Андрей Таманцев - Пропавшие без вести (Кодекс бесчестия)
Теперь офис стоял заброшенный. Торжественная, как на мэрии, вывеска была снята и пылилась в углу, а единственными живыми организмами были кофеварка и подключенный к «Интернету» компьютер, по которому и осуществлялась связь с внешним миром. Лишь изредка, когда намечались деловые встречи, наводился порядок, и офис обретал жилой вид.
* * *Я просмотрел электронную почту. Ничего заслуживающего внимания не было. Потом сварил кофе и стал ждать.
Первым появился Боцман с пачкой цветных снимков, сделанных телевиком возле офисов компании «Интертраст» и Народного банка. Снимков было с полсотни. Он разложил их на большом столе в приемной и предложил полюбоваться.
Сытые самодовольные лица, по большей частью молодые, дорогие машины, костюмы от хороших портных. Холеные женщины, как из рекламных журналов. Было такое впечатление, что снято все это не в Москве, а где-нибудь за границей, в Швейцарии.
— Новая порода, хозяева жизни! — обобщил Боцман с нотками классовой неприязни.
Пока мы рассматривали снимки, позвонил Док и сказал, что, если можно, он не приедет, так как на счет реабилитационного центра неожиданно поступили сорок тысяч долларов и нужно срочно выкупить кое-какие лекарства и договориться с немецкой фирмой о поставке инвалидных колясок.
— Деньги откуда? — спросил я.
— От Народного банка. Я несколько раз забрасывал им просьбы. Все мимо, а вот поди ж ты. Даже не ожидал.
— Может, они вспомнили о душе? — предположил я. — С богатыми это бывает. Не помнят, не помнят, а потом вдруг раз — и вспомнят.
— Почаще бы вспоминали! — выразил пожелание Док.
Потом подкатил Артист, которому впервые за несколько дней не нужно было тащиться рано утром в бассейн и по этому поводу он от души выспался. Последним появился Муха. Он занимался поиском сотрудницы почты в Перово, которая год назад уволилась. На мой вопрос об успехах только рукой махнул. Девчонку нашел, обстоятельно расспросил, но толком ничего не узнал. Человека, который перевел семьдесят тысяч долларов в рублевом эквиваленте на счет риэлторской фирмы «Прожект», она помнила. Мужик лет пятидесяти, высокий, хорошо одетый, с ухоженными ногтями, представительный. Не красавец, но ничего. Приехал, вероятно, на машине, так как шел дождь, а он был без плаща. На какой машине, она не видела. Волосы с проседью. Лицо нормальное, чисто выбритое. Глаза нормальные, нос нормальный, уши нормальные. Обручального кольца нет.
— Таких мужиков в Народном банке каждый четвертый, вон их сколько! — подвел итог Муха, кивнув на стол с фотографиями. — Съезжу еще раз, покажу снимки. Может, узнает. Но надежды мало. Она больше не на него смотрела, а на артистку, с которой он приехал. Вся почта на нее таращилась, даже из экспедиции прибежали.
— Что за артистка? — спросил я.
— Какая-то Забелина. Она ждала в машине, потом зашла и спросила: «Котик, ты еще долго?» Котик, мать его.
— Забелина? — заинтересовался Артист. — Нина?
— Да, Нина Забелина. Не знаю, что за Забелина. Я в этом не копенгаген.
— Ты не знаешь Нинон Забелину? — поразился Артист. — А я считал тебя интеллигентным человеком!
— А она меня знает?
— Вынужден тебя разочаровать. Боюсь, что нет.
— А почему я должен ее знать?
— А ты ее знаешь? — задал резонный вопрос самый практичный из всех нас Боцман.
— Обижаешь, — ответил Артист. — В этой тусовке я знаю всех. С Нинон мы снимались в одном фильме. У нее была главная роль, а у меня роль третьего плана. В том смысле, что я был третьим слева в массовке. Неплохая актриса. Хотя, если честно, слава ее несколько преувеличена.
— Так чего ты сидишь? — сердито спросил Боцман. — Звони и спроси, с каким котиком она была на почте в Перово!
— Да она всех называет котиками. У нее этих котиков!
— А вдруг?
— Можно попробовать, — без особой уверенности согласился Артист. Он порылся в пухлой записной книжке, набрал номер и замурлыкал: — Неужели?! Неужели я слышу голос несравненной Нинон Забелиной?!. Я? Издеваюсь? Бог с тобой, рыбка моя! Мы сидим с друзьями и возмущаемся... Как это чем? Тем, что Любимов не дал тебе главную роль! Он совсем выжил из ума!.. А что Демидова, что Демидова? Я ушел со второго акта!.. А... Да... Нет, конечно... Ну, что ты!.. Еще как... Никогда... Всегда... Ну да... Да нет... Что ты говоришь?!.. Кофе мне никто не нальет?.. Это я не тебе... Иди ты!.. Не может быть!.. А я тебе другое скажу... Дай мне сказать! Публика вовсе не дура! Ты только послушай! Жена одного моего друга в тебя влюблена! Знаешь, что было для нее самым неизгладимым впечатлением?.. Если помолчишь, скажу... Нет, не кино. Кино тоже, но... Да нет! Твое посещение почты в Перово! Она там работала. И до сих пор вспоминает, как ты приезжала туда с каким-то банкиром... Понятия не имею, с каким банкиром... С таким представительным, лет пятидесяти, ногти холеные, обручального кольца нет... Да я и сам не верю. С какой стати тебе связываться с каким-то старым козлом?.. Не старый?.. Ах-ах, какие мы!.. Не банкир? А кто?.. Погоди, выйду в другую комнату, а то мешают...
