Юлия Латынина - Бандит
Борик сощурился. Можно было доехать до Ленинграда и в старом «Москвиче», но гораздо лучше было сделать это на голубоватой «девятке». И искать его никто не будет на «девятке», и дадут за нее потом побольше, чем за этот желтый рыдван… К тому же у лоха могли быть деньги.
Борик притормозил, открыл дверцу.
— Помочь?
Лох обрадовался.
— Да-да, — сказал он.
Борик сунул руку в карман, где покоился «вальтер», и вышел из машины. Что случилось дальше, он так и не понял: боковым зрением он успел засечь колено лоха в сантиметре от собственного паха, потом резкая боль, руки словно резиновые — и папиросная бумага неба, скручивающаяся в самодельный чинарик…
***
Когда Борик очнулся, он почувствовал, что лежит в неглубокой, но полной воды канавке. Руки-ноги его были связаны, и над головой слепыми щенятами тыкались в небо редкие березовые стволы. На плечо Борика была водружена чья-то нога в кроссовке, ну ни дать ни взять — воин-освободитель, попирающий ногами гитлеровский крест! Борик завел вверх глаза и увидел, что рядом стоит его собственная машина, а на капоте машины сидит лох. Именно его кроссовка и щекотала подбородок Борика.
Кроме того, вокруг шеи Борика была натянута толстая и гибкая струна, из тех, которыми в магазинах режут масло. Струна перекрещивалась где-то за затылком, и лох держал ее за две потемневшие от времени деревянные ручки.
Дело происходило посреди лужайки: лох уже успел отогнать машину в лес, подальше от трассы.
Заметив, что поверженный очнулся, лох спрыгнул с капота и присел над своей жертвой — и только тут Борик признал в нем Валерия Нестеренко.
— Тук-тук, — сказал лох, — можно войти? Вы мне не подскажете, как найти Рыжикова Сергея Валентиновича?
«Эх, был бы здесь Леська», — тоскливо подумал Борик. Но Леська отсутствовал по уважительной причине — не далее как полчаса назад сам Борик утопил его в подмосковной речке.
Валерий оскалился, и руки его медленно напряглись, разводя струну. Борик закашлялся и захрипел. Валерий ослабил струну и даже намотал оба ее конца на правую руку.
— Слушай, как тебя там, Нестеренко, — сказал Борик, когда ему наконец удалось набрать в легкие воздуха, — я с ними завязал. Я когти рвал, понятно?
— Понятно, — согласился Валерий, жутко скалясь и вынимая левой рукой толстый, очень толстый свиток с долларами.
— А товарищ твой где?
— Я его завалил, — вдруг неожиданно спокойно сказал Борик.
— За вот это? — и Валерий насмешливо помахал деньгами.
— Нет! Он сука был, такая сука! Они все суки… Ты не знаешь, что это за люди! Мы одну хату чистили, положили троих на пол, они лежат, не пищат, мы стали уходить, а он в них стрелять стал, из удовольствия! Перевернет и выстрелит, перевернет и выстрелит! Отморозок!
— Ну ладно, его ты убил за то, что отморозок. А за что ты меня хотел убить?
— Тебя? — Меня-меня. Фраера, который запаску менял.
Борик сглотнул. Действительно, с чего, собственно, ему понадобилась эта «девятка». Ну, ехал бы и ехал на своем желтом рыдване, ну, на кусок меньше бы получил… Эко людей портит…
— Ты как меня засек? — вдруг изумился Борик.
— А никак, — осклабился Сазан.
— Случайность, понимаешь. Пришвартовался я к обочине на Ленинградском, меняю запаску, вдруг вижу, ба, да никак моя пятка знакома с зубами этого типа…
— Я знаю. Тебя Шутник навел.
— Это ты откуда такой образованный?
— Я видел, как ты от Шутника с пушкой выходил. А люди Шутника следили за Иванцовым, как-то они нас засекли…
— А Рыжему ты это сказал?
— Нет. Рыжий ничего не знает. Рыжий говорит, что ты пушку от Шерхана получил, что это все шуточка Шерхана…
— Так! — сказал Сазан. — Рыжий так при тебе и закричал, что я — человек Шерхана?
— Да. Говорит: Шерхан этого фраера на меня навел, Шерхана за это надо валить.
— И ты решил рвать когти?
— У них там между собой такое начнется, — пробурчал Борик, — что я лучше посижу в бельэтаже.
Нестеренко помолчал, а потом переломил баксы о тускло блеснувшую в лунном свете струну.
— Когда должны отпустить мальчишку?
— Когда я привезу бабки.
— Значит, он до сих пор у Шерхана?
— Наверно.
— Где?
— Не знаю.
Носок Нестеренковой кроссовки въехал под ребра боевику.
— А-а! Правда не знаю! Может, на заводе. — Каком? Где водку гонят?
— Да.
