
Аппарат медленно движется вдоль поверженного корабля. За сравнительно узкой кормовой частью замечаю «горб» – плавное утолщение, представляющее собой ограждение пусковых шахт, увеличенное из-за геометрических размеров ракет. «Картинка» за иллюминатором здорово напоминает кадры видеозаписи, которую демонстрировал Горчаков в своем московском кабинете. Вероятно, Дастин в точности повторяет сценарий погружения, когда производилась первая съемка.
Достигаем разлома. Лучи прожекторов вырывают из темной мути искореженные элементы силового набора и рваные края стальной обшивки. Отталкивающее зрелище. Мне никогда не нравилось смотреть на смертельные раны судов. Что может быть отвратительнее вида пробоин или подробного «поперечного плана» корпуса на месте его разлома?
Дастин задерживает аппарат у торца кормовой части, дабы я запечатлел зияющую дыру шестого отсека вспомогательных механизмов. Затем отваливает подальше и делает большой круг, предоставив мне возможность снять мелкие обломки, коими усеяно дно.
– Закончил, – сообщаю я, прерывая съемку. – Можем «ехать» дальше.
Аппарат разворачивается и, набирая скорость, перемещается северным курсом. Под нами монотонно мельтешат неровности светлого грунта. Преодолев метров триста, «подлетаем» к средней части корпуса, также лежащей на левом боку. Дастин продолжает осмотр с «горба». Разлом кормовой и средней частей произошел в районе последней пары ракетных шахт.
– Дастин, ты ведь здесь не первый раз, верно? – я навожу объектив камеры на пустые шахты.
– В третий, – кивает он, регулируя направление прожекторных лучей.
– Потерянных ракет не встречал?
– Нет.
– А на экране гидролокатора ничего похожего не видел?
Он виновато улыбается и кивает в сторону понижения вулканического склона – туда, где глубина доходит до отметки в четыре километра:
– Они могут быть и там – на самом дне…
Да, я в курсе. Если лодка развалилась не от удара о грунт, а где-то выше, то, имея хорошую обтекаемость, потерянные ракеты могли «спланировать» куда угодно.
Покончив со съемкой пустых ракетных шахт, парим над правым бортом к носовым отсекам. В иллюминаторе появляется рубка с торчащим кверху горизонтальным рулем. В зеленоватом полумраке эта шестиметровая махина походит на обелиск из темного гранита.
– Осталось двадцать минут, – информирует напарник.
Как быстро здесь летит время!
– Я почти закончил, – фиксируя на камеру засыпанные илом мелкие обломки, сообщаю я.
Покружив вокруг торчащего из рубки «плавника», заглядываем с помощью прожекторов внутрь разрушенного третьего отсека.
Признаться, оба уже устали и подумываем о возвращении. Шутка ли – три с половиной часа в тесной, довольно холодной кабинке! Задницы одеревенели, спины и ноги затекли. Внезапно одновременно замечаем нечто похожее на…
– Ты видел? – осторожно приближает аппарат к разлому Дастин.
– Заметил, – я меняю положение прожекторов. – Сместись немного левее… Так-так. Повыше… Стоп!
Водяные жгуты от заключенных в поворотные муфты винтов поднимают с металла муть.
– Стоп, – тихо повторяю я и чувствую, как защемило в груди сердце.
Мы не ошиблись – это действительно тело погибшего моряка-подводника. Ноги зажаты искореженным металлом, руки немного согнуты в локтях и вытянуты, словно умерший взывает о помощи. Форменная куртка с белой прямоугольной нашивкой на груди сохранила яркий синий цвет. Лицо и руки удивительно белы, а короткие темные волосы реагируют на каждое «дуновение» воды.
