Привал с выдернутой чекой - Гончар Анатолий Михайлович
– Уходите отсюда на фиг! – ору я на них, а сам краем глаза подглядываю. Вот ведь, заразы, головами мотают. Что, не понимают, на фига они нам тут? Бинты разве расходовать. Только подумал про бинты, и тут же другая мысль мелькнула: удивительное дело – целы все трое пока. Пока – это ключевое слово. Сейчас их кто-нибудь из агрюш нащупает. Да и черт с ними! Была бы честь предложена. Не хотят отходить, и что мне их, отсюда пинками гнать? Я что им, нянька? Попадут в кого-то из них, значит, моим пацанам меньше пуль достанется. А агрюши нас уже совсем подперли.
– Гранаты к бою! – Взрыв десятка гранат одновременно – штука сильная, особенно если «Фк». А у нас «Фк» и есть. «РГД» старшина не получил. Ящики перепутал. Не бегать же на склад по второму разу?! Я две «Фк» приготовил.
– Гранатами огонь!
Разрывы как очередь из «АГС». Осколки: фьюу, фьюу, во все стороны. И сразу же из автомата – получите, гады… Получите!
За стрельбой я их и не услышал. Только когда над головой промелькнули и шелестящий рокот донесся, понял: «вертушки» наши. Две. «Ми-28».
– Дымы! – И, блин, где у меня этот авиатор? Кидаю дым. Слава богу, нужная радиостанция на месте.
– Часовщик Охотнику, Часовщик Охотнику, Часовщик Охотнику, прием.
– Часовщик ты как, держишься? – слышу обеспокоенный голос вертолетчика.
– Охотник, это Стриж, – встрял в разговор командир нашего вертолета и не дал мне ответить. Да и не очень хотелось: влез – пусть сам и разговаривает, у меня пока своих дело́в полно, но разговор мне слышен.
– Причесать сможешь?
– А то! – легко отозвался Охотник. – Подсвети мне себя! – попросил он, имея в виду обозначить себя дымами. И тут же: – Ага, вижу… – И уже то ли всерьез, то ли в шутку: – Пригнитесь!
Хотя какая к чертям шутка, бить-то будут куда? Чуть ли не в упор. Агрюши – вот они, руку протяни – достанешь.
– Ложись, воздух! – Едва успел кнопку тангенты прижать и команду отдать – нос первой вертушки всполохами заблестел. По голове как кувалдами застучало. Но вроде хорошо прошелся. Второй, блин, гад «НУРСами» ударил, а «НУРСы» – это тебе не пушка, «НУРСы» и промахнуться могут. А может, это у меня такое устаревшее понятие о них осталось? Ударили точно. То, что еще от машин оставалось, загорелось. Агрюшам наверняка не понравилось, те немногие, что уцелели, врассыпную бросились. Как цыплята от коршуна. Правильная тактика. Только снарядов в «вертушках» и на них хватило. Мы тоже, что греха таить, слегка оторвались. Может, и не слишком красиво по «терпящим бедствие» стрелять, но совесть почему-то не мучает. Так что когда появились более тихоходные транспортники, все было кончено. Первым выплыл «МИ-26», хотя нет, наверное какая-то его более новая модификация – больше, гораздо больше. Я думал – он за нами, а он к сбитому «МИ-8» поплыл. Именно поплыл: плавно, неторопливо, с какой-то невероятной грацией. И практически бесшумно – казалось бы, винты не вспарывают воздух, а перетекают по кругу. А может, это мне после недавнего глушняка так показалось? А транспортник завис над упавшей «вертушкой», крюки какие-то вниз на тросах выкинул, зацепил «МИ-8» и потащил. Никогда в вертолетах не падал (и дай бог, никогда больше не буду), никогда при подобной транспортировке не присутствовал, а оно вот как у них все тут организовано: вертолет не успел упасть, а его уже утягивают. Здо́рово! Только летчики наши почему-то стоят, глаза выпучив. Что не так-то?
– Стриж-2 Часовщику, обозначь площадку, – попросили с подлетающего «МИ-8».
А что ее обозначать? Садись на дорогу, а дымы… так вокруг и без этого все дымится. Аж нос гарью забило. Так я ему и сказал.
– На дорогу садись. Видишь?
– Вижу, – тотчас отозвался вертолетчик. – Добро. В темпе только, Абхаз передал, еще одна колонна с агрюшами на подходе.
