Андрей Воронин - Кровавые жернова
"Что это с ней? – подумал Антон. – Чего это вдруг? Такого раньше никогда не случалось.
А может, простыла?" – и он протянул ладонь, чтобы прикоснуться ко лбу Марины.
Женщина нервно отбросила его руку, а затем произнесла шепотом:
– Извини, Антон, что-то мне нехорошо.
Антон накинул на плечи Марины куртку.
– Садись в машину, в ней наверняка жарко.
– Да, сейчас.
Пошатываясь, Марина направилась к машине и села не вперед, а забралась на заднее сиденье.
Антон устроился за рулем и закурил.
Машина тронулась, мужчина приоткрыл боковое окно. Струйка дыма взвилась от кончика сигареты и тут же пропала, подхваченная ветром, словно ее и не было…
* * *…Голос стюардессы напомнил, что самолет идет на посадку, просьба пристегнуть ремни.
Температура в Ханты-Мансийске плюс двадцать два. Свет, весь полет бивший в иллюминатор, вдруг померк. В самолете стало почти темно.
– Тучи, облака, – пробормотал Сергей, отодвигая шелковую занавеску.
Самолет стало бросать и потряхивать.
– В грозу попали?
– Не похоже, – сказал Краснов.
– Может, коньяк допьем? – спросил Савелий Иванович, держа в руках плоскую бутылку.
Самолет трясло все сильнее и сильнее. Лицо финансового инспектора стало серым, как асфальт.
Командир ТУ-154, крепко сжимавший штурвал, смотрел на черные клубящиеся тучи:
– Почему нам ничего не сообщили? – злясь, крикнул он, обращаясь и к штурману, и к радисту, и ко второму пилоту.
– Не знаю, командир, – ответил радист, запрашивая диспетчеров ханты-мансийского аэропорта. – Помехи. Сплошные помехи! – злясь, говорил радист, облизывая пересохшие губы.
Самолет трясло все сильнее и сильнее.
– Проскочим, командир, и не такое бывало на нашем веку, – сказал второй пилот, поправляя наушники.
Командир сжал зубы, удерживая дрожащий штурвал. Желваки ходили у него на скулах, на лбу выступили крупные капли пота. И вдруг тучи разошлись, как расходится лед. Показалась земля. Почти минуту не дышавший командир с облегчением выдохнул, направляя машину в образовавшееся отверстие в черно-фиолетовых тучах, тяжелых, лоснящихся, полных дождя.
Вдруг в километре от самолета прочертила жуткий ломаный зигзаг сверкающая молния.
После слепящей вспышки раздался грохот.
– Сейчас крылья отвалятся! – вскрикнул радист.
– Не будешь каркать – не отвалятся, – оборвал радиста второй пилот.
– Что земля?
– Все трещит, командир, будто гвозди в бочку забивают. Ни слова не слышно!
– Понял.
Командир чуть взял штурвал на себя, даже костяшки пальцев побелели, так крепко держал он рукоятку. Еще полминуты, и лайнер должен вынырнуть из-под грозовых туч, непонятно откуда взявшихся над Ханты-Мансийском.
– Слава богу! – прошептал командир, он увидел вспышку немного сбоку.
Она шла наискось и не должна была зацепить самолет. Но в воздухе зигзаг сделал еще один скачок, как неверная рука проводит черту, и молния ударила прямо в самолет. Огонь, грохот, крики, тонущие в грохоте, клубы черного дыма. Горящий ТУ-154, от которого отваливались куски крыльев, потеряв управление, вошел в штопор и, дымясь, вращаясь, падал на землю.
На желто-зеленом экране радара диспетчера ханты-мансийского аэропорта борт 17 – 27, следующий рейсом Москва – Ханты-Мансийск, возник на несколько секунд яркой точкой и тут же пропал. Уже немолодой диспетчер заморгал покрасневшими глазами и принялся вращать ручку настройки, бранясь и чертыхаясь.
– Где он? – глядя в экран, бормотал мужчина, постукивая кулаком себя по колену. – Куда он провалился? – Экран был пуст. – Семнадцать двадцать семь! Борт семнадцать двадцать семь, срочно ответьте! Срочно ответьте! Запрашивает Ханты-Мансийск, срочно!
В ответ на запрос в наушники диспетчера врывался треск, жуткий скрежет, предвещающий самое недоброе…
Глава 12
Когда машина Андрея Алексеевича Холмогорова поравнялась с указателем «Лихославль. 2 км», он немного сбросил скорость. Мужчине показалось, что до этого ровно и плавно летящие на северо-восток облака на мгновение замерли и застыли на шелке неба, как льдины, освещенные солнцем, внезапно застывают на реке.
«Странно…» – подумал он, взглянул на спидометр, а затем снова бросил взгляд на небо.
