Андрей Воронин - Беспокойный
«Ум и сила, – подумал Сергей, которому это словосочетание показалось смутно знакомым. – Где-то я на это натыкался, в какой-то книжке, что ли… А! Да это ж Дюма, «Двадцать лет спустя». Там одна глава так и называется: «Ум и сила». Это когда кардинал Мазарини посадил д'Артаньяна и Портоса в соседние камеры, а они оттуда выбрались и сообща взяли его, бродягу, за хобот… А хорошо, наверное, было бы жить в каком-нибудь романе Дюма – неважно, отца или сына, сроду я их не различал. Да и на что мне это – знать, какую из книжек написал сын, а какую – папаша? Я же не историк литературы! Главное, чтобы читать было интересно. А самое ценное у них – это что добро всегда побеждает зло. И всегда с первой страницы ясно, где одно, а где другое. Тут, например, тоже ясно, кто злодей, а кто жертва. Но, в отличие от романа, здесь мне победу никто не гарантирует. И никто в самый последний момент не придет мне на помощь – даже Иваныч и тот не придет, потому что при всех его несомненных достоинствах он все-таки не Господь Бог, а просто отставной майор ВДВ. Помнится, у того же Дюма Атос и Арамис с товарищами по заговору вытащили какого-то мятежного герцога из самой Бастилии. Ха, Бастилия! Куда ей до этого бункера! Стены, решетки, вертухаи – это все мелочи, зола. Тут главное в чем? Главное, что эта самая Бастилия торчала посреди Парижа у всех на виду, пока коммунары ее не сожгли к чертовой бабушке. А про этот бункер даже министр обороны и тот вряд ли знает. А как освободить человека из места, о существовании которого даже не догадываешься? С таким же успехом меня могли похитить инопланетяне и увезти за тридевять галактик на летающей тарелке. Там, в Крабовидной Туманности или в созвездии Стрельца, мне оставалось бы одно: дать кому-нибудь в рыло, угнать у гадов тарелку и на всех парах гнать посудину домой. На автопилоте, потому что указателей в этом их космосе нет и дорогу спросить не у кого… И тут то же самое, только вместо летающей тарелки – семнадцатая штольня. И как с тарелкой неизвестно, заведется она или нет, так и с этой штольней – ну, никакой же уверенности! Вот и получается, что вместо летающей тарелки у меня какая-то штольня, а вместо уверенности – надежда, да и та слабенькая…»
Вопреки его ожиданиям, в коридоре было пусто. Никто не стоял у дверей своих камер в ожидании охранника, который поманит его дубинкой и поставит в общий строй. Не было и Захара, который в подобных случаях не торчал, как километровый столбик на обочине шоссе, а на правах уникума прохаживался взад-вперед, а то и танцевал, выделывая посреди коридора неуклюжие па. Сергей однажды видел, как это происходит, и ему стоило нечеловеческих усилий удержаться от смеха: Захар напоминал тощего лысого медведя, под дудку пьяного цыгана пляшущего на потеху почтеннейшей публике посреди базарной площади.
– Стоять, – скомандовал охранник, и Сергей остановился.
Охранник погремел ключами, лязгнул засовом; потом заскрипели петли, что-то знакомо загромыхало, задребезжало и несильно ткнулось в бедро. Сергей опустил глаза и увидел хирургическую каталку на резиновом ходу – пустую, с небрежно брошенной на оцинкованный желоб ложа скомканной сероватой простыней. Закрывшаяся дверь глухо бабахнула, засов лязгнул, входя в паз; опять загремели ключи, трижды щелкнула тугая пружина, и охранник скомандовал:
– Взял телегу и вперед.
«Еще один сгорел на работе», – подумал Сергей, берясь за изъеденные временем, впитавшие пот с множества ладоней резиновые рукоятки. Эта мысль была густо приправлена здоровым цинизмом, который в подобных ситуациях служит единственной, хотя всего лишь временной и не особенно надежной защитой от сумасшествия. Сергей не слишком переживал по поводу предстоящего общения с трупом: крови он не боялся никогда, а война окончательно расставила все по своим местам. Раненый, независимо от того, как он выглядел и пах, был человеком, нуждающимся в помощи, а мертвец представлял собой просто кусок быстро портящегося мяса, который нужно было поскорее похоронить, отдав ему при этом последнюю дань уважения – опять же, независимо от того, друг это был или враг, поскольку после смерти все солдаты становятся в один строй. Зато прогулка с каталкой, при том, что сама по себе была необременительной, обещала познакомить его с коридорами и закоулками, в которых он до сих пор еще ни разу не побывал. Или, как сказала однажды, приехав в Питер, подруга его жены: «Я так давно никогда не была в Эрмитаже!»
Он понятия не имел, где сейчас находится и чем занимается эта подруга, зато отлично помнил, где и, главное, по чьей вине лежат его жена и ребенок. Спору нет, дорога была скользкая, и водитель того грузовика нарушил все мыслимые правила и запреты, в такую погоду выехав на полосу встречного движения через двойную сплошную. Все так, но за рулем сидел не кто-то, а Сергей Казаков, и именно ему не хватило тысячной доли секунды, чтобы вывести самых дорогих на свете людей из-под смертельного удара. Себя он спасти успел, а их – нет, не получилось… Может быть, он попал сюда в наказание за тот случай? Может быть, это ад? Или, как это там называется – чистилище? Место, где люди искупают грехи, проводят работу над ошибками… Почему бы и нет?
Только в чем она должна заключаться, эта работа над ошибками? Спасать тут некого, кроме Захара, да и в его ли силах кого-то спасти? Разрушить, развеять по ветру это осиное гнездо – вот, пожалуй, цель, ради достижения которой не жалко умереть. Потому что доктор Смерть не остановится, и из прямоугольного бассейна так и будет раз за разом выныривать черная субмарина, вываливая из своего провонявшего соляркой и мужским потом стального брюха все новые и новые партии груза – то ящики с консервами, то мешки с цементом, то живых, но уже вычеркнутых из списка живущих, ничего не понимающих людей, мужчин и женщин…
Они остановились перед знакомыми воротами лабораторной зоны, и охранник нажал на кнопку вызова. Под мягкие свистки сирены и ритмичные вспышки красных ламп Сергей прикинул, как это могло бы быть. Вертухай жмет на кнопку; с той стороны железобетонной плиты точно такой же вертухай, только без автомата и в белой курточке вместо черного комбинезона и бронежилета, слышит звонок, смотрит на экран и видит там безликую фигуру в кевларовом шлеме с опущенным забралом. После чего спокойно приводит в действие механизм открывания ворот…
Свернуть шею вертухаю, подумал Сергей. Нацепить его тряпки, прийти сюда и позвонить в дверь. Лучше всего, если при этом рядом будет Захар в серой робе испытуемого: объект БЗ/7-0295 доставлен для контрольного осмотра… Или еще что-нибудь в этом же роде. Захар придумает, что сказать, он головастый, да и в здешних порядках за два года успел разобраться куда основательнее, чем Сергей. Дождаться, пока откроются ворота, снести башку мордовороту в белой курточке, вломиться в кабинет доктора Смерть, взять его за кадык и… И что, собственно? Пришить гада? Эка невидаль! Мало ли докторов наук скрипит извилинами в секретных институтах министерства обороны! Пришлют замену, и вся недолга… Взять в заложники? Тоже не пойдет, и по той же причине: проще шлепнуть одного профессора и нанять другого, чем позволить уйти парочке «объектов», которые многое здесь повидали и много, ох слишком много знают об этом месте!
И вообще, все это чушь, бред сивой кобылы. Потому что в коридоре на каждом шагу понатыкано камер, и ты не успеешь даже до конца отвинтить своему вертухаю башку, как вокруг станет черным-черно от его коллег. Что ж, в таком случае остается только штольня номер семнадцать – по крайней мере, пока. А там, глядишь, и еще что-нибудь подвернется…
Взять, к примеру, этот их бассейн, он же колодец. Самая простая логика подсказывает, что там, под водой, должны находиться какие-то инженерные сооружения, заграждения какие-нибудь, предназначенные для того, чтобы предотвратить проникновение извне – неважно, намеренное или случайное. Дайвинг нынче на пике моды; людей, которые могут позволить себе это развлечение, с каждым годом становится все больше, и лезут они прямо как тараканы, буквально во все щели. Вот плывет он под водой вдоль береговой линии и вдруг видит здоровенный, как парадные ворота во дворце Папы Римского, вход в подводную пещеру. Интересно? Ну, еще бы! Мошна у него тугая, он с самого детства привык считать, что весь мир существует исключительно для удовлетворения его прихотей и вертится вокруг его драгоценной персоны, – словом, как поется в песне, «нам нет преград ни в море, ни на суше». И вот этот отморозок, этот мажор, у которого папины деньги буквально вываливаются из заднего прохода, ничтоже сумняшеся пускается исследовать открытое им чудо, как ему кажется, природы. И если заранее не принять меры, рано или поздно выныривает посреди этого их бассейна, прямо на мушке у обалдевшего от такого сюрприза часового.
Часовой выходит из кратковременного ступора, жмет на спуск, мозги вперемешку с осколками маски для подводного плавания и кусками черепа разлетаются по всему бассейну, и практически обезглавленный труп медленно, торжественно опускается на дно. Потом на стоящей поблизости от подводного тоннеля яхте начинают беспокоиться; потом становится ясно, что богатенький дайвер погрузился в последний раз и больше уже не всплывет. Далее следует панический звонок в МЧС, в воду горохом сыплются аквалангисты – уже не набитое деньгами дурачье, а профессиональные спасатели, возможно, даже морской спецназ, «люди-лягушки» с соседней базы ВМФ, – и дело в шляпе: грифом «Совершенно секретно», под сенью которого процветает данный райский уголок, можно смело подтереться в сортире, потому что ни на что иное он больше не годен…
