Андрей Таманцев - Пропавшие без вести (Кодекс бесчестия)
— Во сколько начинается ваш рабочий день? — поинтересовался я.
— В семь тридцать.
— А заканчивается?
— Если нет никаких мероприятий, примерно к полуночи.
— Я начинаю с оптимизмом смотреть в будущее России.
Он снова тоненько, как бы кудахтая, засмеялся и уселся в кресло против меня, вытянув далеко в сторону длинные журавлиные ноги в узких черных брюках и переплетя их, как жгуты каната. Во всяком случае, казалось, что при желании он мог бы их таким образом переплести.
— Будем говорить здесь. Кабинет прослушивается и просматривается видеокамерами, постоянно идет запись. А здесь можно говорить свободно.
— Прослушивается и просматривается? — удивился я. — Зачем?
— Чтобы можно было проанализировать переговоры. Из слов воспринимается не больше пятнадцати процентов информации. Все остальное — тональность, мимика, жесты. Этим и занимаются мои психологи. Вас, вероятно, удивило, почему я принял вас в такое время? Теперь вы понимаете почему.
— Это меня не удивило, — возразил я. — Меня удивило другое: что вы меня вообще приняли.
— Считайте, что таким образом я выразил уважение вам и вашим друзьям. Я уважаю профессионалов. И не хочу отрезать себе возможности при нужде еще раз обратиться к вам. Но времени у меня действительно мало. Поэтому к делу. Мне известно, с какими трудностями вам пришлось столкнуться при выполнении моего поручения. Круто, Сергей Сергеевич. Но я уверен, что другого выхода у вас не было. И вы вправе потребовать от меня увеличения вашего гонорара. На сколько?
— Ни на сколько. У нас не было никаких трудностей.
— Ну будет вам, будет, сударь! Не скромничайте!
— У нас не было никаких трудностей, — повторил я.
Сощурившись и привздернув губу, отчего его левый ус по-пиратски заторчал, он испытующе на меня посмотрел.
— Вы хотите сказать...
— Я не хочу сказать ничего, — перебил я. — Только то, что сказал. Нам не за что требовать увеличения гонорара.
— Это интересно. Это очень, очень и очень интересно. Мне сообщили, что мурманские следователи установили, что причиной смерти двух бандитов был инфаркт. Вы не могли бы разъяснить мне эту загадку?
— Нет. Мы не имеем к этому ни малейшего отношения.
— Зачем же вы просили о встрече?
— Хочу вам кое-что показать.
Я извлек из кейса старую папку. В ней были протоколы заседания военного трибунала, который состоялся 16 декабря 1984 года в Кандагаре. Буров взглянул на обложку, быстро просмотрел первые страницы.
Я посоветовал:
— Начните с конца.
Он внимательно прочитал приговор трибунала.
— Неслабо! Откуда это у вас?
— Господин Мамаев поручил нам собрать о Калмыкове всю информацию, какая только возможна. По ходу дела мы наткнулись на эти документы.
— Почему вы принесли их не ему, а мне?
— Он не заплатил за работу.
— Не заплатил за работу? — недоверчиво переспросил Буров. — Не заплатил за эти документы? Не понимаю.
— Он не знал про эти документы.
— Сколько?
— Двадцать тысяч долларов.
— Я даю вам тридцать.
— Нет, — сказал я. — Я хочу получить за них не деньги.
— Что?
— Информацию.
— Какую?
— Игорь Сергеевич, прошу извинить, — раздался голос референта. Он появился в гостиной, держа в руках черный узкий сюртук. Буров поднялся, снял куртку, позволил надеть на себя сюртук и махнул длинной худой рукой:
— Исчезните, друг мой.
— В девять ноль-ноль — господин Малышев, — напомнил референт.
— Подождет.
У референта округлились глаза:
— Господин Малышев?!
— Исчезните, сударь!
Клерк исчез.
— Ну вот, — с усмешкой, призванной скрыть раздражение, прокомментировал Буров. — Взял и заставил меня раскрыть перед вами карты. Вы поняли, Сергей Сергеевич, о чем я говорю?
— Он проявил вашу заинтересованность в этом деле.
— Верно.
— Большую.
— И это верно. Да, я заинтересован в этом деле. Но хотел бы понять, в чем заключается ваш интерес.
— Калмыков отсидел два с половиной года ни за что.
— За приготовление к убийству, — возразил Буров.
— Он не собирался никого убивать. И вы это знаете.
— Ну, допустим, — подумав, кивнул он. — И что?
— Мы не хотим, чтобы он сел за убийство, которое он намерен совершить.
— А он намерен?
— Да. И это вы тоже знаете.
— А что знаете вы, сударь?
— Кое-что. А хочу знать все.
— Если я отвечу на ваши вопросы, вы продадите мне эту папку?
— Нет. Но я не продам ее и Мамаеву.
— Спрашивайте.
— Мне известно, что в начале девяносто восьмого года между вами и Мамаевым возник конфликт. Из-за права обслуживать счета ГУИНа...
