Роберт Крейс - В погоне за тьмой (в сокращении)
Старки улыбнулась. Ей нравился Олни, нравились фотографии детей у него на столе.
— Она меня убила. Здесь, неподалеку. Убила насмерть.
Старки налила себе еще кофе. Жутко хотелось закурить. Старки курила по две пачки в день — а раньше и все четыре.
— Врачи меня вытащили. Я была уже там.
— Кэрол, ты уж извини. Что тут скажешь…
— Я ничего не помню. Очнулась — надо мной врачи. Потом больница. Вот и все.
— Понятно… Ну, надеюсь, тебе у нас в убойном понравится.
— Спасибо, старина.
Старки улыбнулась и вернулась на свое место. Слава богу, эту тему закрыли. Об этом вечно шептались у нее за спиной, а недели через две кто-нибудь набирался храбрости и спрашивал напрямик: тебя правда убило? И как там, по ту сторону?
Старки села за свой стол, стала просматривать дела об убийствах. Это было ее первое задание в убойном, и в напарники ей дали ветерана Бобби Маккью. Он прослужил в полиции двадцать восемь лет, из них двадцать три в убойном.
Маккью выложил перед ней десять текущих дел об убийствах и велел их изучить. Ей нужно было вникнуть в детали каждого. Кроме того, ей поручили вносить в дела новые отчеты и материалы, собираемые по ходу расследования.
Старки вытащила из сумки сигарету и уже собралась было совершить третью за день пробежку на парковку, но тут из своего кабинета вышел лейтенант Пойтрас.
Он обозрел помещение и громко спросил:
— Где Бобби? Маккью на месте?
— Он сегодня в суде, на слушании, — ответила Старки.
Пойтрас уставился на нее:
— Это вы были с Бобби в том доме в Лореле?
— Да, сэр.
— Собирайтесь. Поедете со мной.
Старки убрала сигарету и пошла за ним.
Солнце, уже набравшее за утро силу, светило сквозь ветви сикомор и стофутовых эвкалиптов. Я ехал по Лорел-Кэньон на вершину Лукаут-Маунтин. Несмотря на жару, молодые женщины толкали вверх по крутому склону коляски с младенцами, во дворе школы играли дети. Интересно, подумал я, а кто-нибудь из них в курсе, что было найдено там, на горе? Аромат дикого фенхеля не мог заглушить запаха гари от недавнего пожара.
Лу дал мне адрес дома на Ансон-лейн. Посреди улицы стояла машина с радиостанцией, за ней синий «форд». Лу Пойтрас, детектив Кэрол Старки и двое полицейских в форме о чем-то беседовали. Старки только пару недель назад попала в отдел, поэтому я, увидев ее, удивился.
Я припарковался за «фордом» и подошел к ним.
— Лу! Старки, теперь ты этим занимаешься?
— Старки приехала вместе с Бобби, когда патрульные сообщили о трупе, — объяснил Пойтрас. — И пробыли там, пока не прибыла опергруппа.
— Полтора дня на это угробили.
Пойтрас нахмурился и обернулся к дому:
— Ты хотел посмотреть, что у нас есть? Любуйся.
Дом был небольшой, с испанской черепичной крышей, усыпанной палой листвой и сосновыми иголками. На гараже еще болтался обрывок заградительной ленты.
Пойтрас поморщился — судя по всему, в дом ему идти совсем не хотелось.
— Старки тебе все покажет. Но у нас нет никаких материалов по вскрытию. Они все в Управлении.
— Ну, что есть…
— Там жарко как в аду. Кондиционер выключен.
— Ценю твои старания, Лу. Спасибо. И тебе, Старки, тоже.
Действительно в доме было жарко как в печке. У продавленного дивана и журнального столика стояло потертое кресло. С него срезали куски обивки — она вся была залита кровью. Выключатели и дверные ручки были посыпаны порошком — с них снимали отпечатки пальцев.
Старки тут же сняла куртку.
— Фу! Ну и вонь!
— Расскажите ему, что вы нашли.
Старки встала посреди комнаты, показала на пятно на полу.
— Кресло стояло не у дивана, а здесь. Когда тело унесли, здесь все передвинули. Он сидел в кресле, откинувшись назад, в правой руке револьвер, «таурус» тридцать второго калибра.
— Кресло стояло посреди комнаты?
— Да, развернутое к телевизору. На полу валялась бутылка виски — видимо, он к ней прикладывался.
— Сколько было сделано выстрелов?
— Один, — ответила Старки. — Под подбородок.
Пойтрас стоял у двери. Пот со лба катился по его щекам.
— Коронер сказал, все чисто — все указывает на самоубийство.
Старки молча кивнула. Я попытался представить Лайонела Берда в кресле, но никак не мог. Я забыл, как он выглядел. Видел-то я его всего однажды — на видеозаписи из полиции, когда он давал показания.
