Сергей Зверев - Тайное становится явным
– Номер чистый, опрятный, с двумя комнатами, – высказал Туманов свои пожелания морщинистому служителю с двумя пальцами на правой руке.
– Нет номеров, – печально вымолвил беспалый, отрываясь от газеты.
– Не гневи бога, голубчик, – Туманов выложил на стойку стодолларовую купюру. – А сейчас есть?
– Сейчас есть, – служитель двумя перстами прибрал денежку и виртуозно сложил ее вчетверо. После чего она куда-то пропала.
– Ловко, – восхитилась Алиса. – Научите?
– Если папа с мамой разрешат, – «портье» едва заметно улыбнулся. – Ваш номер 314-й – на третьем этаже, по коридору направо. Номер люкс. Холодная вода идет рывками, о горячей забыли. Не хотите – не берите. Оплата – две тысячи.
– В час? – ядовито уточнила Дина.
– В сутки, – служитель стер с лица улыбку. – Для нежелающих регистрироваться – льготный тариф. Двойной.
Придя в номер, Алиса выложила во всеуслышание, что подобным закоренелым мздоимцам она будет делать «колумбийские галстуки», а потом развешивать для просушки на всех телеграфных столбах, чтобы знали. После этого, утробно ворча, ушла принимать холодный душ рывками, а Туманов разрезал пакет.
Под целлофановой оберткой действительно скрывалась книга. Возможно, оригинал когда-то и имел ценность, но данный предмет относился лишь к его перепечатке. Пусть и полиграфически безупречный, выполненный на хорошем оборудовании, но всего лишь копия.
Старославянский текст чередовался с греческими пояснениями. Оба ни о чем не говорили. Картинки, выполненные в духе древнего богомаза, изображали то сценки смертоубийства, то какие-то бытовые мотивы – с собаками, кошками и коровами, с чугунками на огне. Бумага плотная, глянцевая, края листов стилизованы под оклады икон, а из цветов – преобладает золотистый, с блестками кармина.
Книжонка тянула килограмма на полтора. Туманов перетряс страницы и нашел кассовый чек. Магазин «Букинист», наименование изделия – «Послушание и Бытие». Адаптировано для иноземного читателя. Цена 3220 рублей. На форзаце красным по белому выдавлено: издательство «Божье дело».
– Пустышка, – заключил Туманов. – Вещица дорогая, но абсолютно никчемная. Можно вывозить. А лучше выбросить. Готов поклясться – она ничего не значит. Липа.
– Я бы предпочла сценки разврата, – призналась Дина. – Например, японские миниатюры с качелями. Или репродукции, изображающие старинные индейские забавы, в смысле обряды.
Туманов улыбнулся:
– Уже потягивает?
Красилина скромно потупилась:
– Немного. Мне кажется, я начинаю понимать, почему для зэка мысль о сексе – то же, что озверин для кота Леопольда.
– Послушай, – удивился Павел, – а как ты прожила четыре года, если шесть дней для тебя стали пыткой? Ты не слишком увлекалась этим делом, нет?
– Глупый ты, Туманов, – Дина сняла через голову куртку и стала угрожающе приближаться. – Я бы посоветовала тебе заняться делом и уяснить в конце концов, что Алиса не будет сидеть до утра в холодном душе…
Он улыбнулся – широко и глупо.
– А здесь нет качелей, Дина…
От них несло тюремным бытом, но вонь изоляции лишь обостряла пикантность ситуации. Время уносилось в бездонную трубу удовольствий. Когда Туманов опомнился, его любовь до гроба мирно ворочалась под мышкой и бормотала какие-то глупости, а дверь в ванную, подпертая шваброй, содрогалась от пинков…
После обеда он съездил в «Греческую кухню» к Антониди, строго наказав своим дамам забаррикадироваться и держать оборону. Через два часа вернулся – сияющий, как начищенный сапог. Алиса орудовала его ножом – вырезала на подоконнике неприличные слова. Дина терпеливо ждала – ее фигурка в позе лотоса посреди кровати красноречиво говорила о смирении.
– Предлагаю вам свою морщинистую старческую руку, – радостно выпалил Туманов, отбирая у Алисы нож. – Могу и сердце, но это потом. Грек Антониди взял за работу тысячу баксов. Плюс двести за срочность, триста за качество и пятьсот за сложность. Слежки не было, я проверился. Поэтому предлагаю не искушать судьбу. Уходим из гостиницы и едем в частный сектор, к старушкам. Документы будут готовы послезавтра. Мы – семейство Эрлихов, выезжающее на отдых в Анатолию. Алисе шестнадцать лет. Ты должна выдержать это испытание, Алиса.
– Так мне уже можно? – встрепенулась девчонка.
Туманов вперился в нее колючим взглядом:
– Еще раз услышу, Алиса, буду наказывать. Любовью надо заниматься только в том случае, когда она нечаянно нагрянет, и ни днем ранее – запомни.
– Ты настоящий Омар Хайям, – похвалила Дина. – Мудрый и…
– И древний. Получив документы, мы не будем рисковать, наймем машину и поедем в ближайший крупный город, где есть международный терминал. Предлагается Омск. Если у кого имеются другие предложения, я внимательно слушаю. И отвергаю.
– А это? – Дина с опаской покосилась на книгу, валяющуюся в углу.
Туманов пожал плечами:
– Выбросим. Не вижу смысла таскать под мышкой сомнительные раритеты. Время примитивных кодов и шифров закончилось, мы живем не в пещерном веке. Если эта штуковина что-то и значит, то я не знаю, что, а потому ее боюсь. Но скорее всего она примитивная липа. Для вящего успокоения – чтобы поменьше дергались. Кстати, почему бы вам не проверить свою одежду – на предмет подслушивающих тварей? Не забывайте, подруги, прогресс идет семимильными шагами, сюрпризы обретают самые невероятные формы. И раз уж мы решили страховаться всерьез…
Стук в дверь – как гром средь ясного неба. На дворе темнеет, вещи собраны, и меньше всего хочется окунуться в новый ужас… Алиса ахнула и прижала к губам ладошку. Дина непроизвольно дернулась – какая-то дамская мелочь, завернутая в ночную сорочку, упала с кровати на грязный пол.
– Спокойно, бабоньки, – Туманов распахнул дверь. Интуиция работала: брать придут – стучать не будут.
На пороге вопросительным крючком мялся фокусник-«портье».
– К телефону вас, товарищ, – двухпалая конечность, согнутая в локте, почесывала впалый живот.
– Да иди ты, – сказал Туманов. – Почему меня?
Служитель пожал птичьими плечами:
– Мужчина до сорока, крепко сложенный, седина – ранняя, рубашка – милицейская… Это не вы, товарищ?
– Я один такой?
Двухпалый кивнул:
– Один…
– Сергей Андреевич… – молодой голос, дрожащий и отчасти знакомый, раздался так громко и отчетливо, что пришлось отвести трубку. – Здравствуйте…
– Приветствую.
– Это правда вы?
– М-м… Это правда я.
– Это Санчо… Вы меня помните?
– Кто-кто? – Туманов облокотился на стойку портье. Служитель стоял у окна и делал вид, будто работает с бумагами.
– Санчо… Ну, Саня Зябликов. Я в аспирантуре учусь, на юридическом. Помните, вы меня в спортзале на Костычева тренировали? А еще в гости к Ивану Михалычу приходили, чай с мелиссой пили…
– Юриспрудент, ты, что ли? – дошло до Туманова.
– Так точно, Сергей Андреевич… Я так рад вас слышать…
– О, а я как рад, – пробормотал Туманов. Неожиданность была из разряда, прямо скажем, обескураживающих. Внучок архивариуса, под чутким руководством Туманова за полтора месяца взращенный из дохлой веточки в упругий стебелек, – фигура, конечно, малозначительная. Но откуда она взялась – в том пространстве, куда случайных персонажей не допускают?
– Сергей Андреевич, вы меня слышите?
Туманов очнулся:
– Ты как меня нашел, Санчо?
– В телефонном справочнике, Сергей Андреевич… Нет, серьезно. Я вас видел. Вы заходили в гостиницу «Уют». И я подумал…
– Не ври, Санчо!
Внучок стушевался. Но быстро сообразил:
– Да никакого вранья, Сергей Андреевич. Около шести часов, я как раз возвращался от Юльки Саблиной с Горского массива… – внучок застенчиво покашлял. – Ну, это подружка моя, я к ней хожу иногда, и мы это… – отрок застенчиво хихикнул. – Танцы с Саблиной, словом. А вы как раз входили в гостиницу, в синей рубашке, синих брюках и без вещей. Вот я и подумал, что вы там живете…
– Дальше, – смягчился Туманов. В принципе сходилось. Около шести вечера он возвращался от Антониди. Откровенной слежки не было, но выходящего из близлежащей арки пацана он мог и проворонить. Мало ли их, пацанов.
– Я про вас Ивану Михалычу рассказал. Он так обрадовался, встал с кровати… И сразу просил передать, чтобы вы к нему всенепременно зашли. Он так и сказал – всенепременно.
– Не тарахти. Как он?
– Плохо… С тех пор как вы уехали, часто о вас вспоминал, все хотел встретиться. Совсем болен стал Иван Михайлович. Почки отказывают, ноги слабеют. По дому ходит, а дальше уже ни в какую. На крылечко выйдет, посидит и опять в дом – к своим бумажкам… Вы бы и впрямь зашли, Сергей Андреевич, навестили старика. Врачи говорят, совсем мало ему осталось. Девяносто лет, с этим возрастом не шутят.
– В последние дни к нему кто-нибудь приходил?
Внучок помялся:
– Я не совсем в курсе, Сергей Андреевич. Живу в мансарде, выход отдельный. Но сколько ни спускался к Ивану Михайловичу, кроме сиделки, никого не видел. Вы придете?