— Это куда меня Рыжий предлагал увезти?
— Наверно.
— Где этот завод?
— У Москвы-Сортировочной. Там если по шпалам идти, то за километр от станции будет ветка, а от нее еще одна ветка. Первая — на овощебазу, а вторая — на завод. Белый такой забор.
— А почему ты считаешь, что он на заводе?
— Место глухое. Стволов много, а чужих глаз мало. Склады с замками… Шерхан там тоже сегодня будет.
— Чего он там делает?
— Товар должен прийти. Тушенка, курточки.
— Тушенка? На завод?
— Да гуманитарная помощь, — разъяснил Борик, — там же железнодорожная ветка. Они сначала по этой ветке цистерны со спиртом гоняли, а потом приспособили для гуманитарной помощи.
— Что же, — изумился Валерий, — так и воруют, вагонами?
— Подумаешь, вагонами, — обиделся Борик, — у нас мужик был из Азербайджана, так у них рядом с деревней газопровод шел. Они к этому газопроводу подсоединились и сосали всей деревней.
— А какой это состав?
— А я что, знаю? Нам сегодня говорили, что вечером разгрузка, мне еще сказали: поедешь, Борик, к Иванцову днем, чтобы успеть на разгрузку.
— А часто там Шерхан бывает?
— Шерхан? Да нет, у него в последнее время другие дела. Он в Совмине чаще, чем на этом заводе! А сегодня вроде должен был прийти.
Валерий усмехнулся какой-то кривой улыбкой.
— Это ты убил моего бухгалтера?
— Нет! Не я! Это люди Шерхана!
— Кто?
— Не знаю! Колям! Или Артем Шанхайчик…
Борик врал. В кооперативе они были вдвоем с Леськой, но Нестеренко никак не мог этого знать.
И вдруг Борик по щенячьи, по-детски заплакал.
— Я действительно хотел бежать, — сказал он, — я бы Рыжего убил, если смог, он такая сволочь, такая сволочь…
Нестеренко встал: струна в его руке подмигнула тормозным огням тачки.
— Ничего, братец, — сказал Нестеренко, — я убью его за тебя.
В следующую секунду Валерий развел руки. Боевик захрипел. Струна перерезала горло, как кусок твердого пошехонского сыра, и, вытянувшись, зазвенела в руках Валерия.
Голова боевика уставилась на Валерия безумными и опустевшими глазами, тихо качнулась и скатилась в колею, проделанную «Москвичом» в мокрой земле.
Валерий снес труп в багажник и туда же кинул голову. Затем отогнал «девятку» подальше на просеку, пока та вконец не завязла в глинистой колее. Мельком Валерий посочувствовал хозяевам «девятки», теперь уж точно менты затаскают автомобиль да и раскурочат его на запчасти…
Ночь уже накрыла подмосковный лес черной автопокрышкой. Небо сияло тормозными огнями звезд, и кусты вокруг злосчастной «девятки» гнулись от ветра, шарили руками по земле, словно шеренга пьяниц, потерявших бутылку коньяку.
Валерий откинулся на сиденье «Жигулей» и, порывшись в рюкзаке, прикинул, сколько у него денег.
Визит к Иванцову принес ему тридцать кусков.
Интервью с Бориком принесло еще сорок.
За вычетом того, что Валерий отвалил врачу, в рюкзачке теперь лежало шестьдесят пять тысяч — сумма достаточная, чтобы затеряться вне пределов досягаемости российской милиции…
Через пятнадцать минут Валерий вышел из леса и сел в бандитский «Москвич».
В двенадцать тридцать пять Валерий сунул свой рюкзачок в камеру хранения Курского вокзала, предварительно убедившись, что вокзальные блюстители порядка его не засекли.
В остальном же дела обстояли неважно: Валерий звякнул Максиму и узнал от его жены, что Максима замели, Генку посадили тоже, на трое суток. А кого менты не взяли, тех караулили, а кого не караулили менты, того караулили люди Шерхана, и два этих ведомства явно вступили в социалистическое соревнование: кто раньше изловит Валерия Нестеренко?
От Курского Валерий пробрался на Каширское шоссе и через пять минут после МКАД свернул на небольшую и ухабистую, как российская история, дорогу: где-то тут жил веселый слесарь Кроха, поклонник тушенки и арбузов на государственном складе.
А вот и домик — хибарка за покосившимся забором, высаженные за забором сливы утонули в густой крапиве.
Валерий побибикал. На его счастье, слесарь был дома — внутри домика светился абажур за занавеской и слышались телеголоса.
— Привет, — сказал Кроха, увидев своего вчерашнего приятеля, с которым он свел знакомство при вполне незабываемых обстоятельствах, — тебя еще не зарезали?
— Нет, — сказал Валерий, втискиваясь в прихожую, — у тебя для меня шмоток не найдется? Переодеться?
— В кого?
