Андрей Воронин - Кровавый путь
Но собравшиеся не испытывали и тени сомнения. Они громкими криками подбадривали пляшущую бабусю, славили проповедника, забывая о Боге. Тогда Богуславский, никем, кроме проповедника не замеченный, выскользнул из зала.
С тех пор Богуславский избегал спорить с сектантами. На вопрос, верите ли вы в Бога, отвечал утвердительно. А когда его пытались пригласить на сектантские посиделки, вежливо говорил, что он человек православный, посещает церковь в своем приходе и агитировать его не имеет смысла.
Вот и теперь он посчитал, что перед ним двое сектантов, которые протянут ему приглашение на какое-нибудь баптистское собрание.
Один из молодых людей раскрыл папку и вытащил из нее лист бумаги.
– Мы из общественной социологической организации, – проговорил второй, благостно улыбаясь.
Это разрушило планы Богуславского, который уже приготовил дежурный ответ насчет своего православия, прихода.
– И опрашиваем общественное мнение, – добавил второй.
Он именно так и сказал – «опрашиваем общественное мнение».
«Абсолютно бессмысленная фраза, – подумал Богуславский, – можно опрашивать людей, узнавая общественное мнение, но никак не наоборот, – но, тем не менее, смягчился. – Да, я ошибся, – подумал он, – они не сектанты, а студенты, зарабатывающие опросом. Было бы неучтиво с моей стороны отказать им в услуге, которая мне ничего не стоит».
– Если вы не очень спешите, то мы займем всего пять минут вашего внимания. Ответьте, пожалуйста, на короткую анкету.
– Вообще-то, я спешу, но пять минут у меня найдутся.
– Тогда сядем на лавочку и заполним с вами все по пунктам.
Первым вопросом в анкете стояло: «Как, по вашему мнению, относятся люди к религии в вашем районе?»
«Абсолютно идиотский вопрос, – подумал Богуславский, – ведь насколько я понимаю, опрашивающих интересует, живут ли в этом районе верующие люди и какие религии они, по моему мнению, исповедывают в процентном отношении».
Как ученый, он любил точность и ненавидел расплывчатых формулировок.
– Вот ответ: по-моему, большинство из них знает о существовании религии, если вы имеете в виду христианство.
– Значит, можно записать, что большинство из них верит в Бога?
– Я не стал бы так категорически утверждать. Скорее, надо было бы сказать «верят в существование Бога». А это, не одно и то же.
Затем следовал вопрос: приходилось ли Богуславскому вести разговоры о Боге с соседями, со случайными прохожими. И тут академик понял, что его просто-напросто обманули этой анкетой, притупили его бдительность. Начни молодые люди с вопроса: «Верите ли вы в спасение?», он бы не стал пропускать нужный ему троллейбус, садиться с ними на лавку и вести беседы.
После трех-четырех вопросов молодые люди напрочь забыли о листке анкеты, который использовали только как приманку.
– Верите ли вы в спасение? – прозвучал в открытую вопрос.
– Извините, спешу, – холодно ответил Богуславский, сел в троллейбус, который сворачивал с нужного ему маршрута через остановку и понял, что испытывает абсолютно не христианское чувство злости, а может, и ненависти.
Он отстоял службу в церкви, а когда вернулся домой, сердце его сжалось. На столе в гостиной он увидел записку, написанную рукой Романа:
«Не волнуйся, дней пять, а может и больше, меня дома не будет. Извини, что не мог предупредить раньше, потом созвонимся».
Такое случалось и прежде, но именно сегодня Андрей Петрович почувствовал неладное. Все сошлось воедино – и встреча с сектантами, и брошюрки в комнате внука. Он не боялся того, что Роман отправится с друзьями пьянствовать или к проституткам, он хорошо знал своего внука.
«Боже мой, – подумал Богуславский, садясь на мягкий подлокотник кресла, – только этого мне не хватало!»
Весь день он провел в тревоге, ожидал, когда позвонит внук. Но телефон молчал. Ночью он так и не заснул, хотя принял двойную дозу снотворного. Он лежал в постели, смотрел в потолок и даже не мог думать, лишь обрывки мыслей метались в его голове.
Ему казалось, проходило полчаса, даже больше, но он избегал искушения посмотреть на часы, зная, что на самом деле миновали минуты. И все же, когда он посчитал, что дело движется к рассвету и бросил взгляд на циферблат часов, висевших на стене, увидел, что маленькая стрелка находится возле цифры "4", а большая еще не дошла до двенадцати.
– Роман, Роман, – вздохнул Богуславский, – неужели это наказание за мои прегрешения?
