Андрей Дышев - Троянская лошадка
Если ей что-то не нравится – пусть уходит! Скатертью дорога! Но ее капризы и слезы больше терпеть не намерен. У меня уже голова распухла от версий и догадок. На-до-е-ло! К чертовой матери агентство! Долой все счета вместе с кабальными условиями экспроприаторов! Да здравствует свобода!
Я сгреб со стола все счета и письма в выдвижной ящик и запер его на ключ. Ключ закинул в сейф, который, в свою очередь, тоже запер. Потом прошелся по кабинету, думая, куда бы засунуть ключ от сейфа. Меня распирало от желания с кем-то подраться. Я скрипел зубами от нестерпимой жажды совершить нелепый и абсолютно бессмысленный поступок, чтобы потом горько сожалеть о нем. На моем пути попался стол, на который я немедленно запрыгнул и тут же стукнулся темечком о люстру. В этот момент в дверях появилась Ирэн. Движения ее были плавные, как у сытой и сонной кошки. Она оперлась одной рукой о косяк, другую опустила на бедро, выгнулась, словно на подиуме, и беспечно улыбнулась мне.
– А что ты там делаешь? – спросила она. – У тебя такой озабоченный вид.
Я хлопал глазами, удивляясь столь разительным переменам в облике и поведении моей милой сотрудницы. Если бы не темные пятнышки на ее костюме, можно было бы подумать, что недавняя сцена в задымленном кабинете мне лишь пригрезилась.
– Хочу воду в плафон залить, – ответил я.
– Воду? Зачем?
– Чтобы согреть чай, неужели не понятно! – буркнул я и спрыгнул со стола.
Как она владела собой! Я не мог не восхититься Ирэн. Почему-то именно сейчас она показалась мне неотразимо красивой. Может быть, из-за ее прекрасных глаз, бездонно заполненных тайной и упоительным блеском?
Она поправила прядь волос, выбившуюся из-под заколки, и подошла ко мне. Легкая, тоненькая, почти невесомая. Но сколько в ней чувств, эмоций и затаенных мыслей! Целая планета! Некоторое время я не мог шелохнуться и все стоял в шаге от нее и рассматривал ее лицо. Теперь она не опускала глаза и подбородок держала высоко и гордо. Высокий открытый лоб отливал бронзой. Маленький кукольный носик был слегка вздернут кверху, будто тем самым тоже заявлял о своем норове. В позе Ирэн мне виделась вызывающая храбрость и открытость опытной стриптизерши. На, мол, смотри на меня, разглядывай мои глаза – мне нечего стыдиться, я ни в чем перед тобой не виновата, и совесть моя чиста.
– У нашего офиса новый хозяин, – брякнул я. – Он в три раза увеличил стоимость аренды…
У меня в горле вдруг засаднило, и я закашлялся, отошел от Ирэн и грохнулся в свое кресло. Красивая баба на работе – это уже плохая работа. И что она светит на меня своими очаровательными глазками? Я говорю о беде, свалившейся нам на голову, а она своим внешним видом заставляет меня задуматься о неизбежности весны и любви.
– В три раза? – спокойно, даже равнодушно переспросила Ирэн, словно речь шла о подорожании лангустов в ресторанах Таиланда.
– А денег у нас нет, – добавил я, зачем-то вынимая из нагрудного кармана портмоне и заглядывая в него.
– Где же их взять?
– Позвони новому хозяину, – произнес я, абсолютно уверенный в том, что Ирэн откажется, – и скажи, что если он отсрочит выплату на три месяца, то мы безвозмездно соберем для него сведения любого характера.
– Любого? Так и сказать – любого?.. Хорошо, – согласилась Ирэн. – По какому номеру звонить?
Кажется, в агентстве воцарялась прежняя деловая обстановка. Ирэн снова стала исполнительной и сообразительной сотрудницей, какую я знал и ценил уже второй год. Вот только эта странная улыбка, блуждающая на ее перламутровых губах! О чем она сейчас думает? Чему радуется?
– Вот письмо… – буркнул я и с озабоченным видом стал дергать выдвижной ящик, пытаясь его открыть. Ящик не открывался, потому как несколько минут назад был заперт лично мною, и тогда я принялся разряжать свои нервы на ручке. В конце концов она оторвалась. Я швырнул ручку в мусорную корзину и только тогда вспомнил, что переписал номер на лист календаря. Я в сердцах выдрал его и протянул Ирэн, стараясь не встретиться с ней взглядом.
Она взяла письмо двумя пальчиками и, не глядя, опустила его в сумочку. Щелк! Золотые замочки закрылись. На тонком пальце Ирэн сверкнуло колечко в виде ивовой ветви с александритом. Ирэн очень медленно поправила тонкий ремешок сумочки на плече, как если бы это была бретелька сарафана, и девушка не спешила, позволяя мне любоваться ее прелестным обнаженным плечиком.
– Еще будут поручения?.. Кирилл, какой-то ты сегодня рассеянный.
