Максим Шахов - Боец особого назначения
К машине тут же подскочил служитель клуба и с поклоном поздоровался. Потом провел Смирницкого к двери, забежал вперед и распахнул ее. И поклон, и предусмотрительно распахнутую дверь Смирницкий принял как должное. Привык…
И не такие люди прогибались и лебезили перед ним, что уж говорить про челядь. По ходу дела Андрей Петрович едва заметным кивком успел отослать телохранителя назад к машине. Тот нахмурился, но поспешил выполнить приказ.
Служитель, распахивая перед Смирницким дверь за дверью, наконец провел гостя в отдельный кабинет клубного ресторана. Здесь, за накрытым для завтрака столом, Андрея Петровича уже ждали…
Сидящий за столом человек был одет по-простому: в легкие удобные брюки и теннисную рубашку с короткими рукавами. На вид ему было лет тридцать пять, самое большее – сорок.
Судя по не успевшим высохнуть волосам, он уже успел с утра пораньше набегаться по корту и принять душ. На появление Андрея Петровича моложавый мужчина отреагировал без какого-либо пиетета: сперва метнул быстрый взгляд на служителя, так что тот мгновенно исчез, а потом, не поднимаясь, протянул руку Смирницкому:
– Привет, садись! Позавтракаешь со мной?
– Да я уже… – сказал Андрей Петрович, расстегивая пиджак и отодвигая себе стул.
– Ну как знаешь, – равнодушно кивнул его собеседник, возвращаясь к еде. – А я после тренировки барана могу съесть… Так что за прогоны, Андрей, куда ты пропал? Я что-то не понял?
– Как? Разве мой помощник не объяснил тебе?.. Срочная командировка. Пришлось мотнуться в Брюссель…
– Да на хера мне твои помощники и командировки? – грубо прервал Смирницкого собеседник. – Мы с тобой договорились, что ты срочно займешься моим вопросом? Договорились! Так что за дела? А?
Конечно, Андрей Петрович не привык, чтобы с ним обращались таким образом. Но сидевший напротив человек мог себе это позволить. В официльной иерархии он был никем – обычным предпринимателем.
Звали его Моисеем Бродским. Однако настоящим именем его уже давно никто не называл, собеседники употребляли более дипломатичное – «Миша».
Начинал Миша Бродский свою карьеру в команде Бориса Абрамовича Березовского. На второстепенных ролях. Широкой публике о его существовании не было известно. Ни в прежние времена, ни в нынешние.
Не шоумен был Бродский, чтобы светиться в СМИ. Нет, он был мозговым центром огромной империи, исподволь, «тихой сапой» созданной им за десять лет.
Империя эта включала банки, фабрики, пароходы и много чего еще. Только вот оформлено все это было на подставных лиц… Никто не знал, сколько денег у Миши Бродского, кроме него самого. Да и он навряд ли мог точно посчитать. Но что много – это точно.
Очень богат был Бродский, мог бы войти, наверное, в десятку самых богатых людей России… Но Мише это было ни к чему. Наоборот, он предпринимал все меры к тому, чтобы о размерах его богатства и влиянии знало как можно меньше людей.
Смирницкий был одним из немногих, кто об истинном могуществе Бродского знал. Он был всего лишь «высокопоставленным» чиновником, а Миша был одним из тех, кто решал, кого «ставить» и как «высоко». Хотя в последнее время, с приходом к власти нового президента и постепенной расстановкой на ключевые посты «питерских», возможности Бродского с каждым днем убывали, как шагреневая кожа.
Но даже несмотря на это, Бродский был еще очень силен.
Поэтому Андрей Петрович начал оправдываться:
– Я ничего не мог сделать, правда! Вице-премьер лично настоял на моей кандидатуре! Прямиком из Дома правительства – в самолет! И в Брюссель! Сам понимаешь, дело государственной важности… А по телефону об этом говорить…
– Ладно, проехали… – удовлетворился объяснением Бродский. – Теперь давай по теме. Сделал, о чем договаривались? Все в порядке?
Тут Смирницкий поспешно вытащил платок и отер взмокший лоб, хотя в ресторане работал кондиционер.
– Ну? – поторопил его собеседник.
– Я сделал все, что мог, – скороговоркой выпалил Смирницкий. – Сперва по своим каналам пробил ситуацию. В связи с резонансностью дела расследование убийств Матевосяна и Малькова поручено специальной следственной группе. Возглавил ее следователь по особо важным делам Генпрокуратуры Архипов. Оперативно-следственными мероприятиями заправляет подполковник ФСБ Логинов…
– Логинов… Логинов… – задумчиво проговорил Бродский. – Что-то вроде знакомое. Ну и? Ты прокачал их, подходы нашел?
– Да в том-то и дело, – поморщился Смирницкий, – что ни к одному, ни к другому на кривой козе не подъедешь! Архипов этот – «важняк» еще старой, советской, закалки, хоть в Музей революции, блин, помещай! Взяток не берет, решать вопросы отказывается наотрез!
