Андрей Воронин - Кроссворд для Слепого
— Будет тебе результат, будет, — размахивая зонтом, как тростью, бурчал Потапчук.
Машина уже стояла у служебного входа.
— Домой? — мельком взглянув на пухлый портфель, осведомился водитель.
— Нет, давай-ка на Арбат.
— Куда именно? Арбат большой.
— Поезжай, я тебе скажу, где свернуть.
В машине генерал не проронил ни слова. Он был сосредоточен, тонкие губы сжались в линию, на лбу пролегли морщины. Портфель и зонтик Потапчук держал на коленях.
«Вроде бы дождя нет и не предвидится», — подумал водитель, но высказываться вслух он опасался, слишком уж сосредоточенным было лицо генерала, и не к месту заданный вопрос, нечаянно оброненное замечание могут вызвать негативную реакцию.
— Здесь направо, — генерал взглянул вперед,
— Слушаюсь, — выворачивая баранку, произнес водитель и, перестроившись из третьей линии в первую, резко повернул на желтый свет.
— Нарушаешь, — буркнул Потапчук.
— Спокойно, товарищ генерал, ситуация под контролем, — резонно заметил водитель.
— А теперь налево.
Они въехали в Арбатский переулок, узкий и почти безлюдный. Лишь парень с зачехленной гитарой да пожилая женщина с длинной таксой попались на их пути.
— Здесь во двор.
Машина въехала в зажатый между двумя домами небольшой грязный арбатский дворик с мусорными контейнерами — ржавыми и помятыми, с чахлыми деревьями и покосившейся беседкой.
«Центр города, а такая нищета! Нет, не нищета, а заброшенность и абсолютное безразличие жильцов к своему быту. А ведь рядом центр, роскошные витрины, реклама сверкает, музыка гремит, хорошо одетые люди прогуливаются, туристы, гиды — как в другой мир попадаешь.»
— Жди меня здесь
Ни сколько ждать, ни зачем, генерал объяснять водителю не стал. Ожидание могло растянуться на час, а могло и на всю ночь. Водителю, естественно, такая перспектива не нравилась, но он уже не первый год работал в ФСБ и понимал, что у каждого своя забота. Генерал занимается своими делами, а его участь сидеть и ждать пассажира. Если понадобится, он будет сидеть и ждать целую неделю, будет дремать, выходить из машины, прогуливаться рядышком, но тем не менее будет держать ухо востро, прислушиваясь к звонку телефона, установленного в автомобиле.
Генерал выбрался, приподнял ворот плаща. На этот раз портфель он держал в левой руке, а зонт в правой и так же, как шел по коридору в управлении ФСБ, двинулся по диагонали через двор: голова наклонена вперед, движения уверенные и сосредоточенные. Генерал Потапчук прошел во второй двор, обогнул детскую площадку, подошел к нужному подъезду и взглянул на знакомые окна. Они были темны — другого Федор Филиппович и не ожидал.
Он, конечно же, мог воспользоваться «мобильником», который лежал у него в кармане. Набрать номер своего агента и уточнить, на месте ли он. Но за долгие годы уже была выработана своя тактика и стратегия в отношениях и поведении. Генерал Потапчук позволял себе телефонные звонки к Сиверову лишь в самых-самых крайних случаях, когда никакой другой возможности оперативно найти Сиверова не существовало, лишь тогда он брал в руки трубку телефона.
Тяжело дыша, экономя силы, Федор Филиппович поднялся на последний этаж. Остановился у не очень приглядной двери, обитой железом, с глазком, позвонил условленным звонком. Перед этим он взглянул на светящиеся цифры командирских часов, старых, как и сам Потапчук, но таких же верных и надежных, как хозяин. Эти часы его никогда не подводили.
ГЛАВА 14
Через условленных семь секунд дверь отворилась, причем абсолютно бесшумно, и если бы генерал не смотрел на нее, то наверняка он бы не услышал.
— Добрый вечер, — из темноты небольшой прихожей произнес Глеб, оглядывая силуэт генерала. — Прошу.
Генерал Потапчук повел носом. На площадку потянуло запахом кофе, из глубины комнаты слышалась музыка.
Дверь, у которой стоял Глеб Сиверов, бесшумно закрылась, в прихожей вспыхнул свет.
— Да, так лучше, — сказал генерал, пожимая крепкую ладонь Глеба. — Выглядишь ты хорошо.
— Дежурный комплимент? А вот я вам, Федор Филиппович, подобного комплимента не отвешу, не рассчитывайте.
— Что, сдал Федор Филиппович?
— Да уж, — произнес Глеб, поправляя зонтик и вешая его на крючок, рядом с серым плащом генерала. — Проходите, гостем будете, — не без галантности сказал Глеб и сделал рукой жест, мгновенно напомнив генералу хорошо вышколенного официанта из дорогого ресторана.
— Тебе бы бабочку да смокинг, мог бы и в ресторане работать.
