Андрей Дышев - Троянская лошадка
– Извините, – не выдержала Ирэн и настойчиво потянула меня к выходу. – Мы должны идти, нас ждут…
– Еще минуточку! – заторопился Лобский и, тронув меня за локоть, обратился ко мне: – Только один вопрос! Вы, надеюсь, уже слышали про «ГОС»?
– Про что? – не понял я.
– Ага, – кивнул Лобский. – Значит, не слышали. Это очень странно. Вы с вашими способностями должны стоять в первых рядах участников «ГОСа». Ведь вы потенциальный фаворит… Почему вы так удивляетесь? Это ваше предназначение, ваша стихия…
– Я не знаю, о чем вы говорите, – напомнил я.
– «ГОС» – это аббревиатура, – пояснил Лобский, – которая означает «Гейм Оф Сарвайвл», то есть, «Игра на выживание». Грандиозное телевизионное шоу. О нем сейчас пишут все газеты…
Тут очень кстати рядом с нами появился Белиловский. Он сверкнул бронзовой лысиной, уколол мою щеку своей жесткой бородкой и принялся меня отчитывать:
– Кирилл! Ну, в чем дело? Народ ждет! Народ, можно сказать, уже стонет!
Лобский, отступив на шаг, принялся вполголоса извиняться перед всеми сразу. Самое время было забыть об этом человеке, выбрать в качестве путеводного маяка лысину председателя жюри и гордо прошествовать за ней в банкетный зал, но все же я, чувствуя на себе пристальный и выжидающий взгляд, не выдержал и оглянулся.
– Еще увидимся! – тотчас крикнул Лобский, вскидывая руку, и перевел взгляд на Ирэн, желая убедиться в том, что она эти слова услышала и правильно их поняла.
Мы неплохо пошумели в баре, и я забыл бы об этой мимолетной встрече, если бы не поведение Ирэн. Она тоже смеялась, глядя на то, как дурачатся немцы, изображая подъем по леднику, охотно поднимала бокал после всякого тоста и самолично взялась резать призовой пирог, и все же я не мог не заметить, каких усилий ей стоило самообладание. Время от времени я ловил ее короткие взгляды, которые она украдкой кидала на меня, будто хотела догадаться, о чем я сейчас думаю и каково мое внутреннее состояние, и мне казалось, что ее глаза наполнены беспросветной тоской и болью.
В самый разгар банкета я, нарочно оказавшись рядом с Белиловским, как бы между прочим спросил его, что он может мне рассказать о своем друге по кличке Крот. Председатель жюри – кстати, абсолютный трезвенник – долго не мог понять, про какого Крота я говорю, и лишь когда я обрисовал ему коренастого мужчину, донимавшего нас своими разговорами в кинозале, он вспомнил.
– Какой же он мне друг? Я его совсем не знаю. Он крутился около судей во время восхождения и расспрашивал про участников.
– И давно он здесь?
– Кажется, вчера приехал… Да, вчера. Как только вы стартовали, так он здесь и появился. Знаешь, на что я обратил внимание? По-моему, он очень богатый человек. Во всяком случае «Мерседес» у него совершенно роскошный. За все время, пока я здесь работаю, подобных машин в Приэльбрусье не видел… А что с Ирэн? Сегодня она неважно выглядит.
Я ответил, что она все еще не оправилась после восхождения, и вернулся на свое место. Я выпил еще пару бокалов вина, причем один из них – на брудершафт с экспансивной журналисткой из какой-то спортивной газеты, и только после этого заметил, что моя подруга куда-то пропала.
Я нашел ее в нашем номере. Ирэн сидела в кресле и смотрела телевизор. При моем появлении она не шелохнулась и даже не повернула головы. Я присел на подлокотник и опустил руку на ее плечо.
– Что с тобой? – спросил я.
– Иди и обнимайся со своей корреспонденткой! – вдруг необычайно зло выкрикнула Ирэн, скидывая мою руку со своего плеча.
Это было что-то новое. Кажется, первый раз в жизни Ирэн устроила мне сцену ревности. Чего-чего, а этого я от нее не ожидал.
Эмоции вспыхнули во мне как ржаной сноп от горящей спички. Я вскочил с кресла и подошел к окну. Вершины гор, еще освещенные заходящим солнцем, полыхали, словно угли в гигантском камине. На сосновый лес опускался голубой туман, похожий на невесомую шелковую накидку. Ледник цвета изумруда притаился на дне глубокой седловины, и из его недр исходило холодное мерцающее свечение. Какая красота! Какое величие! Разве можно ругаться в этом божественном месте?
Я успокоился, легко погасив в себе вскипевшую обиду. Ее ревность – всего лишь прикрытие. Всего лишь отчаянная попытка скрыть от меня нечто такое, что представлялось Ирэн ужасным. Я видел, каких усилий ей это стоило. На место угасшей обиды пришла жалость. Я поставил стул напротив Ирэн и сел на него. Покачивая ножкой, Ирэн продолжала делать вид, что смотрит телевизор. Я хотел спросить, что за тип этот Лобский, но не спешил это делать. Ирэн не могла не знать о моем естественном любопытстве и должна была как-то прояснить ситуацию. Впрочем, использование в этом случае слова «должна» было неуместным. Ирэн мне ничего не должна. Если она захочет, то расскажет сама. А нет – я спрашивать не буду.
Ирэн не захотела ничего рассказывать. Мы сидели в напряженном молчании. Я – уставившись на Ирэн, а она – на телевизионный экран. Упрямое молчание в подобном случае – признак неважный. Если человек молчит, то можно предположить, что он не хочет лгать, но сказать правду тоже не может, ибо эта правда имеет неприглядный вид.
Глава 2
Как завоевать мужчину?
На следующее утро Ирэн старалась вести себя так, словно ничего не произошло. Она как прежде была весела и беззаботна. Сначала приготовила кофе, потом «выстрелила» мне в лицо пеной для бритья, а когда я, ослепший, склонился над рукомойником, незаметно повернула рычаг душа. В общем, я искупался прямо в одежде под аккомпанемент нервно-заливистого смеха Ирэн. Я охотно включился в эту игру и, в свою очередь, сунул Ирэн под душ прямо в халате. Я видел, что она изо всех сил старается забыть вчерашнюю встречу с Кротом как дурной сон, и я как мог помогал ей это сделать. Ее прошлая личная жизнь была для меня закрытой зоной, и я вовсе не стремился взломать замки. Зачем мне знать то, что Ирэн предпочитает скрывать? Зачем усложнять и портить наши отношения, если они пока еще устраивают меня? Мне ровным счетом наплевать на то, кем для Ирэн был этот Крот – хоть любовником, хоть мужем. Я-то не собираюсь жениться на Ирэн!
Я надеялся, что встреча с Лобским быстро выветрится из памяти Ирэн, но этого не произошло. Когда мы, взвалив зачехленные лыжи на плечи, вышли на улицу, в душе Ирэн снова поселилось беспокойство. Я подмечал, как она украдкой озирается по сторонам, словно подсознательно ждет выстрела в спину, или вдруг мысленно улетает в мир своих воспоминаний и перестает слышать меня и понимать, о чем я говорю. Ирэн думала, что я ничего не замечаю, а я старательно поддерживал в ней это заблуждение. Но когда на вопрос о том, какую трассу она сегодня предпочитает, Ирэн ответила, что не голодна, я не выдержал и мягко упрекнул ее:
– Ты меня совсем не слушаешь. О чем ты все время думаешь?
Ирэн заметно смутилась. Корчить передо мной дурочку она не стала, просто замкнулась в себе, не пытаясь уже играть и лицемерить. Мы даже не пошли на подъемник, кинули лыжи на снег и сели на деревянного дракона, охраняющего детскую площадку. Настроение у Ирэн упало окончательно. Мы долго молчали. Она безостановочно курила. «Сейчас она все расскажет», – подумал я, но ошибся.
– Тебе не дают покоя мысли об этом человеке? – спросил я.
– Мне здесь надоело, – ответила Ирэн глухим голосом и кинула окурок в снег. – Я хочу домой.
И она опять отгородилась от меня глухой стеной. Я видел, как мучается Ирэн, и, сочувствуя ей, искал лекарство от ее странной болезни. По поведению Ирэн можно было сделать вывод, что встреча с Кротом ее здорово испугала. Видимо, до того, как я к ним подошел, Крот успел сказать Ирэн нечто такое, что привело ее в замешательство. Я готов был навскидку назвать полсотни различных причин, по которым человеку можно быстро и надолго изгадить настроение. Допустим, напоминание о долгах. Или о том, что заканчивается срок аренды (дома, машины, дачи, офиса и т. д.). Или сообщение о том, что из тюрьмы вышел твой самый заклятый враг и разыскивает тебя. Или печальная новость от хирурга, который недавно тебя оперировал: по рассеянности он оставил между твоим желудком и селезенкой свой мобильный телефон. Может быть, Ирэн узнала о том, что ее богатая тетушка, проживающая в Канаде, за два года до смерти завещала все свое многомиллионное состояние международному фонду защиты животных. Или, к примеру, Крот открыл ей страшную тайну, что мы с Ирэн – родные брат и сестра и потому никогда не сможем пожениться… Каждая их этих новостей запросто могла испортить Ирэн настроение. Но почему она играет со мной в молчанку? Почему не хочет поведать о своих печалях мне, ее самому близкому и надежному другу?
На этот вопрос я мог дать лишь один ответ: Ирэн скрывает от меня факт, который, как ей кажется, выставляет ее в невыгодном свете. Мы возвращались с Кавказа как с похорон.
– Странно, – сказала Ирэн, когда мы подошли к стоянке такси, – нам сейчас придется расстаться и разъехаться по своим квартирам. А я уже привыкла, что у нас общий дом.