– И такие еще есть? – недоверчиво хмыкнул Бродский.
– Оказывается, есть… – развел руками Смирницкий. – Я сам сперва не поверил, но мой человечек в Генпрокуратуре категорически предупредил – соваться к Архипову бессмысленно…
– Вот же черт! Ну а что с этим Логиновым? Где-то я вроде эту фамилию слышал, что-то вертится в голове, не могу вспомнить…
– Этот Логинов спас в прошлом году президента. Когда его на границе с Казахстаном ракетой хотели взорвать…
– Точно! – обрадовался Бродский, но тут же нахмурился: – Вот черт, после такого к нему тоже на кривой козе не подъедешь… И начальство в случае чего встанет за него горой…
– В том-то и дело, Миша! – закивал Смирницкий. – Как специально их друг к другу подобрали… Хреновее расклада не придумаешь. Но мой человечек в прокуратуре подсуетился и кое-что раскопал…
– Ну? Не тяни кота за яйца!
– В общем, сначала дело об убийстве Матевосяна попало в Мосгорпрокуратуру. И потом Архипов включил в свою группу следователя, которая вела это дело.
– И что?
– А то, что следователя зовут Клавдия Васильевна Волочкова! Она дочка моего бывшего подчиненного, который недавно перешел из правительства в аппарат Совбеза. Помнишь такого?
– Помню, помню… Так! И что? Она у Архипова вроде правой руки?
– Да нет. Вроде правой руки у Архипова, конечно, Логинов. А Волочкова там главная куда пошлют – протокол составить, бумаги в порядок привести и все такое…
– То есть она не в курсе оперативной информации?
– Нет, Миша! Но дело в том, что она не так давно развелась и уже успела спутаться с Логиновым!
– Это точно?
– Конечно! Он у нее даже успел переночевать на Рублевском шоссе!
– Так, это уже горячее… Так ты Волочкова своего зарядил? Объяснил ему, что требуется?
– Объяснил… – вздохнул Смирницкий.
– Что, выкобенивался?
– Не то слово… Как заладил: что угодно, только не это. Дочка, говорит, для него святое, не хочет, чтобы она знала, в каком говне ее отец плавает, тем более в наших грязных игрищах участвовала…
– Гляди, какой чистюля! – хмыкнул Миша. – Забыл, сколько за его назначение в Белый дом «бакинских» отмаксали?
– Я ему напомнил, – кивнул Смирницкий, потянувшись к стакану с апельсиновым соком. – И об этом, и кое о чем другом… И объяснил, что если он не подпишет дочку барабанить нам о ходе следствия, то она о нем узнает такое, что здороваться перестанет…
– Что, Андрей, показал ему свою заветную папочку с компроматом? – ухмыльнулся Миша, пока Смирницкий пил сок.
– Да не то чтобы показал, а так – приоткрыл… – ответил тот, промокнув салфеткой губы.
– И что?
– Да что? Наш папашка принципиальный сразу сник. Сгорбился, галстучек распустил, водички полграфина за раз махнул…
– Да ты прямо Достоевский непризнанный… Только ты мне по теме, Андрей, давай: подписался Смирницкий или стреляться поехал?
– А куда он денется, на хрен, с подводной лодки? Конечно, подписался… Я в аэропорт – на самолет в Брюссель, а он на Рублевку поехал, дочку в агенты вербовать.
– Ну и? Что она успела набарабанить?
– Так я же только вчера поздно вечером из Брюсселя, Миша, – развел руками Смирницкий. – Как проснулся, сразу сюда, к тебе…
– Так, – быстро проговорил Миша, взглянув на часы. – Тогда звони ему!
– Ты хочешь, чтобы он прямо по телефону?..
– Да нет, конечно! Звони, пусть он прямо сейчас едет сюда! Как раз до начала работы успеет отчитаться…
104
После расстрела колонны для Кости Евсеева началась новая жизнь. Жизнь пленника, жизнь раба. Его продавали и покупали. И гноили в ямах. Салага Вася спас Костю, подменив документы, но сам выдержал недолго. Когда его изнасиловали обкуренные гоблины-чеченцы, Вася вскрыл себе вены.
– Отомстите за меня, пожалуйста, товарищ прапорщик! – сказал он перед смертью. – А я больше не могу…
– Хорошо, салага. Отомщу…
И снова над трупом Васи Костя Евсеев сжал пальцами зуб. И поклялся, что выдержит все и исполнит обещание. И снова его продавали и покупали злобные чеченцы. И снова были «волчьи ямы», пытки и издевательства…
Все, с кем Костя попал в плен, давно умерли. И только он держался. Он бы давно сорвался, но каждый раз, когда ему хотелось броситься на какого-нибудь «чеха» и перегрызть ему глотку, Костя вспоминал своего командира. И Васю. И данные им обещания…