С трудом он дождался рассвета и разбитый отправился в ванную. Кое-как приведя себя в порядок, он приготовил завтрак и стал ждать то ли телефонного звонка, то ли звонка в дверь, понимая, что если ничего не решится за сегодняшний день, то пять дней он может просто не прожить, снедаемый тревогой. А там…
Андрей Петрович сидел на кухне и не мог оторвать от стола чашку с чаем. Лишь только он приподнимал ее, как тут же становилась видной предательская дрожь в руках. Напиток расплескивался, падая на белый пластик неровными пятнами.
И вот, когда терпение академика находилось уже на пределе, в дверь позвонили. Коротко, так, словно бы звонок говорил: если не откроете сейчас, то и не надо. Андрей Петрович бросился в прихожую, рванул на себя дверь, ожидая увидеть Романа, сдерживая желание наброситься на него с упреками.
Но его ждало разочарование: на пороге стоял невысокий японец в строгом костюме. Невыразительное лицо, стандартная оправа очков с идеально почищенными тонкими стеклами.
– Здравствуйте, – заученно, словно бы начинал пересказывать приведенный в учебнике по русскому языку диалог, произнес японец.
От этого «здравствуйте» Богуславского передернуло. В нем послышались знакомые нотки, нотки тех двух парней-сектантов, встреченных на остановке.
– Здравствуйте.
– Вы академик Богуславский? – с хитрым прищуром осведомился японец.
– Да.
– А я доктор Фудзимото из российско-японского университета.
Он не спрашивал можно ли войти, всем своим видом показывая, если хотите, закройте дверь и я не буду вам надоедать.
– У вас ко мне дело?
Японец пожал плечами и добавил:
– Чисто научное и немного личное.
– Проходите, – рассеянно пробормотал Богуславский, впуская гостя в квартиру. У него из головы не выходил отъезд Романа.
Когда японец стал снимать обувь, Богуславский возмутился:
– Да что вы, проходите! Зачем?
– И у вас так принято, и у нас так принято, – продолжая улыбаться, говорил японец, но все-таки, уступая настойчивости Богуславского, вновь завязал шнурки на ботинках.
Старик и молодой мужчина устроились в гостиной в мягких старомодных креслах, поскрипывавших при каждом неосторожном движении пружинами и рассохшимся деревянным каркасом.
– Слушаю вас, – напомнил Богуславский и только сейчас сообразил, что японец говорит по-русски.
– Мы подбираем кадры для университета, – произнес доктор Фудзимото, хитро поглядывая на Богуславского, и сделал паузу.
– Да, – Андрей Петрович не мог понять чего же от него хотят.
А гость не спешил раскрывать карты.
– Если бы вы согласились на сотрудничество с нами…
Богуславский рассмеялся:
– Я старик и все, что мог сделать в науке, уже сделал.
– Нет, не скажите. Так не бывает, – японец покачал указательным пальцем перед самым своим носом.
– В каком смысле?
– Всегда найдется тема, которую ученому пришлось оставить по разным причинам: или нехватка денег, или потеря интереса руководства страны к проблеме… Всяк бывает.
– Нет, к работе я уже не вернусь, – покачал головой Богуславский.
– Жаль, конечно, – сказал японец. – Но в таком случае, не отказались бы вы дать нам пару конкретных консультаций?
– Если смогу.
– Если я правильно осведомлен, в свое время вы работали вместе с Аркадием Карповичем Петраковым?
– Да.
– Что вы можете о нем сказать?
– " Как об ученом? – насторожился Богуславский, Петракова он недолюбливал.
– И если можно, как о человеке, – улыбка японца сделалась еще шире.
– Сперва как об ученом. Достаточно талантлив, честолюбив, хороший исполнитель. А что вас, собственно, интересует?
– Его деловые качества.
– Если ждать от него концептуальных разработок, то ничего не получится, обещать наобещает, но не сделает. Может, я говорю слишком резко?
– Нет, что вы, меня интересует именно ваше личное мнение. Официальные характеристики и рекомендации в вашей стране так похожи одна на другую, что не поймешь, представляют ли человека к ордену или характеризуют как работника.
– Он способен организовать дело, но только в рамках чужой идеи.
– Вашей идеи? – без тени иронии поинтересовался японец.
– В свое время было именно так.
– Если не секрет, какова была тема исследований?
– Как раз секрет, – усмехнулся Богуславский.
– Ну что ж, секрет – дело святое, – на слове «святое» японец сделал ударение. – А что вы можете сказать о нем, как о человеке? Не бойтесь, будьте откровенны, ваших слов я передавать ему не стану.
