Лучший частный детектив - Молчанова Ольга Павловна

В тетрадь были вложены три старые черно-белые фотографии. На первой и второй позировали двое мужчин. Один из них был явно Писаржевский, мне приходилось и раньше видеть его портреты, а рядом с ним находился симпатичный мужчина лет сорока. Судя по надписи, сделанной на обороте, это и был мой прадедушка, а сам снимок сделан в 1927 году.

Вторая фотография оказалась датированной десятью годами позже. На ней отчётливо видно, как постарел Лев Владимирович, а вот его ученик на фотографии выглядел, как ни странно, даже помолодевшим. И если бы не надпись на обороте, я никогда не поверила бы, что это всё тот же мой прадедушка. Уже после смерти матери я часто сравнивала обе фотографии, убеждаясь каждый раз, что человек на более позднем снимке выглядит гораздо моложе. Навскидку я бы дала ему лет тридцать, но никак не пятьдесят.

— А что было в тетради? О чём в ней шла речь?

— Тетрадь я стала пытаться читать всего лишь пару месяцев назад. Это оказалось очень непросто, её автор обладал на редкость ужасным почерком. Кроме того, текст часто прерывался цепочками непонятных для меня химических формул, многое было тщательно зачёркнуто. По моим подсчётам я сумела прочитать за это время чуть более пятидесяти страниц, часто просто логически строя предложения по отдельным словам. Я ведь филолог по образованию, хотя в силу обстоятельств и вынуждена работать в нашем областном архиве.

— Вы знаете языки?

— Да, моя мама преподавала в мединституте. Она ещё в детстве стала обучать меня латыни, объясняя это тем, что она является основой многих европейских языков. И она оказалась права, впоследствии я поступила в университет на филологический факультет и сейчас хорошо владею английским, французским, немецким, испанским, итальянским языками.

— Неслабо! Примите мои комплименты, Даша. И при таких талантах вы работаете в архиве?

— Так получилось… Кстати, там интересно работать, хотя платят, увы, катастрофически мало.

В это время официант принёс заказанные нами салаты, пожелал приятного аппетита и удалился. Недолгое время за столом царило молчание. Затем Даша продолжила свой рассказ.

— Из того, что мне удалось прочитать, я поняла, что моего предка интересовала тема философского камня, дающего не только бессмертие человеку, но и открывающего доступ к сакральным знаниям. Его личные заметки часто прерывались выписками из каких-то алхимических трактатов. Было понятно, что автор записок знает латынь, а также арабский язык и, похоже, хорошо разбирался в египетской иероглифике. Эти выписки я, естественно, не могла перевести, но из комментариев, в принципе, было понятно, о чём шла речь.

Так или иначе, суть написанного всегда касалась создания некоторого эликсира бессмертия. Похоже, Броцкий искренне верил в то, что подобное химическое соединение может быть получено. Более того, он, опираясь на старинные сказания, приводил примеры того, что в глубокой древности эликсир существовал и был опробован на реальных людях. В качестве доказательства он приводил нередко встречающееся в преданиях упоминание о живой и мёртвой воде. Думаю, что в детстве и вам доводилось читать такие сказки.

— Да, разумеется, — согласился я, с интересом слушая рассказ девушки, — особенно в русских сказках, где убитый герой часто оживает с помощью этих двух вариантов воды. Причём вначале его омывают мёртвой водой, а затем — живой, и, насколько мне помнится, никогда в обратном порядке.

— Да, в своих записках на эту особенность обращает внимание и мой прадед. И каждый раз фраза, где она отмечена, либо подчёркнута, либо взята в рамку. Видимо, он придавал этому особое значение. Одна из страниц тетради полностью покрыта всего лишь двумя словами — «живая» и «мёртвая», словно писались они в состоянии глубокой задумчивости.

— Интересно, что заставило этого, судя по всему неглупого человека, заниматься алхимией?