– Все! Больше ничего!
Пусть быстрее уходит с глаз моих долой! Завалила меня ребусами и ухмыляется. Я хочу побыть один. Я хочу разобраться в себе. Может, в самом деле, я виноват в том, что происходит с ней? Может, я отупел на этой работе и перестал следить за собой? Может, у меня уже вместо лица рыло приамазонского тапира?
– Я могу идти?
Она что, издевается надо мной? Как солдат первого года службы!
– Да! – громче повторил я. – Ты свободна!
– Я это знаю, – ответила Ирэн, повернулась и грациозной походкой вышла из кабинета.
«Что она знает? – с опозданием подумал я, когда раздался хлопок входной двери. – Знает, что свободна? На что она намекает?»
Я еще долго сидел за столом, рисуя на листе бумаги квадратики и кружочки. Потом превратил квадратики в дома, а кружочки – в людей. Над одним из кружочков я усердствовал особенно. Сначала обозначил округлую головку, затем добавил вытянутый, как у утки, нос, пририсовал овальное тельце, на которое посадил две короткие лапки с крупными крепкими пальчиками. Хотел пририсовать глаза, но передумал: у этого зверька глаз не бывает. Внизу подписал: «Крот Лобский».
Налюбовавшись вдоволь этим высокохудожественным творением, я в сердцах сплюнул, скомкал лист и отправил его в корзину. В кабинете Ирэн зазвонил телефон. Не торопясь, я встал из-за стола и вышел в коридор. Шел нарочно медленно, придирчиво оглядывая ковролин – добросовестно ли его пропылесосила уборщица? Обычно Ирэн звонили ее многочисленные подруги, с которыми мне совсем не хотелось общаться. После разговора с ними приходилось долго приводить свои растрепанные мысли и чувства в порядок. Разве можно сохранить самообладание, услышав в трубке нежный и томный шепот: «А будьте добры Ирэн… Ах, она вышла? Какая жалость! Простите, а с кем я говорю? С ее начальником? Господи, был бы у меня такой начальник, с таким обаятельным и сексуальным голосом! Повезло же Иришке! Скажите, а вы сегодня вечером очень заняты?» И в том же духе. Я никогда не передавал содержание подобных разговоров Ирэн, щадя ее подруг… Телефон продолжал молотить в свой внутренний колокольчик, выказывая требовательность и нетерпение. Я зашел в кабинет, где все еще пахло жженой бумагой, и взял трубку.
– Алло… Алло!.. Я ничего не слышу! Вы держите в руках трубку, в которую надо что-то говорить…
После недолгой тишины – короткие гудки. Я кинул трубку, прошелся из угла в угол и остановился у мусорной корзины. Посмотрел на нее скептически, словно в ней отражалось мое чувство собственного достоинства, промычал какой-то мотивчик и опустился перед ней на корточки. Сыщик не должен быть брезгливым. Если понадобится для дела, то и под столом собрать всю пыль не грех… Я раздвинул несколько газетных комков и выудил мокрый обрывок, опаленный с одной стороны. Затем сел на подоконник, ближе к свету, и внимательно рассмотрел его. М-да, детальная экспертиза не требуется. Без всякого сомнения, это уцелевший остаток фотографии. Цветной глянцевой фотографии. На обратной стороне – часть бледного логотипа «…DAK». Надо понимать, фотобумага фирмы «KODAK». Что было изображено на снимке, определенно сказать невозможно. Виден лишь коричневый край какого-то предмета, да расплывчатая синяя полоса поперек него… Я еще поискал в корзине, но больше ничего интересного не нашел.
Тут снова завопил телефон. Я кинул обрывок в корзину, да промазал, и он, словно плевок, налип на ножку стула.
– Детективное агентство! – рявкнул я в трубку.
Тишина. Лишь чье-то сдержанное дыхание.
– Ирина, ты что, выпила? – сказал я с ласковым укором и положил трубку.
«Она проверила, ушел я из ее кабинета или сижу в нем до сих пор», – подумал я и почувствовал себя так, словно меня застукали за каким-то неблаговидным занятием. Даже если я сейчас выйду отсюда, ни к чему более не прикоснувшись, все равно Ирэн будет думать, что я обыскивал кабинет. Так что же я теряю? Я сел за ее стол и оглядел кабинет ее глазами. Очень чисто и уютно. Нигде не заметно пыли, хотя я ни разу не видел Ирэн с тряпкой в руке. На подоконнике теснятся горшки с цветами. Настоящие джунгли. Цветы у Ирэн всегда хорошо растут, они чувствуют какую-то особую жизненную энергию. Я тоже, подобно цветку, чувствую эту энергию, но расту почему-то только в области талии. На столе полно всяких безделушек, начиная от фарфорового котенка и заканчивая высушенным розовым бутоном, обрызганным для блеска лаком для волос. Кажется, эту розу я ей подарил. Но это было страшно давно, где-то в каменном веке. И зачем она хранит эту мумию? Символ моих чувств к ней?