— Конфликт? О чем вы? — перебил Буров. — Между нами не было и не могло быть никакого конфликта. Со стороны Мамаева была предпринята попытка шантажировать меня. Только и всего.
— И вы поддались шантажу?
— С чего вы взяли?
— Вы отозвали свою заявку. Право на обслуживание счетов ГУИНа получил «ЕвроАз».
— Вас когда-нибудь шантажировали?
— Однажды было.
— Каким образом?
— Украли мою жену и дочь.
— Вам это понравилось?
— Не очень.
— Чем это кончилось?
— Нормально кончилось.
Буров неожиданно захохотал, закудахтал, откинув голову и от избытка чувств хлопая себя по коленям. Я смотрел на него с искренним недоумением. Мне почему-то казалось, что ничего смешного я не сказал.
— Немного зная вас, Сергей Сергеевич, я представил, что означает ваше «нормально», — отсмеявшись, объяснил Буров. — Мне тоже не нравится, когда меня шантажируют. Но у меня другие методы защиты, — добавил он, и его усы грозно затопорщились, а в наглых навыкате глазах мелькнули искорки веселого бешенства.
— Попытка шантажа была предпринята до двадцать седьмого июля девяносто восьмого года, — вернул я его к теме разговора.
— Вы много знаете, сударь, — уважительно оценил Буров. — Что ж, я расскажу вам, как это было. В первых числах июля ко мне пришел молодой следователь из Таганской прокуратуры. Проинформировал, что ведет дело о подготовке покушения на господина Мамаева. И предъявил мне несколько совершенно замечательных документов. Из них следовало, что мой банк через промежуточные инстанции заплатил двенадцать тысяч долларов риэлторской фирме за коммуналку, из окна которой за Мамаевым вел наблюдение наемный убийца.
— Ерунда, — сказал я. — Деньги были посланы с почты какой-то студенткой.
— Это мы сейчас понимаем, что ерунда. А тогда я не понимал ничего. Я понятия не имел ни о какой коммуналке, ни о каком покушении. Я попросил дать мне копии этих документов, чтобы разобраться что к чему. Следователь сказал, что не имеет права этого сделать. Он предупредил, что будет вынужден вызвать меня повесткой для допроса в качестве свидетеля по уголовному делу о подготовке покушения на господина Мамаева. Я сказал, что подумаю. Через неделю я уже имел всю информацию. Я позвонил следователю и приказал ему передать Мамаеву, что он получит то, чего добивается. И после этого отозвал заявку.
— Но позвольте! Документы, которые он показал, были фальшивкой?
— Разумеется. Очень хорошо сделанной фальшивкой, тут господин Мамаев проявил немало изобретательности.
— Нельзя было доказать, что это фальшивка и Народный банк к оплате коммуналки не имел отношения?
— Почему? Можно.
— Тогда зачем вы отдали Мамаеву счета ГУИНа?
— Вы плохо разбираетесь в таких делах, сударь.
— Совсем не разбираюсь, — подтвердил я.
— Представьте на секунду, что на моих глазах произошло какое-то происшествие, хотя бы дорожная авария. И меня вызывают к следователю для дачи свидетельских показаний. Что на следующий день будет в газетах? Я скажу что. Аршинные заголовки: «Вор должен сидеть в тюрьме». А под ними — маленькая информация о том, что президент Народного банка был вызван в прокуратуру. Это если я приду к следователю. А если не приду, и того хуже: «Сбежит ли Буров?» Прелесть в том, что я не смогу даже обратиться в суд. В самом деле, разве вор не должен сидеть в тюрьме? Это в случае дорожной аварии. А если меня вызовут в прокуратуру по делу о покушении на конкурента? Вы представляете, что было бы в газетах и к чему бы все привело?
— Это торпедировало бы ваше назначение заместителем министра финансов?
— Совершенно верно, Сергей Сергеевич. Могло. А в таких делах рисковать нельзя.
— Но и спускать шантажисту — на вас это не похоже.
— А кто вам сказал, что я спустил? Я сказал, что у меня другие методы защиты. И они, сударь, ничуть не менее эффективны, чем ваши.
По ходу дела у меня возник еще один вопрос, и я помедлил, не решаясь его задать.
— Ну-ну! — подбодрил меня Буров. — У нас откровенный разговор.
— Вскоре после суда над Калмыковым следователь, который вел его дело, был убит. Вы знаете об этом?
— Разумеется, — кивнул Буров. — Я всегда владею всей информацией. Абсолютно всей. Без этого я никогда не подступаюсь к проблеме. Он был убит ночью на Рязанском шоссе, в пятидесяти километрах от Москвы. Его застрелили в салоне «БМВ». Я вам больше скажу. Машину ему купил Мамаев. Во всяком случае, деньги за нее были перечислены со счета «ЕвроАза». Я знаю, о чем вы думаете. Нет, сударь, это не мои методы. Я никогда не свожу счеты с исполнителями.
