Сергей Самаров - В горах пощады нет
Отделение состояло из трех троек, поочередно сменяющих друг друга на передовой позиции после опустошения хотя бы одного магазина в автомате и одного гранатометчика. Бойцы троек свои «подствольники» тоже держали, на случай, заряженными, а запас гранат передали гранатометчику, чтобы он мог подготовить им возможность выхода из-за очередного укрытия, в данном случае из-за камня. Сам подполковник отвел себе роль второго гранатометчика, на случай, если потребуется повторный выстрел, а гранатометчик не успеет перезарядить «подствольник».
– Догоняем. После первой стрельбы сразу отступаете, даете бандитам возможность сконцентрироваться на позиции, после этого работает гранатометчик, и вы снова вступаете…
Это была элементарная теория начала работы вытеснением, которую знал каждый из бойцов, тем не менее подполковник Бурлаков повторил инструктаж. Всякое случается в критические моменты, когда нервы напряжены, и кто-то из первой тройки может увлечься стрельбой и не уступить позицию гранатометчику. Пострадать от осколков собственной гранаты не слишком почетно. Тем более что в подобном месте возможны множественные рикошеты осколков и пуль. И еще одно напоминание, когда ошибка может стоить жизни, лишним не будет никогда.
Шли в прежнем темпе, но, может быть, чуть-чуть теряя скорость, когда приходилось притормаживать и выглянуть из-за камня. Тропа представляла собой не сплошной коридор, а извилистый проход со множеством боковых ниш, и именно эти ниши могли стать наибольшей опасностью для бойцов, поскольку каждая может стать укрытием и из каждой можно ожидать выстрела. Но очевидный недостаток в работе троек – одномерность взгляда – должен был компенсироваться помощью сверху, где бойцы третьего отделения, разделившись на две пятерки, имеют возможность просматривать поле боя еще под двумя ракурсами и всегда готовы подстраховать второе отделение. При этом следовало учитывать и характер местных боевиков. Во-первых, большая редкость, чтобы они сдавались в плен. Хотя их и без того в плен стараются не брать, стреляя откровенно на уничтожение. Во-вторых, даже упав от множественных ранений, боевики стараются, если могут, стрелять. То есть дерутся отчаянно и до конца. И своей смертью поддерживают своих живых собратьев. Поэтому раненых лучше было не оставлять и стрелять наверняка. Но подполковник такой инструктаж предпочел не давать, потому что хорошо знал, как может отнестись к подобному командование, дойди до командования подобные рекомендации. Но эти рекомендации все равно каким-то путем доходили до солдат, и каждый из них знал, что оставлять раненых опасно.
Но до того, как первая тройка увидела противника, все бойцы увидели командира третьего отделения, который сигнализировал им сверху, откуда сам имел хороший обзор.
За следующим поворотом были бандиты. Первая тройка подготовилась и подняла автоматы к плечу, как и положено идти при работе вытеснением…
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Артем Василич, в отчаянном прыжке сбивая с ног грузинского подполковника, сам тем не менее не потерял ориентацию и, приземлившись, тут же перекатился в более низкое место, а туда, куда он приземлялся, без промедления ударили пули автоматной очереди. Более того, Тамаров сумел даже определить на слух, что очередь состояла из шести выстрелов. То есть стрелял человек неумелый в обращении с автоматом или просто нервный, сам испугавшийся того, что в человека стреляет. Это тоже с бандитами случается. Сбывается то, о чем они мечтают, но действительность оказывается совсем не такой, как мечты, и из-за этого следует нервный срыв. И российский подполковник мог поспорить, что в бугорок земли попало не больше трех пуль, а остальные ушли в сторону с большим разбросом. Но осуждать стрелка за такую оплошность российский подполковник не собирался. Если противник автомат держит, как оглоблю, это только его беда, и она дает тебе больше шансов выйти победителем.
Как опустился предохранитель на автомате Тамарова, этого даже он сам сказать не сумел бы. Может быть, даже в то время, когда перекатывался, автоматически выполнил необходимую операцию. Затвор он передергивал еще на дороге, когда мимо проезжала большая легковая иномарка, следовательно, патрон был в патроннике. И, перекатившись, тут же дал короткую, только в два патрона, очередь. Обычная очередь, которой обучают солдат, всегда состоит из трех выстрелов. В два патрона стреляют только наиболее опытные и меткие стрелки, но они стреляют не куда-то в сторону, а исключительно на поражение. Так и стрелял Тамаров, хотя противника еще не видел, но слышал звук стрельбы, слышал треск каменистой земли, в которую пули попали, и легко определил месторасположение стрелка. И услышал в ответ на свою очередь только долгое и удивленное восклицание, похожее на русское «о-ой»… Стрелок больше не сумеет нажать на спусковой крючок, понял Артем Василич, но он хорошо помнил, что стреляли еще и в Бессариона, и стрелял в него другой автомат. Значит, где-то там еще кто-то прячется в темноте. И его местонахождение Тамаров не знал.