– Принял, тянуть не будем, – пообещал я. А у самого что-то в душе екнуло. Непонятки какие-то. Абхаз – это позывной командира беспилотников. Понятно, информацию он скинул, верная, даже без сомнений, но колонна? На подходе? Ничего не понял. Они что, тут как у себя дома ходят, то есть ездят? Я вообще-то твердо уверен был, что это наш район. Неужели опять американцев выбили (были такие прецеденты), и когда успели-то? И почему я не в курсе? И на базе ничего слышно не было. Обычно о таких вещах сразу молва идет. А тут еще такой район… все шуметь должно. А тишина.
– Командир, – я дернул за рукав приползшего ко мне вертолетчика, – с каких пор этот район агрюшам отдали?
– Да хрен его знает, не в курсе я! – сознался тот. – Наш он должен быть. Может, у американцев где-то линию обороны прорвали?
– Да наверняка… – И я тоже самое только что подумал. А ведь действительно, «у американцев линию» – это запросто. У них так и есть линия, это у нас фронт. Прорвали и куда-то передислоцируются, а район как был под коалицией, так и остается.
– Командир, с трофейным оружием что? – Старший сержант Болотников подрулил. И действительно, трофеи собрать бы надо.
– Часовщик Стрижу: сколько у нас времени? – спросил я и пояснил: – Оружие трофейное собрать не успели.
– Мужики, какое, к бесу, оружие? – разнервничался тот. – У нас каждая секунда дорога. Говорю же, колонна большая на подходе, а большие колонны без «Стингеров» не ходят.
«“Стингеры”? Это что-то новенькое».
– Откуда у них «Стингеры»? – Вопрос буквально сам с языка сорвался.
– Ты что, с луны свалился? – вертолет уже вышел из-за леса, а мы еще не бежали к площадке, и вертолетчик, похоже, злился. – Или прикалываешься?
И что ему ответить? По-любому получусь дурак, вот только почему?
– Проехали! – отмахнулся я от вопроса, и уже своим (по внутригрупповой): – Вперед, парни! Не задерживаемся! – и на ухватившего вражеский гранатомет Федотова рыкнуть успел: – Да брось ты его к черту! Сказали – сматываемся. Не разводи суеты. Давай в темпе. Карета подана.
А вертолет уже садился. Борттехник опустил лестницу. Но в «вертушку» никто лезть не спешит. Ни у меня одного летная боязнь появилась.
Ух, Боже поможе!
– Пошел, по порядку! – ору. И дело двинулось.
Уф, вот я и внутри. Да нормально все будет. Снаряд в воронку дважды не падает.
– Парни, не дрейфь! Снаряд дважды в одну воронку не падает! Нормально все будет, – то ли бойцов, то ли самого себя убеждаю я. Все, полетели. Резко мужики пошли. Аж уши заложило. Вверх и сразу в сторону. Сглотнуть надо, вот только в горле все пересохло. Жарко, а воды нет. Без больших же рюкзаков летели. С собой малые рюкзачки и мародерники, а в них только боеприпасы, и больше мы ничего с собой не брали. Смысла не было. Нам ведь туда и обратно. Забрать и вернуться. Ротный же говорил: работа для дураков. А оно вон как вышло. Я поглядел в иллюминатор. Странно: вертолет как над лесом поднялся, так на этой высоте и полетел. Давно я так не летал. Обычно «вертушки» всегда высоту набирали, да так и шли до места высадки. А этот над землей идет. Так, говорят, в Афгане летать стали, когда там «ПЗРК» [3] появились. Неужели летун правду про «Стингеры» сказал? Но откуда здесь «Стингеры»? Максимум, что тут раньше встречалось, – это старенькая китайская модификация наших «Стрел». Да и то, когда китайцы у себя канал утечки со складов НЗ [4] перекрыли, все «ПЗРК» сразу и закончились. Сейчас их днем с огнем не сыщешь. И вдруг «Стингеры». С другой стороны, мы-то упали, может, нас как раз «Стингером» и сбили?
– Виктор. – Наконец-то я вспомнил, как командира нашего экипажа зовут, тезка он мой. – Виктор, а нас из «Стингера» шарахнуть не могли?
– Нет, я же говорил, не сбивал нас никто. Вертолет сам падать начал. А про «Стингеры» я сегодня сам первый раз услышал. Не было их тут. Может, только в самом начале? Но вот, летим, – он показал на иллюминатор, намекая на высоту полета, – значит, информация поступила. Отсебятину пороть не станут. Себе дороже. Восьмерка – она как фанерная банка, брони кот наплакал. На такой высоте при определенной удаче и из ружья сбить можно. В Ираке вроде бы «Апач» из карабина сбили. А у того брони не сравнить. Низко летел.