Людвиг Гибельгаус - В небе великой империи
„Ого“ — подумал Алек — „дело приобретает пикантный оборот. Думаю, кое-кто у русских совсем не прочь извлечь из-под обломков обгоревшее тело сенатора…“
Политический ангажемент Робертса ни для кого секретом не являлся.
— Мак Рейнолдс, вы должны любой ценой спасти самолет. Даже если вам придется пристрелить террориста или взять в заложники пару человек в русском посольстве.
„Если бы они могли позволить себе пристрелить террориста, то давно бы это сделали. Но в принципе, американский дипломат учиняющий стрельбу и берущий заложников в российском посольстве — о, как романтично!“
— На сколь значительную поддержку правительства США я могу рассчитывать?
Алек знал о чем спросить. Когда дядя Сэм мог чем-то поживиться под благородным флагом защиты американских граждан, он никогда не упускал возможности это сделать.
— На безоговорочную.
Давать сейчас такие гарантии начальник отдела полномочий не имел, но играл ва-банк. Если „китайский след“ вылезет наружу, его голова покатится с плеч первой. Так что коли в случае катастрофы „Боинга“ более всего остаются внакладе его пассажиры, то он следует прямо за ними. В принципе, с таким разрешением Мак Рейнолдс мог спровоцировать третью мировую войну, но этого опасаться не приходилось — он работал в своем бизнесе не первый год.
— Есть на борту другие американские граждане?
— Нет. — начальник управления сознательно и не колеблясь лгал, но это было частью его работы. „Что ж, великий теоретик антитерроризма, покажи себя в деле“ — подумал он.
— И вот ещё что, Мак Рейнолдс. Я полагаю, что у террористов уже есть заказчик, который позарез хочет иметь эти картины и готов заплатить за них немалые деньги. Иначе подобные дела не делаются. С учетом реальных обстоятельств, число таких людей должно быть крайне невелико. Я знаю вас как признанного специалиста в этой сфере… Подумайте над этим.
— Уже начал думать, сэр — Мак Рейнолдс улыбнулся. В мелочной опеке подчиненных начальство неисправимо — Каким временем я ещё располагаю?
— Примерно шесть часов, но это при самом благоприятном раскладе.
— Тогда мне нужно поторопиться.
— Желаю удачи, Алек — впервые за всю беседу начальник управления был абсолютно искрененн.
Несколько минут после окончания разговора Мак Рейнолдс сидел неподвижно. Всё услышанное слишком выходило за рамки повседневности, чтобы можно было сразу бросаться в дело. Последовательность своих действий и их возможный результат сейчас полностью занимали его мысли. Казанцева он знал лично и издавна. Поначалу как заклятого врага, последние несколько лет как представителя державы, интересы которой могут значительно отличаться от таковых Соединенных Штатов. Чувство некоей профессиональной солидарности всегда связывало разведчиков даже в противоположных лагерях и Алек мог сказать о Казанцеве только хорошее. Ныне как и ранее. Изредка встречаясь с ним, Мак Рейнолдс имел все основания предполагать, что и тот думает о нем примерно так же. Конечно, всё это не помешало бы при необходимости им отправить друг друга на верную смерть, но сие являлось лишь спецификой их работы. Положению, в котором оказалась российская разведка в последние годы, Алек слегка сочувствовал. Такие перемены даром не проходят. Сам бы он ни за что не хотел бы оказаться на месте своих русских коллег. Впрочем, сотрудничать с ними ему тоже ещё не приходилось и первый опыт на этой почве ожидает его сегодня.
Мак Рейнолдс упруго поднялся. Нахлынувшее напряжение выгнало из организма последние остатки вчерашнего похмелья и Алек чувствовал себя помолодевшим лет на десять. Стресс в его работе был похож на наркотик, который вначале вызывает отвращение, но потом становится наивысшим наслаждением. То время, когда он вызывал отвращение, давно миновало.
Маленький переносной компьютер лежал в сейфе, который точнее было бы назвать бронированной картотекой, поскольку большую часть его содержимого занимали 3,5-дюймовые дискеты. Лишь в самом низу, чувствуя себя как-то неудобно от такого соседства, примостился хромированный „Смит&Вессон Автоматик“ в желтой кожаной кобуре.
