Петр Катериничев - Тропа барса
Мы с тобой — всего лишь жалкие слуги смерти, носители зла, исполнители, а он…
Он — безукоризненно, безупречно нормален, расчетлив… Он — как все, а потому он и есть порождение зла! Он понимает это стадо, он внутри и вовне, он и овца, и сторожевой пес, и волк в одном лице… Он — слуга, раб тех же стереотипов, каким следует это стадо, именуемое человеческим, все вместе и каждый в отдельности…
Именно потому он и удачлив, и понятен… Но Лир — не единственный оборотень на этой земле, и, чтобы быть успешным, ему нужны мы. Ты и я. Жалкие психи, сумасброды, жрецы смерти… Время от времени и ты, и я совершаем никем не предвидимые, непредсказуемые поступки… И наше знание словно приобретает новое качество. И тем — приобретает новое качество знание Лира.
Мир жесток. Побеждает тот, кто может уйти от стереотипа, вернее, кто может навязать окружающим новый, желанный стереотип им известного, ими любимого, но всегда — непознаваемого: смерти. Каждый из нас примитивен, но нас обоих просчитать не может никто, даже Лир. А ему и не нужно нас просчитывать, он делает лучше; он нас использует. Ты никогда не чувствовал себя отработанной, жалкой клячей? Вот и я… После каждого дела. Но мы другой жизни не знаем и не желаем никакой другой жизни! И ты и я опасаемся Лира только потому, что нас пугает его непостижимый для нас рационализм и расчетливость, как других пугает наше с тобой отступничество от норм, которые людишки называют моралью… И ты и я — Сальери, и мучаемся мы оттого, что каждый из нас ищет своего Моцарта…
Тебе, Крас, доставляет удовольствие уничтожать красоту и совершенство — и ты ломаешь хребты девчонкам… Как ты мелок… Или лелеешь мечту встретить прекрасную Афродиту и уничтожить Любовь? Не будь дураком. Крас, в женщинах нет любви, нет ничего, кроме похоти течных самок… Любовь — только в воображении гениев… Как жаль, что мы разминулись в веках… Мне надоело забивать овец. Мне нужен Моцарт…
Маэстро снова обессиленно закрыл глаза, и Крас бы не удивился, если бы сейчас Маэстро проигрывал в памяти что-то из сочинений непревзойденного Вольфганга Амадея…
— Готово, — нарушил уединенное безумие Маэстро Котин.
— Фоторобот? — уточнил Крас.
— Да. Сделать для вас распечатку?
— Не нужно. Мы посмотрим на экране. Ведь при распечатке многое теряется.
Крас, а за ним и Маэстро прошли в соседнюю комнату, наклонились к экрану компьютера, рассматривая изображение. Маэстро мельком глянул на Краса, желая удостовериться… Да, на лице того была написана озабоченность. Крайняя озабоченность.
— Ну что ж, дружище Котин… По крайней мере, твой оптимизм тебя не подвел.
Будешь жить дальше таким же бодрячком, — потирая тонкие пальцы, возвестил Маэстро. — Но не обольщайся: все равно пристрелят. Уж поверь чутью мастера! — Снова обернулся к Красу:
— Узнал?
— Да. Гончар.
— Именно. Вот, значит, какие он теперь горшки выпекает! Я-то полагал его давно почившим легионером на какой-нибудь малой войне: уж оч-ч-чень способности были у парня… выше среднего. А он, здрасьте вам, туточки! Вот что, Котик, составляй официальный запрос: Гончаров Олег Игоревич, ну и так далее. Мотивировки придумай сам. Подпиши требование вот этим кодом, — Маэстро вынул из кармашка четырехугольник, похожий на кредитную карточку, передал Котину, — и засылай по системе спецсвязи через Москву. Туда-сюда-обратно… Полагаю, досье и все координаты этого бравого вояки мы получим от здешней службы безопасности часа через полтора-два.
— Если они есть… — утомленно произнес Крас.
— Как не быть! На такого-то молодца! — Маэстро вздохнул, добавил:
— Если ничто не помешает. Ну а что нам может помешать, а, Котик? Правильно мыслишь, ничего, кроме смерти! Ну а смертью в этом городке теперь распоряжаюсь я. Я! Ты понял?
Действуй!
— Есть.
— Гончаров — один из двух бойцов, уцелевших из отряда Барса, — произнес Крас, когда сотрудник вышел, плотно закрыв за собой дверь.
— Что с того? Крас, с каких это пор тебя волнуют покойники? Призраки? Или «мальчики кровавые в глазах»? Хм… Ты же специализируешься по девочкам! Да и Барс был совсем не мальчик — он был хищник, один из самых опасных, кого я когда-либо знал. Этакая странная порода: служебный Барс. Такие не выживают. Или я ошибаюсь?..
— Никаких мальчиков. Кукла.
— Ты стал играть в куклы?
