Андрей Воронин - Бриллиант для Слепого
— Очень приятно, очень хорошо.
Мент встал. Квартира Соломона Ильича Хайтина после улицы казалась невероятно душной, и пахло в ней, как в задрипанном комиссионном магазине, — старьем. Старый человек, старые вещи, старая квартира. В общем, из нее хотелось как можно скорее уйти.
Старлей покинул жилище ювелира, напоследок еще раз напомнив о том, чтобы Соломон Ильич позвонил.
— Непременно позвоню. С умными людьми, даже если вопрос не решишь, то хоть поговоришь с удовольствием. Надеюсь, вы со мной согласны?
Когда дверь закрылась за лейтенантом, все ключи были повернуты, а цепочка накинута, Соломон Ильич беззвучно хихикнул:
— Ой, какой умный! Он думает, что он может взять Тихона. Тихона никто не возьмет, Тихон не дурак, он не станет ходить с камнем лишь бы к кому, он не станет его показывать и хвалиться на каждом московском перекрестке.
Ювелир попил чаю, съел два бутерброда, один с красной, другой с черной икрой, а затем выглянул в окошко во двор. У подъезда стояли те же машины, что всегда.
— Крепко взялись, — сказал сам себе Соломон. — Очень крепко взялись за поиски, если даже ко мне пришли. Знают, Соломон за решетку не хочет, Соломон в тюрьму не пойдет, там ему не выжить. Соломон еще хочет немного покоптить небо, хочет еще немного подышать. Сколько? Да столько, сколько Всевышний отпустит. Всю свою жизнь до последней капли.
Соломон Ильич сел за стол, но понял, что работать не сможет. Ловко повертел пинцет в пальцах, словно хирург скальпель, готовясь произвести замысловатый разрез.
«Кто бы мог купить такой камень у Тихона? Двадцать лет назад я бы назвал пять человек, у которых были реальные деньги. А сейчас пришла молодая смена, появились новые, очень богатые люди, но я их не знаю. Хотя, хотя... — Соломон Ильич загибал пальцы на левой руке. — Если эти живы, то они бы его взяли. Но, естественно, не просто так, а с гарантией. Хотя кто сейчас может дать какие-нибудь гарантии? А раньше? Да и раньше гарантий не существовало. В общем, Тихон затеял страшную игру. Как он достал этот камень?»
Соломон Ильич поставил телефон себе на колени. Он вертел диск, звонил своим знакомым ювелирам и, разговаривая о всякой чепухе, пытался выяснить, приходила ли милиция к ним. И выяснил, что да, милиция была и оставила визитки.
— Ой-ой-ой, — сказал себе Соломон Ильич, — надо было бы Тихону сказать. Соломон Ильич неожиданно улыбнулся.
«А что я, собственно, теряю? Я смогу получить удовольствие, причем большое удовольствие и бесплатное. Хотя не бесплатное, но... за красоту надо платить. И нечего жмотиться. Собирайся, Соломон Ильич».
Он подошел к шкафу, открыл зеркальные двери нараспашку и пальцем принялся двигать по плечам костюмов.
— Синий, два серых, черный... черный — это на смерть. Коричневый, светлый. Лучше синий, я его люблю.
Он вытащил синий двубортный костюм, старомодный, из английской шерсти, с замечательно красивыми пуговицами в два ряда.
— Этот костюм мне пошил Хаим, это был его последний костюм. А потом Хаима не стало, не стало мастера, его разбил инсульт. Этот костюм — его последний шедевр. Белая рубашка, бабочка, черные туфли, английские, на толстой подошве.
— Нет, бабочку надевать не стану, не тот парад, — сказал сам себе Соломон Ильич, торопливо облачаясь в костюм. — Часы, паспорт, авторучка и обязательно зонтик.
Через полчаса Соломон Ильич взглянул на свое отражение в старом зеркале. Зеркало было чуть розоватое, от этого лицо Соломона Ильича казалось помолодевшим лет на десять.
— Это зеркало я купил для нее, для своей любимой жены. Сколько она в него смотрелась? Много, тридцать пять лет. Она ему радовалась, любила.
Соломон Ильич купил зеркало у старого генерала. Оно было вывезено из австрийского замка сразу же после войны. Генерал распродавал вещи, и Соломон Ильич купил у Героя Советского Союза зеркало и парочку ювелирных украшений. Украшения были ни к черту, а вот зеркало ему понравилось сразу. Он тогда нарушил свое правило: купил его, даже не торгуясь, только спросил цену. Зеркало запаковали, завернули в серое одеяло... «Нет, не в одеяло, в серое покрывало, старое, ношеное». Обвязали веревками, вынесли на улицу, погрузили на заднее сиденье старой «Волги», и оно переехало в квартиру Соломона Ильича. Все это было накануне дня рождения Софии. Она подарку обрадовалась — зеркало ей сразу понравилось.
Теперь Соломон Ильич иногда останавливался перед ним, когда собирался нанести какой-нибудь официальный визит. Стоял, смотрел и вспоминал супругу, безвременно ушедшую из жизни.
«А ведь могла еще жить. Она была на шесть лет младше, совсем молодая женщина. Ну да что прошлое ворошить!»
Соломон Ильич еще раз взглянул на себя в зеркало. Он был выбрит, причесан. Темно-синий костюм, темно-синий плащ, начищенные ботинки и зонт в руке. Он был похож на ведущего телепрограммы Владимира Познера — немного небрежно, но всегда со вкусом одетого мужчины. «Все в порядке, можно уходить».
Соломон Ильич покинул квартиру, спустился во двор. Когда он подходил к арке, чтобы выйти на улицу и сесть в трамвай, услышал сзади:
— Соломон Ильич!
Ювелир остановился, постучал остриём зонтика по тротуару и медленно обернулся. Темно-синий «форд» ехал за ним и тоже остановился. Из «форда» вышел мужчина в коричневом кожаном пиджаке, он был худой, на пальце левой руки сверкнул бриллиантом перстень.
— Что, Соломон, своих не признаешь? — мужчина подошел к ювелиру, подал руку.
— Почему не узнаю? Узнал.
— Куда торопишься? На свидание спешишь?
— Нет, по делам, — спокойно ответил ювелир.
— Какие у тебя могут быть дела? — перед ним стоял авторитет, известный в Москве, Питере да и во всей России, — Андрей Черный.
— Что тебя привело сюда? — глядя в черные, как два угля, глаза вора, спросил Соломон Ильич.
— Тебя хотел увидеть. А ты тут как тут.
— Соломон Ильич ушел от дела, он теперь стар, он теперь думает о смерти, — сказал о себе в третьем лице Соломон Ильич.
— Так уж и ушел! Так уж тебе ничего не надо?
— Да, ничего.
— А куда так нарядился? Зачем прикид такой торжественный?
— Я же говорю, дело у меня есть. Но если у тебя ко мне дело, то Соломон послушает. И если Соломон что-нибудь знает, то скажет.
— Садись, подвезу.
Они забрались на заднее сиденье «форда». За рулем сидел крепкий парень в кожанке, кисти рук покрывала паутина татуировок.
— Можешь говорить спокойно.
— Что говорить? Ну приходил ко мне мент поганый. Предупреждал меня, я его даже чаем не поил.
— Вот какое дело, Соломон. Менты лютуют, трех моих людей взяли, одному героин сунули в карман, двум — патроны, третьему — нож. В общем, хапун пошел по полной программе.
— А я при чем?
— Ты, Соломон, ни при чем, но, наверное, знаешь.
— Что знаю?
— Они камень ищут, кто-то украл у них камень. Мне сказали, если камень будет, всех в покое оставят. А у меня дела, люди нужны, а их всех повинтили и сказали, что и остальных повинтят. Хоть ты напейся и три дня из кабака не выходи! Я бы сидел, да дела, Соломон, делать надо.
— Какой камень? — спросил Соломон грустно, глядя в окошко на спешащих по улице людей.
— А я знаю? Они не сказали, какой, вот я у тебя и хотел спросить, кто камень взял. Соломон Ильич посмотрел на часы:
— Соломон не знает, кто взял камень, Андрей. Соломон не знает, какой камень, Соломон камни уже пятнадцать лет не принимает и камнями не торгует. Ты же это знаешь. Последний раз, Андрей, я камни брал у тебя и после этого — все. Капусту за них я тебе отдал.
— Все правильно, Соломон. Но ты своих знаешь, я своих знаю.
— Вот и ищи.
— Если тебе что-нибудь станет известно, найди меня, скажи. Я тебя не забуду, отблагодарю. Сейчас в ментовках полные камеры, одни наши, блатные, так что постарайся, Соломон.
— Хорошо, — сказал Соломон Ильич и хотел уже попросить водителя остановить машину.
— Тебе куда?
— К ресторану «Прага». Почему Соломон Ильич назвал ресторан «Прага», он и сам не знал.
— Если бы камень кто-нибудь из наших взял, я бы об этом знал. Но, вполне возможно, это сделал молодняк, отморозки. Я пытался уточнить, но никто ничего не знает. Такого «хапуна» уже лет десять не было, — Соломон Ильич улыбнулся. — Последний раз всех мели, когда пьяный генерал КГБ потерял «ксиву» и звезду Героя Советского Союза, помнишь?
Синий «форд» остановился у ресторана «Прага». Ювелир и авторитет пожали друг другу руки.
— Где меня найти, знаешь. Много говорить не надо, шепни пару слов. А за мной не заржавеет. Ты же знаешь, Черный никогда жадным не был.
— Знаю, Андрей.
Соломон Ильич пошел к ресторану — неторопливый, спокойный, уверенный в себе человек. Темно-синий «форд» сорвался с места.
«Да, круто, — останавливаясь у двери и глядя на швейцара, подумал ювелир. — Очень круто взялись. Я же говорил Тихону... это дело опасное... очень... сгореть на нем ничего не стоит». Недовольная улыбка появилась на лице ювелира, толстые губы прошептали:
