Данил Корецкий - Татуированная кожа
– Ой! Кончай! Больно!
– Сколько вынул? – спросил Волков, раскрывая портмоне.
– Ничего не брал, честно! Если только выпало...
– Я так и думал, что ты крыса!
Расписной без замаха ударил тыльной стороной раскрытой ладони. Восходящее солнце хрустко припечаталось к физиономии сержанта, тот, запрокинув голову, отлетел к стене, сильно ударился затылком и сполз на обшарпанный, давно некрашеный пол. Из носа у него потекла густая темная кровь, как недавно у рябого.
– Ты что?!
Дежурный, побагровев, схватился за кобуру. Уткин передернул затвор автомата. Но татуированный человек стоял спокойно и больше агрессивности не проявлял.
– Если бы он просто саданул меня в горячке, я бы его не тронул. Но это гад под нашим мундиром. Ему нравится калечить и грабить людей, да еще прикрываться погонами! Крыса!
– Какой ты весь правильный и честный! – майор убрал руку с кобуры и взялся за внутренний телефон. – Только если бы позвонили сюда и спросили про меня, про него, про него, – дежурный пальцем показал на помощника, автоматчика, лейтенанта. – Ответили бы одно: железные ребята, вы их там не прессуйте! Даже не спрашивали бы, за что задержали! Это ментовской закон – своих выручать! А ты, выходит, не свой! Потому что твой товарищ из Тиходонска сказал: с ним держите ухо востро, он любую козу подстроить может! И еще кое-что сказал!
Лицо Волкова исказила гримаса, словно стрельнуло в нерве больного зуба. Он напрягся.
– Стоять! – выставил автомат милиционер в бронежилете. – Ты Ваську убил, дернешься – я из тебя решето сделаю! Под суд пойдешь, сука, лет восемь точно схлопочешь. В зоне тебе самое и место!
Тем временем майор докладывал обстановку ответственному дежурному.
– Да, личность подтвердили. Но когда сняли наручники, он ударил Иванцова так, что тот лежит, как убитый...
Через пару минут в дежурку вошел коренастый подполковник. Отглаженный, как на плакате, мундир, аккуратная прическа, дорогой одеколон, властная уверенность в себе – все это выгодно отличало ответственного дежурного от подчиненных. Казалось, что они служат в разных милициях.
Он быстро нагнулся к неподвижному сержанту, потрогал пульс на горле, оттянув веко, заглянул в зрачок.
– Живой. В нокауте. Переносица наверняка сломана» Вызовите «Скорую помощь».
Помощник нажал рычажок на пульте, подполковник осмотрел Волкова, презрительно скривил губы.
– Я еще такого милиционера не видел. Ваше удостоверение!
Заглянув в документ, ответственный прошел за стойку и положил удостоверение дежурному на стол.
– Что ж, сотрудник милиции не депутат, иммунитетом не пользуется...
Майор потянулся к уху начальника.
– В Тиходонске сказали, что парень очень говнистый. В Контору ему настучать – раз плюнуть. Предупредили, чтобы с ним были очень осторожны...
Дежурный почти шептал, а подполковник ответил ему громко, показывая, что он хозяин положения и полностью контролирует ситуацию:
– А нам бояться нечего, мы полностью по закону действуем. Сейчас пошлите наряд на место, найдите тех, кого он побил да порезал. Это будет один эпизод. Потом Уткин и Камнев напишут рапорта про сопротивление при задержании. Вот и второй эпизод...
Лейтенант со сдобным лицом переступил с ноги на ногу.
– Он не особо сопротивлялся, товарищ подполковник. То есть совсем... Не успел.
Подполковник нахмурился и впился в него взглядом.
– Ты что, адвокатом стал? Тогда снимай форму – и шагом марш!
– Да нет... Я просто уточнить хотел...
– В рапорте и уточнишь! А нападение на Иванцова – третий эпизод! Он прокурорского следователя просил? Вызывайте! Тот его в ИВС[7]закроет. А пока посадите в «обезьянник». Пусть начинает понимать, что тут не Тиходонск, где такая образина может служить в милиции!
– Без оскорблений! – зло огрызнулся Волков. – Эту «образину» делали здесь, в Москве! И там, куда вас и сейчас без пропуска не впустят!
– В клетку! – не вступая в дискуссию, приказал подполковник.
Камнев и Уткин осторожно приблизились с двух сторон. Пример товарища служил наглядным и убедительным уроком, они явно боялись задержанного.
– Гражданин, пройдите, – не очень уверенно сказал лейтенант.
– Иди, говорят! – рявкнул стриженый милиционер, держа автомат на изготовку. – И без фокусов!
Волков тяжело вздохнул.
– Я имею право позвонить!
– Звони, – равнодушно произнес подполковник и направился к выходу из дежурной части. – Хоть министру, хоть президенту, хоть самому господу богу...
Дежурный придвинул телефон, Волков принялся набирать номер. Он хорошо знал нравы Системы и понимал, что вляпался в дерьмо по уши. С Иванцовым он переборщил, такое не прощается, и накрутят ему на всю катушку... Набираемые цифры являлись единственной ниточкой, ведущей на свободу, хотя и в самое пекло... Ну да черт с ним! Хоть бы Серегин не отключил мобильник! Из камеры не позвонишь, а потом время уйдет – и все!
– Я слушаю, – отозвалась трубка знакомым голосом. Волков перевел дух.
– Здравствуй, дружище! Я согласен...
– Волк?! – после короткой паузы отозвался Серегин. – Я был на сто процентов уверен, что ты откажешься...
– Я тоже был в этом уверен.
– У тебя проблемы?
– Да. Я у коллег, но они настроены меня посадить.
– В каком отделении? – деловито спросил Серегин, и Волков почувствовал, что ниточка на волю превращается в толстый и прочный канат. Он назвал номер.
– Сейчас тебя отпустят. Сам доберешься?
Расписной прислушался к своим ощущениям. Сил совершенно не было, ломило спину, болело под ложечкой, тошнило. Он держался на нервах.
– Нет. Я еле на ногах стою. К тому же без рубашки...
– Тогда жди, я за тобой заеду. Минут через тридцать.
Волков положил трубку. Помдеж уже открыл решетчатую дверь камеры и нетерпеливо постукивал огромным ключом по стальному уголку.
– Позвонили? – дружелюбно спросил майор. – Вот и хорошо. Теперь пожалуйте...
Он сделал приглашающий жест.
– Дайте я ему врежу вначале, – раздался хриплый голос. Иванцов пришел в себя, вытер рукавом кровь и разразился отборной нецензурной бранью, за которую самый мягкосердечный судья без колебания отвешивает полных пятнадцать суток.
– Он мне нос сломал, паскуда! Дышать не могу... Где палка?
Но ему было не до палки. С трудом встав на ноги, сержант доковылял до ближайшего стула и, запрокинув голову, плюхнулся на жесткое сиденье. Уткин водой из графина смочил не первой свежести платок и положил напарнику на переносицу.
– Болит? – сочувственно спросил майор. – Чуть полегчает, давай – рапорток накатай, как он на тебя напал.
Прозвенел внутренний телефон.
– Вызывали, – подтвердил дежурный. – Пропускай.
И пояснил своим:
– «Скорая» приехала.
Потом повернулся к чужаку и заговорил совсем другим, жестким тоном:
– Долго думаешь тут маячить? Ты же порядки знаешь, ночь впереди, к чему тебе лишние проблемы? Сказали – в клетку, значит, дуй в клетку. Ну!
Тяжело вздохнув, Волков направился к решетчатой двери. В его жизни было много подобных дверей – и точно таких, и сплошных – с кормушкой и глазком, и глухих дверей автозаков... Он искренне надеялся, что они остались в прошлом, вместе с гулкими серыми коридорами, звяканьем длинных ключей, отрывистыми командами надзирателей...
В дежурку зашли высокий мужчина и сухощавая женщина в белых халатах. Мужчина нес в руках чемоданчик с красным крестом.
– Кому тут плохо стало? – спросил он, внимательно осматриваясь.
Их глаза встретились, и Волка будто ударило током. Человек в белом халате не был похож на врача! И его спутница слишком грамотно стала у двери, контролируя и дежурку и коридор... Неужели Серегин избрал такой метод вытащить его отсюда?! Но это безумие! И потом, его личность установлена, значит, надо всех... А звонок в Тиходонск? Он-то и свяжет концы! Но Серегин ничего не знает про звонок... Вот и прокол! Это будет очень, очень некрасиво!
– Нашему сотруднику, похоже, сломали нос, – обиженно сообщил майор, будто пожаловался. – Вот этот задержанный.
Зазвонил телефон.
– Задержанный? Сотруднику? – изумился мужчина в халате, переводя взгляд на хрюкающего в углу Иванцова. Такое у меня в первый раз!
Он открыл чемоданчик. Там были обычные медицинские штучки – бинты, вата, какие-то пузырьки, упаковки разовых шприцев... Волков расслабился.
– Да. Так точно. Я все понял. Есть!
Внимание всех находящихся в дежурной части сосредоточилось на врачах, хлопочущих вокруг перепачканного кровью Иванцова, между тем главное сейчас происходило у пульта дежурного. Майор разговаривал с кем-то стоя по стойке «смирно», его лицо стало еще краснее, будто вся кровь ударила в голову, свободной рукой он делал какие-то знаки помощнику, будто стряхивал с пальцев невидимую липкую гадость. Осознавший чрезвычайность ситуации, помощник тоже вскочил, но знаков не понимал и стоял в стойке готовности к немедленному исполнению любого приказа.
