Андрей Негривода - Огненный торнадо
– А с этими-то че делать? – Тюлень смотрел на извивающиеся тела.
– Вяжи.
– Так, а где чья нога, рука? Тут фиг разберешься…
– Вяжи в кучу, что поймаешь. Им же кайф будет, – подал идею Медведь.
Они вдвоем кое-как связали любвеобильных блондинок и покинули дом.
– Филин, – проговорил наушник.
– Слушаю.
– Нашли в подвале девчонку, – сообщил Бай. – Зовут Лейла.
– Спросил?
– Спросил. Она.
– Отлично, Бай! Всем. Сбор во дворе.
Через минуту вся группа, кроме охранения, была в сборе.
– Сало. Штаб через два дома. Даю десять минут. Змей с тобой.
Подхватив РД со взрывчаткой, они не заставили себя уговаривать.
– Брат, Кабарда, Бай, Мулла. Конюшня «мусаевцев» рядом со штабом. – Те кивнули головами, понимая, что хочет Филин. – Нужно шестнадцать лошадиных сил. Десять минут!
И эти растворились в темноте. Андрей посмотрел на часы. Фосфоресцирующие стрелки показывали три пятнадцать.
«Отлично! Через пятнадцать минут мы должны выйти из аула и… Дай нам бог удачи и попутного ветра…»
Как по заказу начала сыпать с неба холодная, белая, новогодняя крупа, скрывая следы уходившей в горы группы Филина.
– С днем рождения, Андрюха! – весело проговорил наушник голосом Медведя.
Андрей улыбнулся, обернувшись. Они споро продвигались на мулах, самых выносливых, после ослов, животных. Настроение было праздничным.
– Сало. Ты на сколько задержку поставил?
– На шесть часов. К девяти тридцати оно им и скажет «С добрым утром!».
– Хорошо! Следов не будет, – подал голос Мулла.
Ночная мелкая крупа к утру превратилась в мощный снегопад. Абдулло вел группу по пути, которым ушел Али, – Филин решил вернуть Джабраилу его внучку-красавицу. Немудрено, что Мусса на нее позарился – в свои шестнадцать Лейла была уже вполне созревшей молодой девушкой, на которую не обратил бы внимания только слепой. Хороша была девчонка!.. …Идти на мулах было несравнимо легче и быстрее, и уже четвертого января «Сова», простившись со старым чабаном и его внуками, двинулась на городишко Кривой Базар. К вечеру пятого группа вышла к блокпосту у въезда в город.
– Три пятерки. Сова вызывает блокпост, – начал колдовать над рацией Бульба.
Видимо, их ждали, потому что рация ответила практически сразу.
– Слушаю вас, Три пятерки. Сова. На связи Горе.
Андрей и Игорь переглянулись: «Неужели?»
– Нужен проход. Пятнадцать верховых.
– Встречаем.
– Встречай Горе. Филин на связи.
Они потихоньку вытягивались на дорогу из «зеленки» в сотне метров от блокпоста. А навстречу бежали около десятка вооруженных солдат. Впереди всех… Да, это был он! Прапорщик Вадим Горик, Горе. Старый добрый друг.
– Филин! – заорал он. – Пацаны! Ха-а! Вот это да-а! А нам хвосты накрутили, мол, идет группа, если прозеваете – всех на Чукотку! Так это вы, что ли, и есть?!
– Мы, Вадик. – Бандера и Горе обнялись, словно давно не видевшиеся братья.
– Давай, Горе, принимай гостей! – подзадорил его Кабарда.
Через двадцать минут они были в штабе батальона, в котором командовал Задира, капитан Клим Белоконь. Это действительно была приятная встреча. Но первое, что сделал Андрей, взялся за радиостанцию:
– Гнездо, ответь Сове.
– Гнездо на связи.
– Вышли на Кривой Базар. «Сова» в гостях у Задиры.
– Отлично, Сова.
– Гнездо, что по координатам нашей базы?
– «Сухари» поработали. Там чисто! Филин, почему не выходили на связь?
– Занимался своим гостем.
– Подробнее! – рявкнул в рации голос Бати.
– Хозяин базы со мной. Завтра на «коробочках» Задиры выезжаем домой.
В радиоэфире зависла пауза, а потом Батя проговорил:
– Филин, здесь Первый, он все слышал. Если ты своего гостя довезешь, считай, что ничего не было. Понял?! Ничего!!!
– Понял, батя. Конец связи! …Старым друзьям было что вспомнить, да и «шило» было в достатке. Но усталость валила с ног, а завтра предстоял сорокакилометровый марш по не самой легкой дороге. В общем, и Задира, и Горе поняли Андрея. Устал…
Под ольхой задремал есаул молоденький,
Приклонил голову к доброму седлу.
Не буди казака, ваше благородие,
Он во сне видит дом, мамку да ветлу.
Филин провалился в короткий, глубокий сон, а друзья смотрели на этого, в сущности, еще мальчика и старались не шуметь.
