Александр Тамоников - Дьявольский котёл
Сбоку подлетел Курбаев, полоснул солдата ножом по шее. Тот упал на колени и схватился за шею так, словно его ужалила оса.
Ротный отбросил его пяткой, уловил движение справа и закрылся прикладом от удара. Он пинком в живот отбил от себя тело в засаленном камуфляже, налетел и стал месить, чем попало, по орущей глотке, по переносице.
Бились страшно, с каким-то нечеловеческим надрывом. Задние ряды укропов наседали. Эти черти опомнились, вняли приказу. Почти никто не стрелял. Дрались всем, что было под рукой, яростно, до рваных жил, дышали как загнанные кони, хрипели, сдавленно использовали самые искрометные выражения русского языка.
Курбаев работал ножом, как профессиональный мясник. Шипел Ракитин, нанося разящие удары саперной лопаткой – идеальное оружие ближнего боя! Эстонец Валле проявил неожиданную прыть. Он сбил противника ловкой подножкой и душил его, что-то приговаривая на «великом и могучем» эстонском языке. Орудовал прикладом обладатель модельной внешности Радченко, крушил сверху вниз, помогая себе крепким словом.
Нестеренко отбросил автомат, выхватил «Макарова» из кобуры и выпустил всю обойму в нескольких укропов, бросившихся на него. Они тоже умели вычислять старшего. Потом капитан выхватил нож. Он тоже бил по рукам, ногам, ключицам. Чужая кровь заливала лицо. Олег рычал, как голодный вампир.
На его глазах погиб комвзвода Максимов. Он когда-то занимался боксом, прямым ударом разнес десантнику челюсть, вдруг икнул и выхаркнул сгусток крови. Приклад чужого автомата размозжил ему затылок, и кости черепа впились в мозг. Налетел Загорец, мастер спорта по восточным единоборствам и нанес бойцу «Вислы» удар по шее ребром ладони, перерубил позвонки.
Эта бойня могла продолжаться буквально до последнего солдата, но тут отличился Мишка Фендик. Он вылетел из общей свалки, получив обидный пинок по заднице от мускулистого конопатого мордоворота. Мишка перевернулся через голову, вскочил, выхватил нож из чехла. И вдруг он обнаружил под ногами распростертое тело в украинской униформе. Подсумок у мертвеца был распахнут, из него выкатились гранаты.
Мишка действовал на подсознании, хотя и правильно. Он схватил гранату, выдернул чеку и метнул РГД через головы дерущихся людей. Следом тут же полетела вторая. Взрывы прогремели за спинами украинских силовиков. Нескольким из них крепко досталось. Это и послужило поворотным пунктом. Солдаты пришли в замешательство, стали пятиться, кто-то пустился наутек.
– Братва, коси укроп! – взревел Федорчук, обливающийся потом, и с утроенной энергией бросился вперед, работая кулаками.
За ним пошли те, кто еще не выдохся. Жуткий рев луженых глоток вознесся над толпой, придавая сил, деморализуя врага. Доблестные украинские воины бросились бежать. Не выдержали и пустились наутек даже те, кто всерьез презирал своего врага, считал себя чуть ли не Рембо.
Оставались отдельные очажки сопротивления. Ушастый Борисов самозабвенно выкручивал ногу какому-то любителю поорать. Потом ему это надоело, он схватил пистолет Стечкина, потерявший хозяина, и разрядил в противника половину обоймы.
Карпенко надрывно кашлял и со страхом ощупывал челюсть. Он зацепил треснувшую кость и завопил от боли.
Снова отличился Мишка Фендик, твердо верящий в то, что первые тридцать лет детства самые сложные. Он не дал уйти своему обидчику, плечистому громиле, усыпанному веснушками. Тот грузно бежал за своими товарищами, то и дело оглядывался. Мишка налетел на него сбоку, вцепился в горло и повалил.
Укроп извивался, обуянный ужасом, а Мишка вдавливал его носом в землю и хрипел:
– Попудри носик, сука! Что, падла, не намарафетился еще?
Громила в отчаянии выгнулся дугой, и Мишка слетел с него, как наездник со строптивого жеребца. Он упал на спину, выдернул нож из чехла. Когда противник вскочил на ноги и подался вперед, Фендик безжалостно рубанул его по промежности.
Громила почувствовал что-то ужасное, отпрыгнул. Возможно, нож и не повредил самое ценное, но ширинку с мотней располосовал полностью. Укроп запрыгал, пытаясь удержать штаны, но они свалились до щиколоток. Он развернулся и кинулся бежать.
Боец «непобедимой» украинской армии в бронежилете и без штанов, во всю прыть уносящий ноги. Это было нечто! Спецназовцы запросто могли бы пристрелить его, но в целях пропаганды и агитации делать этого не стали.
Мишка Фендик гордо ухмылялся. Товарищам прекрасно было видно, как своры громадных тараканов носятся у него в голове.
– Нос не задирай, а то сопли видно, – беззлобно проворчал бирюк Мжельский. – Останешься ты когда-нибудь без задницы, Мишка.
– Останусь, – согласился молодой боец. – Но пока она есть, с ней всегда что-то случается.