— Это отдельная история. Мне тоже были непонятны устремления Бродского, пока я не стала читать письма Писаржевского. В одном из них он пишет, что его ученик, безусловно, талантлив и достиг бы многого, если бы не чрезмерное увлечение мистикой, переданное как бы по наследству. Дело в том, что и отец, и дед Броцкого всю свою жизнь посвятили египтологии. В Египте они провели десятки лет, занимаясь раскопками, собирая артефакты, предания. Особое место в них занимали жизнь и учение Гермеса Трисмегиста. Вы ведь слышали о нём?

— В самых общих чертах. Знаю только, что с его именем связаны так называемые герметические знания, да, собственно, и всё.

— Вы правы! Но, что это за знания и откуда они у человека, жившего в незапамятные времена? Так вот, если верить тому, что содержится в египетской мифологии, Гермес Трисмегист был одним из тех атлантов, которые после гибели своего материка основали колонию в Египте. Это они, якобы, принесли местным жителям знания, построили пирамиды и многое другое. И произошло это за десятки тысяч лет до нашей эры. Трудно отделить правду от вымысла, но мифы утверждают, что Гермес Трисмегист мог управлять землетрясениями, вызывать бури, и владел тайной создания философского камня. В завуалированной форме эти особые знания были изложены им на так называемых изумрудных скрижалях.

Я улыбнулся, вспомнив наши приключения в Бельбекской долине:

— Да, Даша, вы не поверите, насколько люди упорны в своём стремлении заполучить вечную жизнь. Но, увы, это под силу только богам.

— Так ведь в египетской мифологии Гермес и был известен под именем бога Тота. В папирусах, на барельефах его изображали в виде человека с птичьей головой. Я помню это ещё со школы.

— Да, что-то припоминаю, но, увы, как-то смутно. Нужно будет напрячься и подтянуть свои знания в этой области, а то ведь так, глядишь, с современными продвинутыми девушками вскоре и поговорить-то будет не о чем.

Даша рассмеялась:

— Думаю, Игорь, что пробел в области знаний истории древнего Египта вы быстро устраните, и продвинутые, как вы говорите, девушки будут рады пообщаться с вами на эту чрезвычайно увлекательную тему. Так вот, возвращаясь к рассказу, я, собственно, думаю, что увлечения отца и деда не могли не наложить отпечаток на образ мыслей Броцкого. Этим и объясняется его интерес к проблеме философского камня.

— Наверное, вы правы, Даша, и спасибо за поддержку в отношении внимания со стороны девушек. Я чувствую, мы с вами определённо подружимся. Но, как видите, подоспела основная часть нашего завтрака. Я предлагаю приступить к нему без промедления, иначе ваша рыба может остыть и потерять часть своей гастрономической прелести. А потом мы закажем ещё по чашечке кофе, и вы продолжите ваш рассказ, если не возражаете. У нас ведь есть время, насколько я понимаю?

— Да, лично у меня времени предостаточно, я в отпуске. Приятного аппетита!

— И вам того же!

За столом воцарилось сосредоточенное молчание, изредка прерываемое короткими репликами в отношении качества блюд.

Спустя короткое время с завтраком было практически покончено, и мы повторно заказали кофе. Пока напиток готовился, Даша продолжила свой рассказ:

— Я уже говорила, что прочла большую часть тетради, но не всю. Да, собственно, дальше и читать-то особенно было нечего. Там шли сплошные формулы и странные знаки. Всезнающий Google подсказал, что это были алхимические символы. На последней странице тетради изображена шестиконечная звезда. Там же, в Интернете, я нашла, что это означает конец так называемого Делания, то есть окончание процесса создания философского камня. Чертовщина какая-то… Не мог же и в самом деле Броцкий создать эликсир бессмертия. Как вы считаете?

Я отпил глоток кофе, размышляя над услышанным:

— Не знаю даже, что сказать вам по этому поводу, Даша. Следуя формальной логике, это невозможно, но с другой стороны, в мире столько непознанного, что всегда есть место чудесам. А что, кстати, Писаржевский упоминает об этом в своих письмах?

— Я уже говорила, что прочла не все их. Возможно, что где-то он говорит о необычном увлечении своего талантливого ученика, но пока я не нашла этого.