Александр Звягинцев - Русский Рэмбо для бизнес-леди
Скиф опять пожал плечами и промолчал.
– Обещал! – утвердительно кивнул Шведов и вроде бы обрадовался этому факту. – Этот на все способен!
– Не впутывал бы ты меня, полковник, в ваши семейные свары, – сказал Скиф. – У меня и так от всего чердак едет.
– Кстати, наши ребята еще на российско-украинской границе хотели поставить тебя в известность, что судимость за побег из зоны с тебя снята, да вас уж очень плотно пасла "наружка" Кострова. Думаешь, бывший тестюшка с амнистией расстарался?..
– А кто?
– Полковник Павлов, комполка твой. Он тогда во все двери стучался. Нормальные мужики по нашей наводке, правда, уже после его самоубийства, в твоем деле покопались и пришли к выводу, что тебя к государственной награде впору представлять, да след твой к тому времени уже простыл…
– Свежо предание, – усмехнулся Скиф.
– Напрасно ты так. У нас сохранились еще люди, для которых совесть и закон не на последнем месте.
– А что это вы так о Кострове? Чем он вам насолил?
Порывшись в кармане, Шведов вытянул кассету и сунул ее в окошко магнитофона:
– Вот послушай.
Один голос, раздавшийся из магнитофона, принадлежал Кострову. Другой, женский, заставил Скифа вздрогнуть: это была Ольга. Дослушав пленку, записанную в Лужниках до конца, Скиф тяжело вздохнул:
– Хабибулла жив! Слава богу, хоть одного могу вычеркнуть из поминального списка. А до всего остального – не врублюсь. Не обессудь, полковник, еще от сербской войны не очухался. Думал, на родной земле душа отдохнет, а тут что-то такое творится…
Шведов усмехнулся и выдернул из-под обшивки сиденья "жучок".
– Прошу прощения. Ждать информации от тебя не приходилось, пришлось записать ваш разговор с Костровым. Меня очень интересует, почему он так вцепился в тебя.
– Он же сам сказал об этом, – Скиф хмуро кивнул на магнитофонную кассету в руках Шведова. – Ряженого атамана вашей Конторе надо с.., харизмой, который будет плясать под вашу дудку.
– Не нашей Конторе, Скиф, а Кострову и тем, кто стоит за ним. К нашей Конторе Костров имеет отношение, как ты к папе римскому… У него еще при Андропове всплывали делишки, но каким-то образом все сходило с рук. В девяносто первом за махинации с недвижимостью трибунал все-таки червонец ему влепил, и, как понимаешь, тогда лампасы со штанов тоже спороли.
– Прямо Мефистофель какой-то! – вырвалось у Скифа. – Почему же тогда он не в Тагильской зоне?..
– Это – вопрос! – усмехнулся Шведов. – Через два года сухим вышел. Хоть дерьмо уже не отмыть с его генеральского мундира, но любит в нем покрасоваться и за национального радетеля себя выдает.
– Твоя Контора опять копает под него?
– Да как сказать… Он свой везде: у демократов, у коммунистов, у сионистов и фашистов. Всюду вхож.
Все гребет под себя. Он занимается имиджмейкерством, создал ряд информационно-аналитических структур, напоминающих наши, но с обратным знаком…
Вопрос – зачем? Кроме того, его люди открыли ряд подставных фирм в оффшорных зонах мира. Чем занимаются эти "фирмы", можно догадаться, зная, кто его благодетели и друзья здесь.
– Кто, если не секрет?
– Те, кто имеет власть и деньги, но "меньше знаешь – крепче спишь". Скиф. Костров – лишь звено в цепи. За рубеж через фирмы вроде "СКИФа" Коробовой гонят все: от военных технологий до новейших систем оружия.
– Если вы знаете всю подноготную костровской гоп-компании, почему не прихлопнете их?
– Ски-и-иф, на все свое время… Мой совет тебе на прощание: Костров теперь кого-нибудь из лично преданных натравит на тебя. Может, твоего знакомца.
Слушай его, но делай все наоборот, тогда еще будет шанс сохранить друзей и свою буйную голову.
Шведов высунулся из дверцы машины, подозрительно оглядел занесенный снегом двор и повернулся к Скифу:
– Надо будет, я найду тебя, а пока обо мне забудь.
Одно твое неосторожное слово про нашу встречу, и полковника Шведова найдут на свалке с проломленным черепом. Если еще найдут…
Скиф хмуро кивнул в ответ и долго еще смотрел вслед пьяно спотыкающемуся полковнику, уходящему в глухую арку.
Глава 21
В полдень на следующий день Скифа разбудил телефонный звонок.
– Да.., да… Это я. Доброе утро, Оля…
– Какое утро! День на дворе.
– Ну, тогда добрый день!
– Тебя можно поздравить?
– С чем это?
– С брачной ночью… Не выспался, милый?
– Не говори глупостей.
– Как, еще нет? Не ожидала, что ты у меня такой застенчивый.
– Оля, скажи мне лучше, это правда, о чем мне сообщил вчера старший Костров? Что за наследство?
– Костров и правда – это все равно что я и.., порядочность… Твое здоровье!
– Оля, ты пьешь?
– У меня творческий отпуск. Мне нужно отдохнуть от вас всех.
– Съездила бы к Нике.
– Я тут поразмыслила на трезвую голову и решила – ты должен жениться на Ане.
– Костров настучал?
– Какое имеет значение, кто настучал? В данном случае просто голый расчет. Детей у нее не будет. Когда Мучник или кто другой любыми путями спровадят меня на тот свет, лучшей матери для Ники не найти.
– А на тебе не посоветуешь жениться?
– В третий раз замуж? Ищи дурочку помоложе.
Я уже свободы вкусила.
– В последний раз спрашиваю. Костров говорил правду?
– Что я все оставила Нике?.. Правда. А что тебе не нравится?
Он с остервенением бросил трубку.
* * *Разговор показался продолжением кошмарного сна, который мучил его ночью. Вернее, не сна, а бесконечного сериала. Снова горы, желтое ущелье, по которому плетется поезд-"кукушка", как тогда во сне с полковником Павловым. Только на этот раз поезд с вагонами без стекол и без крыши въезжает в черный туннель.
Скиф в поезде один.
Не раз и не два он бродил во сне; по лабиринтам этого города и все время выходил на одно и то же место – к кумирне с глиняной богиней и алтарем, на котором возвышалась хрустальная пирамидка с хрустальным шариком. Десять лет его преследовал этот сон.
Богиня с воздетыми кверху руками начинала сиять.
Сначала как золотая вещица, затем как голограмма, которую можно обойти и рассмотреть со всех сторон.
На этот раз она все росла и росла, пока Скифу не пришлось смотреть на нее снизу вверх.
Зазвучала музыка, даже не музыка, а какой-то подземный гул, в котором не различить отдельных звуков.
Полупризрачная богиня опустила руки, подняла голову и открыла пустые глаза, из которых лазерными лучами расходилось золотисто-голубоватое сияние.
– Вот ты наконец и наш, воин Гинду… Чаша твоих страданий перевесила чашу крови, пролитой тобой.
Возьми священную маманду и взгляни на свою судьбу!
Перед Скифом выплыл хрустальный шарик и встал, переливаясь всеми цветами радуги.
– Всего девять было маманд. Девять – по числу планет, детей великого отца Солнца, дарующего жизнь. Девять маманд было даровано людям для познания вселенского разума. Девять измерений пронизывают пространство и три царства мира живут одно в другом: царство духа, царство материи и царство людей. Эпох тоже было девять. Восемь раз зарождалась и исчезала на Земле жизнь. Наступила последняя эпоха.
Скиф зябко повел плечами, хотя от прозрачной сияющей фигуры и от маманды исходил сильный жар. Тьма исчезла, на него вплотную надвинулось звездное небо. Так близко, словно Земля под ногами превратилась в футбольный мяч, и он стоял на нем.
– Вглядись в свою судьбу!
Скиф прищурился. В хрустальном шарике пылало пламя.
– Это очистительный огонь, он превратит тебя в священный пепел.
"Вселенская перспектива", – подумал Скиф.
– Ум твой еще короток. Как у человека. Очистительный огонь сожжет твою душу, а не тебя. Тебе придется принести на алтарь жертвы свою дочь.
– Не бывать! Кто ты?
– Я – созидающее зло. Люди меня называют Ана Кали или…
– Или дьяволом? – догадался Скиф.
– Что названо – то уже существует. Созидающее зло даровало вам технический прогресс, который принес наслаждение комфортом, но порождает зло.
В мире людей никогда не было и не будет места добру.
Добро живет в духовном мире, но у человека почти нет надежды обрести бессмертие. Хотя человек может стать вечным, как пророк, в мире зла. Еще до твоего рождения тебе выпал жребий стать бессмертным в мире зла.
Скиф невольно попятился от злой силы, исходившей от видения, но уперся спиной во что-то живое, колышущееся, движущееся За ним плотной стеной стояли афганские цыгане, те, что просили подаяния в электричке Москва – Калуга.
– Это твои проводники в мир вечного зла. Они охраняют тебя и маманды.
Скиф поднял камень и замахнулся на перекошенного дервиша, пританцовывавшего на деревянной колодке.