Артист прихватил кофе и закрылся в кабинете. Вышел он через двадцать минут, беззвучно матерясь и вытирая вспотевший лоб.
— Ну? — спросил Боцман.
— Расскажу. Все расскажу. А сейчас дайте мне помолчать. Хоть полчаса. Всего полчаса, мне хватит. Могу я полчаса помолчать?
— Ну, помолчи, — разрешил Боцман.
До встречи с Мамаевым оставалось сорок минут. Я решил использовать это время, чтобы ввести ребят в курс дела. Сначала рассказал о моем утреннем разговоре с президентом Народного банка, потом выложил на стол диктофон и нажал кнопку «Play». В динамике прозвучало:
"— Начните с начала. С восемьдесят четвертого года. Что было четырнадцатого декабря в Кандагаре?
— Четырнадцатого декабря в Кандагаре был очень сильный буран..."
Глава девятая
Гибель «Каскада»
"— Четырнадцатого декабря в Кандагаре был очень сильный буран. Мы готовили большой десант в тыл моджахедов. Подготовка, как всегда, велась в строжайшей тайне. Но у нас были сведения, что агентура Ахмед Хана получила информацию, и будет сделана попытка сорвать операцию. На аэродроме выставили усиленное охранение. Приказ был: стрелять на поражение по любой подозрительной цели... Ты куришь?
— Нет.
— Я тоже бросил. Сейчас бы закурил. Ну да ладно. Так вот. В двадцать три пятнадцать по московскому времени или в три пятнадцать по местному одному солдату показалось, что кто-то подкрадывается к стоянке бомбардировщика. Он дал очередь из АКМ. Пуля срикошетила от бетонки и попала во взрыватель бомбы на самолетной подвеске.
— И что?
— И все ебнуло.
— Значит, это была не диверсия?
— Нет. Это была нелепая, чудовищная случайность. Любая война — это цепь случайностей. И более ничего. Политики могут начать войну. Дальше им остается только хвататься за голову. В Афган планировалось ввести войска на два-три месяца. Завязли на десять лет. Порядок в Грозном хотели навести за два часа. Завязли бессрочно. Ладно. Я был на месте через двадцать минут. Решение нужно было принимать очень быстро, пока слухи о взрыве не разошлись. Я связался с Москвой. Мне дали добро. Часового отправили в госпиталь, командира полка и начальника аэродромной охраны отстранили от должности. Сразу же передали в эфир сообщение, что на аэродроме совершена диверсия. Шифром, который был известен Ахмед Хану. Подняли по тревоге войска, разослали ориентировки на диверсантов. На майора Калмыкова и на двух наших агентов-таджиков. Тем же шифром.
— А майор Калмыков в это время сидел с женой в Большом театре и знать ничего не знал.
— Да. Его доставили на «Су-27». В девять утра по местному времени он был в Кандагаре. На «бэтээре» его и таджиков вывезли в предгорье. Инсценировали погоню, «бэтээр» взорвали. Буран еще не кончился, так что все прошло чисто. Им нужно было добраться до горного кишлака на границе с Пакистаном и там затаиться.
— Почему на роль диверсанта выбрали его?
— У нас не было времени вводить в комбинацию кого-то другого. Он был готов к этой роли. Работал в Афгане с восемьдесят первого по восемьдесят четвертый, владел ситуацией. Восточная внешность, это у него от матери-узбечки. Еще с детства знал узбекский и таджикский, свободно говорил на пушту, дари и урду. Он был лучший. Опасность он чувствовал на уровне подсознания, у него было очень мощное биополе. Он был прирожденным разведчиком. И главное — у него была практически готовая легенда. Мусульманин, вынужденный скрывать свою веру. Отчисленный из академии ГРУ по религиозным мотивам. Тайно сочувствующий «джихаду». При всей своей изощренности Восток в чем-то очень простодушен. Верность исламу сомнениям не подвергается. Особенно когда она подкреплена серьезным делом. А взрыв эскадрильи «шурави» — это очень серьезно. Ответил я на твой вопрос?
— Да.
— Прикрыли мы его очень тщательно. В Кандагаре провели заседание трибунала. Майор Калмыков был разжалован, лишен всех наград и заочно приговорен к смертной казни. Приказ об этом был зачитан в войсках. Это подкрепило его легенду. В ней было только одно слабое место. Мы были вынуждены задействовать его под своей фамилией. Времени на подготовку других документов не было. Но он знал, на что шел.
