Иван Черных - Последний кровник
Бомбы угодили в точку, но дуэлянты (Владимир не сомневался, что Ваган не один) могли прятаться в бункере, и осколки их не достали: Крутогоров спикировал на бункер и нажал на кнопку пуска неуправляемых ракет «воздух – земля».
А теперь вверх, вправо, в обход Горбатой.
Владимир Васильевич лишь на мгновение сверкнул взглядом в место падения бомб и разрыва ракет – внизу ввысь тянулись клубы огня и дыма. В груди разлилась приятная радостная теплота. Понимал: рано торжествовать. Круто развернул штурмовик и пронесся над местом поединка. Там еще не развеялся дым, а где разорвались ракеты и бомбы, зияла чернота. Ни трупов, ни людей не видно.
Для убедительности Крутогоров еще раз пролетел над блиндажом дуэлянта и рассмотрел под глыбой камня похожую на амбразуру дыру. Там могли прятаться хозяева «Стингера». Может, и еще что-то припрятали.
Снова развернул «сушку» покруче, отошел подальше, чтобы нацелиться носом штурмовика в амбразуру, и приготовил к действию оставшиеся управляемые ракеты с тепловыми головками самонаведения. Эти ракеты и под землей достанут.
Подошел метров на восемьсот и дал залп. Едва успел отвернуть, как из бункера полыхнул взрыв – взорвались запасные «Стингеры» и другие снаряды.
Владимир сделал еще кружок над местом поединка, обстрелял вокруг из подвижной пушечной установки. Никаких признаков жизни внизу не увидел. Сообщил на командно-диспетчерский пункт о выполнении задания и попросил прислать на Горбатую «Ми-8»…
Облегченно вздохнул и взял курс на свой аэродром. «Сегодня же вылечу в Москву, – вспоминая Диану и дочку, принял он решение. – Попрошу очередной отпуск, и вместе с Дианой и Светой махнем в теплые края под южное солнце, на берег Черного моря. Покупаемся, позагораем. А потом…» Он и сам не знал, что будет потом. Главное – теперь нет жестокого врага, который перевернул всю его жизнь. Теперь, надеялся, все будет спокойнее и благополучнее. И посветлевшее небо, и яркое солнце будто приветствовали и поздравляли его с победой – все вокруг сияло новыми, радовавшими глаза красками; и двигатели «сушки» ликующе пели победную песню: «Я не жалею ни о чем и ни о чем не плачу…»
Через 17 минут он приземлился на аэродроме Махачкалы, откуда взлетал и взял курс на гору Горбатая, где его поджидал кровный мститель Ваган, четырнадцать лет терзавший душу и напоминавший о растерзанных сестренке Лиле, добром трудяге отце, безумно любящей своих чад матери, милой и заботливой женушки Леночки. Их нет, но и нет больше гнусного, кровожадного мстителя. С плеч будто гора свалилась, и сердце забилось ровнее, спокойнее.
К самолету от КДП подъехал обшарпанный, видавший виды «уазик», бессрочный армейский служака, безотказный вездеход, и, к удивлению Владимира Васильевича, из него вышел полковник Селезнев. Идя навстречу летчику, улыбался, вытянул для приветствия руку. Понятно, уже знал о поединке и о результате, доволен и рад за Крутогорова. Но все же спросил:
– И как поединок?
Владимир Васильевич для скромности пожал плечами, ответил без восторга:
– Вроде бы, как и должно быть. Посмотрим на фотоконтроле.
– Уверен, что на Горбатой Ваган был?
– Наверняка не один, с подручным. Но что никого в живых в бункере на Горбатой не осталось, уверен.
– Хорошо, – кивнул Селезнев. – Садись в машину, прокатимся с тобой в одно интересное местечко, где тебя ждут.
Владимир Васильевич не придал значения интригующей встрече: кто-то из бывших сослуживцев в Махачкале объявился и пожелал с ним встретиться. Конечно, он рад повидаться с бывшими однополчанами, но ему так хотелось побыстрее улететь в Москву, обнять дочурку, Диану…
– Ты где остановился? – спросил следователь.
– В городской гостинице. В военной мест не оказалось.
– Понятно.
И снова Владимиру Васильевичу пришлось удивляться: «уазик» привез их к городскому отделению милицию.
– Что-нибудь серьезное? – обеспокоился Владимир Васильевич.
– Серьезное, но приятное, – усмехнулся Селезнев.
Их встретил дежурный и провел сразу к начальнику городской милиции, немолодому и далеко не внушительной внешности полковнику: невысокого роста, худощавому, с невыразительным, усталым лицом. Протянул руку летчику, представился:
– Евгений Иванович Верхов.
Крутогоров назвал себя.
– Сразу в изолятор? – обратился полковник милиции к Селезневу.
– Да. Пожалуй, начнем с него…
Владимир Васильевич не поверил своим глазам, когда открылась дверь камеры и перед ним на топчане, закованный в наручники, предстал не кто иной, как собственной персоной его недавно поверженный мститель. Он узнал Вагана по фотороботу, хотя кровник в реальности выглядел моложе и симпатичнее.
Владимир Васильевич взглянул на Селезнева, на Верхова. Они улыбались, были довольны произведенным эффектом.
– Как же так? – вырвалось у Владимира Васильевича. И он повернулся к заклятому врагу: – Ты же клялся Аллахом!
– Аллах благословляет любые деяния против неверных, – криво усмехнулся Ваган. – Стрелять в тебя мне было неинтересно, и я еще раз наточил свой кинжал. Жаль, поганый мент отобрал, и жаль, что твоя шея не испробовала его остроту. Но все равно тебе не жить – найдут мои братки и прикончат. – Ваган опустил голову и умолк.
– Зря надеешься, – сказал начальник милиции. – И твоих братков ждет такая же участь.
Ваган поднял голову и сверкающими ненавистью глазами остановил взгляд на летчике. И столько в этом взгляде было звериной злобы, отчаяния, что, не будь прикован цепью к отопительной батарее, он бросился бы на своего ненавистного кровника. Зарычал и заскрипел зубами.
– А еще уповает на Аллаха, – сказал следователь Селезнев. – Представляешь, что ожидало тебя в гостинице, где в твоем номере затаился этот зверь? – обратился Олег Владимирович к Крутогорову. – Не случайно он заманил тебя на Горбатую гору. Знал, что ты прилетишь в Махачкалу. Посадил со «Стингером» своего подручного, а тебя поджидал в номере гостиницы со своим неизменным кинжалом. Не видел у него клинок с инкрустированной рукояткой, которым он резал горло своим кровникам? Евгений Иванович покажет тебе. Вот и тебя поджидал, чтобы насладиться твоей кровью.
Ваган задергался, стал рваться с цепи, как бешеный зверь. Начальник милиции подошел к нему и ударил кулаком под дых.
– Успокойся, – сказал он твердо и внушительно. – Поздно рыпаться. Проиграл поединок – умей достойно признать свое поражение. Теперь ты во власти своего противника. Он волен поступить так, как подсказывает ему то горе, которое ты ему причинил. – И повернулся к летчику. – Что, Владимир Васильевич, будете делать? Принести его систет, и, может, и вы испробуете горло этого изверга?
Владимир Васильевич стиснул челюсти. Выдавил через силу:
– Заслуживает… – Помолчал, сдерживая волнение. – Но мы русские люди, не живодеры. Пусть суд определит ему меру наказания. И, может, за пожизненный срок заключения Аллах вразумит его, для чего людям даруется жизнь.