Ошеломленный Дастин сжимает побледневшей ладонью джойстик управления. В его глазах вопрос-утверждение: моряк выглядит так, будто утонул только вчера…
Мне тоже не по себе, но я встречал подобные явления. Все дело в насыщенном сероводородном слое – постоянном спутнике вулканической активности. Сероводород будто консервирует тела, не подпуская к ним бактерий и прочую живность. Оттого они выглядят ушедшими из жизни несколько часов назад…
Левая рука Дастина шарит по карманам. Он делает судорожный глоток из фляжки и передает ее мне.
Да упокоит Господь ваши души!..
Манипулируя клапанами, Дастин подает в балластную цистерну воздух высокого давления. Часть воды воздух выталкивает за борт, и аппарат становится немного легче. Задача выполнена. Мы стартуем вдоль склона к далекой поверхности океана, предвкушая сытый ужин и отдых…
Минул час подъема. Мы на глубине одна тысяча восемьсот метров. В мой затылок тихо гудит вентилятор, прогоняющий воздух через кассеты с гидроокисью лития – обычный способ дегазации и очистки рабочей атмосферы от углекислого газа. Однако дышать все одно становится тяжеловато. Примерно так же чувствует себя боевой пловец, когда «издыхает» регенеративный патрон ребризера.
Изредка посматриваю на приборы контроля аккумуляторной батареи. Судя по их показаниям, две трети запаса энергии исчерпаны… Заканчивается второй час путешествия вдоль однообразного склона. Горизонтально мы «протопали» три с половиной километра, а поднялись вверх всего на восемьсот метров. Допиваем остатки крепкого алкоголя из плоской фляжки. Не знаю, как Дастин, а я бы не отказался от хорошей горячей закуски – времени с момента легкого завтрака прошло много.
Напарник стучит ногтем по шкале глубиномера.
– Да-да, понял! – Усиленно таращусь в иллюминатор. – Глубина шестьсот метров – вошли в опасную зону.
Вряд ли на нашем пути появится лодка. Мы идем, плотно прижавшись к склону, чуть не касаясь лыжами илистых бугров. Чтобы атаковать нас в опасной близости от поверхности вулкана, нужно быть либо ювелирных дел мастером, либо полным идиотом. Надеюсь, ни тех, ни других в подводном флоте ВМС США нет. Как нет и самонаводящихся активных торпед со сверхчувствительными гидролокаторами, способными засечь такую малошумную мелочь, как наш аппарат.
Наконец непроглядная темень сверху понемногу обретает зеленоватый оттенок. Глубина сто десять, сто, девяносто…
– Фу-ух, – хором выдыхаем мы, когда аппарат переваливает подводный взгорок и оказывается у края вершины вулкана.
Пилот докладывает о прибытии на вершину. Джинхэй поздравляет нас, подбадривает и передает привет от всей команды буксира.
Глубина семьдесят, шестьдесят, пятьдесят…
– Мы почти на месте, – устало улыбается Дастин и показывает на экран. Впереди у самого края картинки ярко светится отметка цели. – Судя по размерам, это ваш эсминец. Немного дальше должен болтаться и наш старичок-буксир…
Он прав. Через пару минут на мониторе высвечивается и вторая отметка цели. Теперь действительно можно расслабиться: какие тут, к черту, вражьи подлодки, когда свои корабли рядом, да и глубина детская?..
Но, как говорится, если ты все сделал правильно, это еще не значит, что у тебя все будет хорошо. Стоило взмыть от пересеченного рельефа вершины, как послышались щелчки, словно по герметичной сфере стучали пули. Аппарат задергался, закрутился волчком на месте и перестал реагировать на отклонения джойстика.
– Что за черт? – ругается Дастин. – Не могу стабилизировать положение!
В кабине от резких эволюций возникают небольшие перегрузки.
Одной рукой держу камеру, другой хватаюсь за кресло.
– Такое раньше бывало?
– Никогда!
Дастин дотягивается до какой-то клавиши, вследствие чего гул электродвигателей стихает, а аппарат, сделав по инерции половину оборота, медленно ложится на коралловое дно.