Не буди, атаман, есаула верного,
Он от смерти тебя спас в лихом бою.
Да еще сотню раз сбережет, наверное,
Не буди, атаман, ты судьбу свою…
…Полет. Ах какое же это было изумительное, захватывающее дух чувство дикого восторга! Нет, не такое, когда прыгаешь с парашютом. Тот полет длится секунды или максимум минуты, а дальше ты уже не в стихии – тебе помогает научно-технический прогресс… Сейчас Андрей летел, раскинув руки, словно птица крылья. Хотелось кричать, свистеть и даже похулиганить немного, нагадив кому-нибудь недоброму на голову. Он парил над горными вершинами, над реками и полями и не хотел возвращаться на землю. Но… Что-то произошло в один миг там, на земле, проплывающей под ним. Стало нестерпимо жарко. Повернув голову, Филин увидел позади себя огромные рыже-красные языки пламени, протуберанцы, из которых выныривали один за другим летящие на огромной скорости преследователи. Сначала Алихан со своими моджахедами, за ним Реваз, Гоча, Рафаэл, где-то в середине несся Папа, потом Бекмурза… Они нагоняли Андрея. Они пытались окружить его и разорвать неестественно когтистыми руками… Их опередило пламя… Рыжий язык лизнул сначала погоню, заглатывая ее в красную, огненную пасть, а потом добрался и до Андрея… …Этот сон, приснившийся пятого января девяносто первого года, Андрей не мог забыть… …Проснулся Филин от того, что кто-то крепко сжимал его плечо.
– Ты че, Андрюха? Проснись! Успокойся! Совсем нервы себе измочалил! – Игорь тряс Андрея и держал его руку, сжимавшую «стечкин». – Ну, очнулся уже?
– Ф-фу-ф! – Филин мотнул головой, приходя в себя. – Во говно-то какое приснилось!
– Ну, ты даешь!
– Да, что-то мозги устали. – Андрей озирался по сторонам.
– Ты это, братишка, «шило» принимай перед сном, по сто пятьдесят – двести капель! Верно тебе говорю! – Игорь заглядывал в очумелые глаза друга. – Оно, конечно, тоже говно, но помогает – сам через это проходил. А то так и до «дурочки» недалеко. Расслабься, Андрюха. Нет их больше, никого нет!
– Нет, – согласился Андрей.
– Во! И я говорю. И еще это… Не смотри ты им в глаза, когда молчишь – лупи как по мишени в тире, и все. Они же падлы, братишка! Видишь, даже с той стороны достают тебя… Ну что, булькнем нашей микстурки?
Он отстегнул от ремня знакомую, тертую-перетертую, мятую и битую, но тем не менее верную спутницу во всех походах, алюминиевую фляжку. В ней призывно побулькивало.
– Давай, прапор, спаивай своего командира, – согласился Андрей грустно.
За окном бушевал январь, бросая заряды снега в окно. В незаклеенной оконной раме натужно свистел и подвывал ветер, а они сидели на армейских панцирных кушетках в одних трусах и тельняшках – молодец кочегар, старался на совесть. А они еще посмеивались, глядя на этого чумазого, маленького узбека, который совал свои ноги чуть ли не в топку и приговаривал: «А-а! Х-хараше! Ташкэнт!»
В полной темноте к ним вдруг подошел Змей, со своей флягой. Потом появился Бульба и Кабарда. Бандера, Тюлень… К тому времени, когда Медведь закончил разливать спирт по стаканам, здесь уже были все… Вся группа… Сдвинули кровати. На тумбочку сложили фляги – спирт входил в НЗ каждого. И…
– За «Сову», – поднял свой гранчак Тюлень и сказал тост первым на правах аксакала.
– За «Сову». – Они наклонили стаканы и пролили на пол по нескольку капель, поминая павших друзей, давая выпить «шило» и им, погибшим братишкам…
Сколько прошло времени, никто не знал, но уже половина фляг опустела. А хмель не брал. Просто среди них ему было не место. И тут тихо запел Индеец. Артур. Потомственный донской казачина.
Как во чисто поле,
Как во чисто поле,
Вывели казаки
Десять тысяч лошадей.
И покрылось поле,
И покрылся берег
Сотнями порубанных
Посеченных людей.
И грянули дружно, как будто только тем и занимались, что пели, – хор имени Григория «Каната», веревки, в смысле:
Любо, братцы, любо,
Любо, братцы, жить.
С нашим атаманом
Не приходится тужить…
И еще раз, да во весь голос…
Ох, какая же это была песня! Израненными, порубцованными душами пели…
– В компанию принимают? – На пороге стоял Задира, а за ним маячил Горе.
– Давай вали к нам, братишки! – махнул призывно рукой Бандера. – «Шило» есть?
– А как же без него, родимого?! – улыбнулся Клим.
– Че празднуем? – Горе, как всегда, был любознательным.
– Да вот командирский день рождения.
– Проехали уже, Брат, мой день был, когда Муссу вязали.