В этой ситуации сам Бессарион подтвердил, что он жив, откликнувшись очередью, кого-то спугнувшей, а Артем Василич только шаги бегущего в темноте человека услышал, приподнялся и дал еще одну короткую очередь на звук. Теперь даже восклицания не раздалось. Но звук падающего тела из звука стрельбы Тамаров все же сумел выделить.
Скоротечный бой, было похоже, закончился.
– Кажется, все? – спросил Тамаров.
– Похоже на то… – согласился Бессарион. – У тебя бинты остались?
– Все тебе отдал. Зацепило?
– Ту же ногу…
– Поздравляю. Будешь учиться на одной ноге прыгать…
– Едва ли сумею…
– Заставлю. Никуда не денешься. Ты мне нужен. Что я без тебя буду в Грузии делать? Значит, придется с тобой возиться. Не обессудь…
– Кто это был?
– Сильно зацепило?
– Навылет. Бедро.
– Артерия?
– С другой стороны…
– Повезло…
Оба они знали хорошо, что если пуля попадает в артерию, проходящую через бедро, то в полевых условиях, даже имея под рукой врача, спасти человека невозможно.
– У тебя, кажется, промедол остался?
– Остался. Только нельзя пока…
– Почему?
– Слишком мало времени прошло после первого укола. Раз в сутки колоть нужно, иначе «крыша поедет». Не в ту сторону двинешь…
– Жадный ты… Кто это был? – повторил Бессарион свой вопрос, хотя сам понимал, что ответить на него российский подполковник навскидку не сможет.
– Сколько их было? – вместо ответа сам спросил Тамаров.
– Стреляли двое… Могло быть больше…
– Ладно… Гранату бросаю… Проверим…
– Не надо гранату! – просяще крикнул кто-то с сильным акцентом, и третий человек побежал в темноту. Очередь Тамарова сразу догнала бегущего, хотя он, судя по скорости, даже от пули убежать надеялся.
– Больше и быть не может… – вздохнул Артем Василич, но в полный рост не поднялся, а просто перебежал в сторону Бессариона, прислушиваясь к окружающему, готовый по земле распластаться по первому же звуку со стороны.
Но больше никто не стрелял, и даже никто не пошевелился.
– Ты что, все бинты на перелом ухлопал? – спросил Тамаров, глядя, как Бессарион зажимает рану на ноге рукавом.
– Да. Мотал, чтобы повязка жестче была. Сейчас смотаю. А то кровь сильно бежит…
– Пережми оба отверстия. Из выходного обычно сильнее течет. Пережми и подожди…
– Отверстия рядом. Пять сантиметров…
– Значит, просто ткани порвало. Это быстро заживет. Подожди, я посмотрю у этих… Индивидуальные аптечки могут быть…
Все еще держа автомат на изготовку, Артем Василич подошел к первому убитому, тому, что так удивленно «ойкал» перед смертью. Это был типичный боевик, молодой, с короткой, только-только отпускаемой бородкой. Наверное, красивый парень, как можно было рассмотреть при свете луны. Первая пуля попала ему в плечо, вторая в грудь, прямо посредине. Этому уже не понадобится никакая перевязка, как не понадобится и зеленая повязка, украшенная затейливой арабской вязью. Повязка через лоб стягивала длинные волосы. Обычно боевики стриглись короче, поскольку разводить вшей в лагерях не рекомендовалось. Значит, это новичок. Еще не понял и того, как волосы могут мешать в бою. И никогда не поймет. Где-то ждут его отец и мать и не решаются оплакивать, не зная, жив он или мертв, а он ушел из дома, может, даже в известность их не поставив, поддавшись чужому влиянию, ушел воевать неизвестно за чьи интересы. Но уж не за свои – это точно. Но и повоевать не успел. Даже научиться воевать не успел, о чем говорила его неумная длинная очередь, подставившая его под короткую очередь профессионала. Но он сделал свой выбор, а подполковник Тамаров сделал свой. В итоге, как только и могло произойти, лишь один из них остался в живых.
Вывернув карманы убитого, Артем Васильевич привычно переложил себе в карман документы и две сотенные долларовые бумажки. Индивидуальной аптечки в карманах не оказалось. Человек не готовился не только к смерти, он не готовился даже к ранению, считая себя, видимо, везунчиком. И очень удивился, умирая, о чем возглас его говорил. Аптечка нашлась у второго. Этот вообще оказался мальчишкой лет пятнадцати-шестнадцати. Возраст, в котором хочется себя показать, да и самому хочется собственные способности прочувствовать. Тоже не успел парень стать старше и понять, что, если ты стоишь того, тебя и без показа люди видят. А показывает себя только человек, в котором и заметить нечего. Когда это понимаешь, начинаешь на чужое мнение плевать и к себе больше прислушиваться, начинаешь самим собой быть. Был бы этот мальчишка самим собой, стал бы он чуть раньше самим собой и не послушал бы чужого мнения, не пошел бы с автоматом в руках в леса и горы. И не погиб бы. Но в том-то и неприятная сторона жизни, что понимать ее, жизнь то есть, начинаешь только с возрастом. А до этого можно много чего натворить, если выжить при этом удастся. Парню не удалось ни натворить, ни выжить…