Люди надсадно кашляли. Кто-то поднял автомат и стал стрелять по убегающим воякам, но махнул рукой. Те удирали, бежали без оружия, ну и шут с ними. Уносили ноги человек тридцать. Укропы растянулись по полю и уже таяли в дымке.
– Собрать оружие, боеприпасы, раненых и всем следовать на блокпост! – приказал Нестеренко.
Ноги заплетались не только у него. Израненные, выбившиеся из сил ополченцы блуждали среди тел, отбирали боеприпасы у мертвых украинских силовиков, отыскивали своих раненых.
– Вот и порядок, – радовался Раймер, у которого роскошные синяки цвели на обоих глазах. – Можно не браться за вилы и топоры.
Ближайшая округа затихла, а вот не так уж и далеко на востоке продолжалась активная перестрелка. Спецназовцы приходили в себя. Их противники понесли тяжелые потери. На поле боя осталось несколько десятков изувеченных тел. В роте спецназа капитана Нестеренко теперь осталось меньше тридцати человек.
Погиб комвзвода Максимов. Василий Небаба так и не сошел с бруствера, мгновения на котором стали его звездным часом. Скончался от колотой раны в области сердца связист Дулин. Пал Гуревич, прибывший воевать из белорусского города Бобруйска. Пуля, выпущенная из пистолета, сразила Ананченко, который перед рукопашной стащил с себя бронежилет, чтобы тот не стеснял движений. Лежал оскалившийся Абдыкадыр Курбаев. Даже после смерти он крепко сжимал нож, а весь его живот от бока до бока был распорот штыком.
Выживший санинструктор Семен Бекетов уже трудился по «специальности». Он бинтовал стонущего Селезнева, у которого из плеча был вырван клок мяса.
– А ну-ка не ори, – заявил ротный эскулап. – В бою так мы все герои, а как маленькая вавка вскочит, так сразу дети малые. Тут болит, там не трогайте. Молчи, говорю, а то по черепу дам!
– Надо же, Семен, ты выжил. Кто бы мог подумать, – отрешенно пробормотал Раймер, проходя мимо с грудой подсумков в охапке.
– Должен же вас кто-то лечить. – Санинструктор неприязненно покосился в спину сержанту. – Значит, я просто обязан жить вечно.
– Семен, мне челюсть, кажется, укропы сломали, – промямлил Карпенко, присаживаясь рядом с Бекетовым. – Болит, сука. Может, глянешь?
– Ну, ексель-моксель, Карпенко! – возмутился Семен. – Будь позитивнее! Я тебе что, гуманитарная некоммерческая организация? Хорошо, давай гляну. Перелома нет, трещина. Легче стало? Иди и воюй дальше, Карпенко. Все одно нет у меня запасной челюсти.
– Да отстань ты от него, Карпенко, – устало буркнул Борисов, взгромождая на бруствер кучу стрелкового оружия. – Наш санинструктор отличается милосердием и сердобольностью. Ты еще с ушибленным пальчиком к нему приди. Терпи, боец. Ведь эта самая челюсть не гремит у тебя во время движения, нет?
Такая вот добрая шутка незаменима в тяжелое военное время.
Ополченцы, полумертвые от усталости, расползались по позициям, готовили к бою оружие, распределяли трофейные боеприпасы. Раненых они перенесли в отдельный окоп. Мертвых товарищей спецназовцы пока оставили на месте. Это было неприятно, но в первую очередь стоило думать о живых.
Радостно закричал Шафран, единственный выживший боец гранатометного отделения. Он обнаружил под слоем глины практически исправный РПГ-7 и пару реактивных гранат к нему.
Надрывалась рация. Каким-то чудом она уцелела, хотя и была засыпана цементной крошкой.
– На связи, – заплетающимся голосом отозвался командир роты, не поинтересовавшись, с кем говорит. – У вас проблемы? Мы можем вам чем-то помочь?
– Твою мать, Нестеренко! – взорвался полковник Юдин, позабыв про всякую секретность. – Ты что, пьяный?
– Никак нет, к сожалению. Мы только что из боя вышли. Рады бы в полной мере насладиться нежным ароматом сивухи, но пока не получается.
– Черт, прости, Нестеренко. Докладывай обстановку.
Командующий объединенной группировкой слушал командира роты спецназа и явно нервничал.
– Я тебя понял. Слушай сюда, капитан! – зачастил полковник, когда Нестеренко замолчал. – Ты свою задачу практически выполнил. Можешь уводить оттуда людей. Дорогу мы закроем артиллерией. Но тогда котел уже не будет таковым. Значительная часть противника вырвется из окружения. Их сделают героями. Нам же в преддверии переговоров нужна безоговорочная капитуляция, чуешь? Это не просто козырь, а туз. Обстрелов твоего блокпоста больше не будет. Все тяжелое вооружение укропов в данную минуту противостоит нам, и вряд ли они его развернут на тебя. Между Новокольским и твоим постом идет тяжелый бой. Укропы дерутся как проклятые. Мы откровенно блефовали, у нас не так уж много сил. В котле у них скопилось немало машин. Противник хочет вырваться, а твоя рота не позволяет. Поэтому самостийники и бросают на блокпост все, что у них есть на твоем направлении. Мы их дожмем, но не сразу. Танки Фомина никак не могут к тебе прорваться. В общем, решай сам, капитан, уйти или остаться.