— Мог бы быть и официантом, и барменом. Вы, вообще, Федор Филиппович, наверное, даже не представляете, сколько всякой ерунды я могу делать?
— Да уж, не представляю, голубчик. Думаю, побольше, чем я.
— Ну уж ладно вам! Присаживайтесь в кресло, в ваше любимое. Кофе, как вы понимаете, уже готов. Но если вы вдруг пожелаете чая, то у меня есть и зеленый, и черный, и красный. Весь, естественно, листовой, высших сортов, стоит вам лишь…
— Не хочу я, Глеб, чая, будем пить кофе, — генерал уселся.
Глеб, сидя напротив Потапчука, принялся разливать кофе по чашкам.
— Прошу, угощайтесь. Без сахара.
— Спасибо, Глеб. Может, у тебя и сигарета найдется?
— Любой каприз, Федор Филиппович, за ваши деньги,
— Это еще что за штучки?
— Ее я из Витебска привез.
— Хорошая фраза. Ты еще не решил, какой гонорар тебе полагается за витебскую командировку? Ой, Глеб, кофе хорош! — делая глоток, причмокивая, обронил генерал,
— Еще думаю. Я и сам неплох — не только кофе.
— Что-то ты больно весел, раздухарился, как будто женщину привел. Кстати, как Ирина?
— Все хорошо. Сегодня она какое-то торжество придумала, ждет не дождется меня.
— Какое торжество? — лоб генерала Потапчука сморщился, и он подозрительно взглянул на Глеба.
Тот выдержал взгляд как ни в чем не бывало, передернул плечами:
— Сколько ни думал, Федор Филиппович, не могу вспомнить или угадать, какое сегодня у нее или у нас с ней торжество. Морщил лоб, виски тер, сигарету выкурил, кофе выпил, а вспомнить не удалось. Единственное, что я придумал…
— Ну и… — генерал пытливо взглянул в лицо Глеба.
— Это торжество по поводу того, что наш поэт закончил поэму.
— Не понял… еще раз.
— Поэт закончил поэму, — бойко продекламировал Глеб.
— Какой к черту поэт и какую к тому же поэму?
— Я и сам не знаю, какой поэт и какую поэму, и закончил ли он ее. Ирина любит так говорить. Тут я уже напрягся, тоже начал думать. Федор Филиппович, если вы ко мне пришли, значит, у вас есть дело. А если ваш портфель тяжелый, словно в нем лежат два кирпича, а в левой руке вы держали зонт, значит, я могу сделать вывод, вы заглянули ко мне не на чашку кофе.
— Продолжай, продолжай, издевайся над стариком, ерничай. Тебе можно, ты никакими обязательствами с органами не связан, а я там служу.
— Я не ерничаю, Федор Филиппович, это просто цепь наблюдений выстраиваю и делаю выводы. А если хотите, продолжу дальше.
— Валяй, Глеб, — генерал взглянул на циферблат часов.
— Вот вы взглянули на часы, а это говорит о чем?
— Ну и… — вставил три копейки генерал.
— О том, что у вас мало времени и вы хотите как можно скорее перейти к делу и вытряхнуть на стол содержимое вашего портфеля. Но если вы мне дадите три попытки, я отгадаю, какой вопрос вас мучит.
Лицо Потапчука стало непроницаемым, и он мгновенно стал походить на зрителя, случайно вырванного гипнотизером для своих штучек из зала, зрителя, который не желает поддаваться на уговоры или трюки гипнотизера.
— Вы сейчас невероятно напряглись и не желаете верить в то, что я могу знать, могу догадаться о вашей тайне.
— Нет у меня никакой тайны! — в сердцах пробурчал Потапчук. — Хватит, Глеб, меня разыгрывать. — Говори, что ты уже знаешь?
— Ничего не знаю, Федор Филиппович, — наивно улыбнулся Сиверов, повел сильными плечами и, картинно заломив пальцы рук, хрустнул ими прямо над столом.
— О боже, как только с тобой Ирина живет? Ты и с ней загадками, ребусами разговариваешь?
— Она женщина, вы мужчина. Она полагается на интуицию и чувства, а вы, Федор Филиппович, в первую очередь на факты, которые пытаетесь выстроить в логическую цепочку, причем так, чтобы каждое звено соответствовало предыдущему и следующему, чтобы цепочка оказалась крепкой, чтобы звенья были склепаны или спаяны на совесть. Вы пришли ко мне по делу Макса Фурье и оператора Сергея Максимова. Это первый вариант. Возможно, он ошибочный. Но я думаю, все сегодня вертится вокруг них.
— Ты, Глеб, конченый, — генерал допил кофе, — разговаривать с тобой становится просто невыносимо, ты издеваешься, сам того не подозревая.
— Хотите, я продолжу дальше?
— Слушай, что это за симфония? Опять Вагнер? — чтобы сбить Глеба с мысли, поинтересовался генерал, взглянув в темный угол, где стояла огромная колонка, похожая на гроб средних размеров.