Облака продолжали плыть неспешно, как прежде. Он остановился у двухэтажного здания с зарешеченными окнами, почти у самого крыльца.
Здание было старое, еще довоенной постройки. Со стен обсыпалась штукатурка. Свежеокрашенными были лишь белые решетки на окнах да две трубы, поддерживающие плоский шиферный козырек над филенчатой двухстворчатой дверью. Даже надпись на вывеске справа от двери и та облупилась.
«И почему это люди так беспечно относятся к прошлому? Ведь здесь хранится история, то, что было когда-то, то, что уже никогда не повторится. То ли помнить люди о прошлом не хотят, то ли им вообще, на все наплевать?»
С портфелем в руке Холмогоров вошел в здание архива. Дежурный пенсионер с красной повязкой и подслеповатыми глазами взглянул на Холмогорова и тут же встал с табурета. Правая рука дежурного дернулась к голове, застыла в воздухе и опустилась.
– Здравствуйте, – сказал Андрей Алексеевич, – мне нужен директор, – уверенно произнес он.
Дежурный на мгновение даже растерялся:
– А вы, извиняюсь, по какому делу?
– Я из Москвы. По церковным делам.
Пенсионер взглянул в окно. Через решетку увидел машину.
– По коридору прямо, затем направо белая дверь.
Холмогоров поблагодарил. Дежурный схватил телефон, и Холмогоров слышал, ступая по выкрашенному половой краской паркету, как дежурный кричал:
– Иван Иваныч, к вам из Москвы, церковник. Докладываю!
– …
– К вам!
Холмогоров открыл белую дверь, когда Иван Иванович, наверное сверстник дежурного, опускал трубку красного телефона на рычаг. Огромный, как бильярд, двухтумбовый стол занимал полкабинета. Диван, кресло и много цветов в глиняных горшках на широком подоконнике.
Иван Иваныч одернул полы пиджака и вышел из-за стола. Директор оказался на удивление низкорослым.
– Здравствуйте, Иван Иванович, – произнес Холмогоров.
Директор архива протянул для рукопожатия ладонь. На огромном столе директора архива стояли чашка, из которой торчала ложка, черная чугунная пепельница и лежала развернутая районная газета. Поверх газеты очки. Чем-то забытым, давным-давно виденным, пройденным повеяло от кабинета и хозяина.
Директор архива, ознакомившись с документами Холмогорова, даже несколько опешил. Видеть воочию подпись Патриарха всея Руси ему еще не доводилось. Он сразу же стал услужливым, разговорчивым и настороженно поглядывал на Холмогорова, сдвинув к переносице седые брови.
– Присаживайтесь, уважаемый. Извините, сана вашего не знаю.
– Я не рукоположен в сан, я человек светский, – устраиваясь на диван, коротко пояснил Холмогоров.
Хозяин кабинета забежал за стол, убрал пепельницу, спрятал газету и чашку. Лишь очки на шершавой дубовой столешнице оставил.
– Не знаю, смогу ли я вам чем-нибудь серьезно помочь. Но очень хочется, – быстро повернулся, постучал кулаком в стену. – У нас здесь оперативная связь такая.
Холмогоров смотрел на герань, на колючие пыльные кактусы и на решетку.
– В архиве даже запах иной. Все запущено, финансирование нулевое, а без финансов в наше время, сами понимаете, Андрей Алексеевич, ни туда и ни сюда. Я уже десять лет работаю вот на этом месте, – указательным пальцем Иван Иванович, как дятел клювом, подолбил по столешнице. – Ко всем ходил, ко всем обращался.
Я им говорю, история – это святое, наше прошлое. Без истории никак нельзя построить новую Россию. А начальство лишь руками разводит и говорит: "Ты уж там, Иван Иванович, сам как-нибудь выкручивайся. Вот, сантехнику поменял. Трубы здесь были довоенные, протекали, беда… Знаю я Погост, бывал там. А скажите, Андрей Алексеевич, Святейший что, вправду занемог? Я вот в газете давеча прочел…
– Занемог. Простыл. Уже поправляется.
– Вы его часто видите?
– Довольно часто.
– Тоже у него работа не простая, все запущено, – директор архива хотел пожаловаться на советскую власть, которая разрушала храмы, но тут же вспомнил о своем партбилете и распространяться на щекотливую тему не стал.
В дверь постучали. Вошла женщина лет пятидесяти, в вязаной кофточке, с сатиновыми нарукавниками. Директор представил Холмогорова. Женщина даже смутилась, встретившись взглядом с высоким широкоплечим мужчиной с короткой седоватой бородой. Холмогоров произвел на нее сильное впечатление.
– Всяческое содействие Андрею Алексеевичу. Все можно показывать. И ту, последнюю папочку, которую нам из Твери переслали… Да, да, да, Зинаида Васильевна, смело можете показывать. А пока Зинаида подготовит документы, может, чайку?