— Подожди, Маэстро. Я имею в виду основной объект:
Глебова Елена Игоревна…
— И ты хочешь ее трахнуть! — взвился Маэстро, гримасничая, потирая руки. — Хотел бы я увидеть это зрелище: крэк, — Маэстро изобразил, как сворачивают шею птице, — и готово! Как там спывають бялорусы? «Ты ж моя, ты ж моя, перапелочка…»
— Прекрати, Маэстро! Не до шуток.
— Ну да, кто же шутит с любовью…
— Лучше посмотри еще один фоторобот. — Крас нажал несколько клавиш.
— Дама?
— Как видишь.
Маэстро впился глазами в экран. Произнес медленно:
— Крас… А это не плод твоей фантазии? — Нет. Я просто «состарил» девчонку.
— Ну что ж… Это любопытно. Крайне. Лиру это покажется забавным. Но не смешным.
— Все-таки вариант "2"? — спросил Крас, и в его голосе Маэстро услышал тайное облегчение.
— Может быть. При такой череде совпадений… Все может быть.
Глава 23
Любовь — это заговор двоих против безжалостного, равнодушного мира. Пусть там свары, дележки, войны… А эти двое счастливы, у них есть любовь. И готовность ее защитить и умереть, если придется, но не отречься…
А мир жесток и завистлив, он знает об этом заговоре двоих и стремится разрушить его всеми силами, всеми соблазнами, всем лукавством, данным ему золотом…
А у них появляется третий… Маленький, беззащитный… Его окружают любовь и ласка, и любонь двоих только крепнет… И счастье кажется бесконечным, безграничным и беспредельным… И так проходит год, и еще год, и еще… И любовь перестает казаться тем, что она есть, — даром, гораздо более ценным, чем ум, талант, красота… И куда более редким.
А мир не устает соблазнять. И вот ей уже кажется, что жизнь, настоящая жизнь, течет где-то рядом, за стенами их тихого дома, за пределами их тихого счастья…
Она ощущает на себе взгляды мужчин и чутким воображением рисует себе что-то иное, прекрасное, полное солнечного света, моря, раскованных женщин, респектабельных, уверенных в себе мужчин, изысканных напитков, цветов, внимания, поклонения, лести… И она начинает считать морщинки у глаз, замечает складочку у губ… Ах, как скоротечно и безвозвратно время, как скучно и банально настоящее, как предсказуемо будущее. Она вспоминает, вспоминает… Лукавая память подсовывает как раз то, что нужно: он, занятый своей бесконечной работой, не подал руку, не похвалил кушанье, не оценил наряд, не заметил, не поцеловал, не… «Не» множатся, дробятся, будто в тысячах зеркал бесконечной анфилады…
Он не сразу замечает перемену. Вернее, замечает, когда уже поздно. Мир покорил и его; ему нужно сделать, сделать, сделать… Ему нужно утвердиться в этом мире, ему нужно стать кем-то, не похожим на других, отличным, создать, как средневековому подмастерью, шедевр, стать в этом мире Мастером… Чтобы она могла им гордиться, чтобы их маленький никогда не знал нужды, чтобы…
Поздно. Все поздно. Заговор любви уже побежден. Остались два одиноких и еще один, малыш… Он самый стойкий, он не может изменить любви, это способ его существования: он любит их обоих… Как маленький солдат, он борется…
Единственным в этой жизни способом — любовью… И когда двое готовы уже сорваться в омут упреков, просит, встав между ними: «Мама, поцелуй папу… Папа, поцелуй маму…» Как самоотверженна его борьба против целого мира лукавства и лжи! И он ждет, надеется… Он хочет победить горы обид, непонимания, гордыни…
Любить ведь так просто и так естественно!
Тщетно. Двое стали одинокими.
Вот только малыш… Он вырастет и будет искать свою любовь и найдет, и, даст Бог, ему повезет, и он окажется более мудр и стоек и сумеет защитить этот дар, и он не угаснет, и человечество выживет…
…Олег открыл глаза. Скверно выбеленный потолок. Газовая плита. Стол. Все как всегда. Только почему он спит на кухне? Ах да, девчонка.
Мир стал реален, рельефен и понятен. Вот только сон… Ему часто снились сны в словах… Слова ложились ровно, связно, ему казалось, что наутро он сможет легко записать все до запятой, и получится хороший рассказ… Но наутро он не помнил ничего. Только ощущение… Сейчас было ощущение утраты. Впрочем, не первый день и даже не первый год. Люди глупы: стремятся к независимости, получают одиночество. Но кому и как это объяснишь?..
Сегодня мир понятен. Девчонка по имени Аля, попавшая в беду. Ее нужно вытащить.
Обязательно. А потом… Потом будет суп с котом. Или ничего не будет. Вот это не важно. Совсем не важно. Просто нужно подняться и сварить кофе.
Олег вышел в ванную, умылся, вернулся на кухню и тут только заметил, что за окном совсем темно. Глянул на часы — стоят. Вышел в комнату. Фосфоресцирующий Циферблат показывал без пяти двенадцать. Ночи.