— А что соседи? Из окна я заметил несколько домов напротив. Выстрел кто-нибудь слышал?
— Не забудь, он был мертв уже неделю, когда мы его нашли. Никто не помнит, что он слышал в день смерти.
— Расскажите ему про снимки, — сказал Пойтрас.
Старки опустила глаза, ей явно было не по себе.
— Был еще альбом с поляроидными фото жертв. Семь страниц — каждой по странице. Мерзкое зрелище.
— А где вы нашли альбом? — спросил я.
— На полу у его ног. Мы решили, что альбом свалился с колен, когда Берд потянулся за бутылкой. — Тут она подняла взгляд на меня. — У него была одна здоровая нога. Вторая вся покорежена.
Лайонел Берд потерял половину ступни, когда ему было двадцать четыре года — несчастный случай на работе. Я не сразу это вспомнил, но да, Леви мне про это рассказывал. Ему положили небольшую компенсацию — и ее ему на жизнь хватало.
— Это Бобби понял, что к чему, — сказал Пойтрас. — Среди жертв была Челси Энн Морроу. Бобби ее узнал. А когда мы стали показывать альбом в других отделах, тут-то и сложилась полная картина.
— Кроме снимков ничего не нашли? — спросил я у Старки.
— Фотоаппарат и пару пленок. Еще патроны к пистолету. Может, опергруппа еще что нашла, я не знаю.
— Снимки — еще не доказательство, что убивал он. Может, он купил их в интернет-магазине. Или их делали следователи.
Пойтрас пожал плечами:
— Уж не знаю, что тебе ответить. Гении из Управления решили, что он убийца и есть.
— А альбом можно посмотреть?
— Он в Управлении.
— А фото с места происшествия?
— Это у опергруппы, — объяснила Старки. — Они вывели нас из игры. Все материалы, в том числе показания соседей.
Хлопнула дверца автомобиля, и мы вышли на веранду. Из полицейской машины вышел старший чин и чин помладше. Старший уставился на нас. У него были русые, коротко стриженные волосы, загорелое лицо и мерзкая ухмылка.
— Черт! — буркнул Пойтрас. — Что-то он рановато.
— Это кто?
— Маркс. Замначальника Управления по оперработе.
— Тебе надо было исчезнуть до его появления, — пихнула меня локтем в бок Старки.
Отлично!
Пойтрас пошел было поздороваться с Марксом, но тот здороваться не захотел. Он взлетел по ступенькам и уставился на Пойтраса.
— Лейтенант, я приказал, чтобы место преступления опечатали. И специально вам напомнил, что вся информация — только через мой отдел.
— Шеф, это Элвис Коул. Он мой друг, и он имеет касательство к этому делу.
Маркс не пожелал и взглянуть на меня.
— Я знаю, кто он такой и какое касательство имеет к этому делу. Он обвел вокруг пальца прокурора, после чего убийцу отпустили.
— И я рад с вами познакомиться, — сказал я.
Маркс меня словно и не слышал.
— Лейтенант, — снова обратился он к Пойтрасу, — я специально отдал распоряжение, чтобы пресса ничего не пронюхала до того, как мы известим родственников погибших. Они и так достаточно настрадались.
Пойтрас стиснул зубы:
— Шеф, здесь все играют за одну команду.
Маркс покосился на меня и сказал:
— Нет! Уберите его отсюда и покажите мне этот чертов дом.
И Маркс проследовал внутрь. Пойтрас стоял и смотрел ему вслед.
— Лу, ты уж извини… — сказал я.
— Начальник полиции в отъезде, — понизив голос, объяснил Пойтрас. — Маркс решил, что если он распутает это дело до его возвращения, то это будет для него отличным паблисити. Извини, старик.
— Пошли, — тронула меня за рукав Старки.
Пойтрас вошел в дом, а Старки пошла со мной. Как только мы остановились, она выудила из сумки сигарету.
— Маркс правда будет сегодня выступать по телевидению? — спросил я.
— Насколько мне известно, да. Вчера вечером они все закончили.
— За неделю закрыли дела по семи убийствам?
— Трудились в поте лица. Круглые сутки.
Она закурила. Старки мне нравилась. Забавная, сообразительная. Она помогла мне выпутаться из двух передряг.
— Ты когда бросишь? — спросил я.
— Когда помру. А ты когда начнешь?
Мы улыбнулись друг другу. Но она тут же посерьезнела.
— Пойтрас рассказал мне про историю с Ивонн Беннет. Все это очень странно…
— Ее фото тоже было в альбоме?
— Да, — ответила Старки.
— Он не мог ее убить. Я это доказал.
Старки махнула рукой в сторону соседних домов:
— У него здесь друзей не было. Многие знали его только в лицо, а те, кто был с ним знаком, предпочли промолчать. Он был мерзкий тип.