Из тщательно рассортированных и надписанных ящичков Мак Рейнолдс, на секунду задумавшись, взял несколько дискет. Потом достал ноутбук и вновь закрыл сейф. Используемый им компьютер представлял собой, собственно говоря, обычную серийную модель фирмы „Компак“, но снабженную маленькой хитростью, связанной со спецификой работы своего обладателя. Для того, чтобы открыть крышку ноутбука требовалось набрать четырехзначный код и повернуть во встроенном замке небольшой ключик. Если кто-то пытался сделать это иначе, или, тем более, открутить просто нижнюю крышку, должен был считаться с тем, что стограммовый заряд пластиковой взрывчатки разнесет в пыль не только все носители информации в компьютере, но также и неудачливого взломщика. Если же кодовое слово три раза вводилось и оказывалось неверным, происходил сбой программы и специальный вирус стирал все файлы на хард-драйве и вложенной дискете. Необходимость постоянно таскать при себе маленькую бомбу и проводить часы за её клавиатурой объяснялась просто. Ценность информации, заложенной в компьютер измерялась не деньгами, а человеческими жизнями и государственными тайнами. Когда ноутбук приходилось выносить на улицу, Мак Рейнолдс клал его в дипломат, который пристегивался к руке железной цепочкой. Все эти меры предосторожности человеку непосвященному могли показаться крайне обременительными, однако Алек жил с этим годами и все ограничения, сопутствующие такой жизни воспринимал просто как неизбежную необходимость. Как мытье рук перед едой. Ну и кроме того, нет правил без исключения и минувшая ночь явилась лучшим тому доказательством.
Прежде чем упаковать компьютер, Мак Рейнолдс после недолгого колебания снял пиджак и перекинул кобуру через плечо. Вряд ли пригодится, но всё же. Страха перед террористом Алек не испытывал, тот пришел за картинами, а не для бессмысленной стрельбы, более волновала его неприкосновенность ноутбука, с которым он намеревался поработать. Вряд ли русским сегодня до того, да и времена уже не те, к тому же никакой особо важной для них информации Мак Рейнолдс не взял, но лучше уж перестраховаться. Годы в ЦРУ приучили его к тому, что осторожность не бремя и не роскошь, а лишь сопутствующая жизни повседневность. Алек проверил магазин, передернул затвор и поставив пистолет на предохранитель, вложил его обратно в кобуру. Последним элементом экипировки был радиотелефон, который занял своё место в кармане пиджака. Перед уходом он бросил взгляд на часы. Странным образом время текло теперь не своим нормальным астрономическим ходом, а как таймер обратного отсчета. И, согласно ему, до конца света осталось чуть менее шести часов.
— Я вернусь ко встрече с послом, Сьюзан — сказал он на выходе секретарше и тут же тихо обругал себя: будучи, как и многие представители связанных с риском для жизни профессий, человеком суеверным, Алек предпочитал на будущее не загадывать. Зачем говорить, что вернешься ко встрече с послом, если можно не вернуться вообще?
Своим „Шевроле“ он ловко управлял одной левой рукой, правая с пристегнутым к ней дипломатом, покоилась рядом на сиденье.
Столица одной североафриканской страны, время 11:22
В начале мая на этой широте обычно уже царила жара и сегодняшний день не был исключением. И хотя Рогов сидел в кондиционированном помещении, вытирать со лба капли пота приходилось довольно часто. Обильно сдобренный льдом коктейль, приготовленный по рецепту его гостеприимного хозяина и им же собственноручно, помогал лишь отчасти. Али Хасан, расположившийся напротив, тактично делал вид, что не замечает состояния своего собеседника, стараясь не нервировать его ещё больше. Комната, в которой они сейчас находились, была не тем кабинетом хозяина, где Рогов вел с ним все предыдущие переговоры, а неприметным холлом с террасой на северной стороне дворца, что в таком климате являлось решающим в пользу комфорта фактором. О том, насколько жарко будет здесь через два месяца, Иван не хотел и думать. И вообще, через два месяца он будет в любом случае далеко отсюда. Если не в Рио-де-Жанейро, так в Магадане уж точно…
Меж тем отделка и убранство помещения говорили, что оно является святая-святых хозяина и пребывание в нем можно было расценивать как жест особого доверия с его стороны. Рогов это понял, но в ожидании конца операции насладиться всем окружающим в полной мере не находил в себе сил.
Стены холла были отделаны светлым ореховым деревом, а сводчатые беленые потолки украшены фресками с арабской вязью. Пол был устлан мягкими персидскими коврами, в которых по щиколотку утопала нога. Разувшись на пороге дома по восточной, впрочем как и по русской традиции, Рогов, проходя по этим коврам, ощущал себя немного парящим в воздухе. Но вся роскошь, как и бархатные кресла, и обилие цветов отнюдь не составляло главной гордости зала. Единственной, ни с чем не сравнимой ценностью были картины, плотно покрывавшие отделку стен. Первый вопрос, который Рогов хотел задать Хасану, только войдя сюда, был о влиянии климата на полотна, но Иван счел за благо промолчать. Однако хозяин заметил его восхищенный взгляд и заметно порозовел от удовольствия. Вообще, его невозмутимости Иван мог только позавидовать, сам он явно испытывал в ней дефицит. Но картины голландцев и Тициана Рогов осмотрел очень внимательно, подолгу задерживаясь у каждого полотна, понимая, что никогда более в жизни их не увидит. Все вещи были ему незнакомые, но их подлинность и ценность сомнений не вызывала, для этого его взгляд был достаточно наметан. Едва Иван успел подумать о том, сколько из выставленного здесь имеет явно криминальное происхождение, как Хасан словно угадал его мысли:
