Александр Бушков - Крючок для пираньи
— Поверил? В то, что мы — штатский народ?
— Я бы сказала — почти. Не светоч интеллекта, знаешь ли, но и не дурак, этакий справный крестьянский мужик себе на уме. Но поскольку сидит здесь почти безвылазно, это не могло не наложить отпечатка на кругозор — провинция-с, что ни говори. Определенная сиволапость присутствует. Но это не глупость или недостаток житейской сметки, а следствие некоторой оторванности от цивилизации. Ум, вообще-то, острый. В очкастеньких ученых, отчего-то поголовно обучившихся боевым искусствам, верит плохо. Пытался меня выспрашивать, не выполняем ли мы чей-то заказ.
— Заказ на предмет чего?
— Вот и я то же самое моментально спросила. Тут он стал ужасно загадочным. Однако намекал: если у нас в самом деле есть выход на серьезных денежных людей, можем договориться. Впечатление… — она старательно поискала слова. — Впечатление такое, что он сидит на какой-то серьезной и выгодной проблеме, своими силами справиться не может и с тысячей предосторожностей пытается найти компаньонов. Ты взял самую выгодную линию поведения как оказалось. Оценил наш Нептун твое поведение — морды им легонько набил, пушки забрал, но издеваться не стал, а это, по мнению моего нового друга, свидетельствует не просто о силе, а еще и должной серьезности…
— Удивительно точно он меня определил, — осклабился Кацуба. — Я такой…
— И вдобавок — нюанс, — сказала Света. — Нас старательно пасли. Сели на хвост уже в ресторане, парочка несуетливых, опытных ребят. Ничего не берусь решать окончательно, но не удивлюсь, если окажется, что хвост за Нептуном приволокся.
— Так… А второй пункт?
— Ну, это гораздо примитивнее, — прищурилась Света. — У него ко мне неудержимый мужской интерес. Дефицит тут на красивых и ярких баб, сам понимаешь. Правда, не рассчитываю, что он, едва слезши с меня, тут же начнет растроганно выдавать свои роковые тайны…
— Но попробовать-то его подвести к этому состоянию можно?
Света уставилась на него со столь обольстительно-блядской улыбкой, что сидевший рядом Мазур, движимый той же неисповедимо мужской логикой, почувствовал в хаотической смеси и желание, и ревность, и неприязнь.
— Попробовать подвести можно всякого, герр штурмбаннфюрер, — промурлыкала она. — Как учат наши теоретики, и правильно учат, мужик после сорока начинает трахаться с особым ожесточением не ради приятности самого процесса, а оттого, что рвется самому себе доказать, какой он молодец… У тебя еще остались «таблеточки истины»?
— Я и флакон-то не распечатывал, — оживился Кацуба.
— Технически, конечно, накормить его «эликсиром истины» несложно, — деловито сказала Света. — Но тут начинаются нюансы и вариации. У меня в номере я его по вполне понятным причинам колоть не могу. На его хате — чревато. Таблеточки вызывают неудержимую тягу к откровенности, но всех прочих качеств не подавляют. Что, если он, разоткровенничавшись, пожалеет о своей несдержанности и решит меня срочно задавить? Я, конечно, отобьюся, но вся игра полетит насмарку…
— Хату попробую организовать, — подумав, сказал Кацуба. — А что, если его напоить «эликсиром» еще в кабаке? Не смотрится излишним авантюризмом?
— По-моему, нет, — уверенно сказала Света.
— Тогда делаем так, — что-то явно решив, сказал Кацуба. — Завтра шваркнешь ему химию в бокал еще в кабаке. Хата будет. Шишок с напарником встанут на подхвате. Потом Шишка я пущу за вашими хвостами, если опять объявятся. Больше всего во всей этой веселой истории меня угнетает отсутствие языка, с которым можно всласть поговорить о тайнах и странностях… Иногда тянет меня даже… — он задумчиво глянул в выходивший на бак иллюминатор, задержал взгляд на стоявшей у борта Даше. — Нет, здесь последствия перевешивают выгоду… Словом, план кампании готов, извольте выполнять.
— Пушку бы, — пробурчал Шишкодремов.
— Мандраж?
— Расчет, — запротестовал Шишкодремов. — Кто бы они ни были, давно начали класть жмуриков штабелями. Если против тебя будут стволы, никакими приемчиками не отмахаешься.
— Надо подумать, — сказал Кацуба. — Коли уж ты твердо убежден, что настал момент вооружаться. Но это, Робик, сложности усугубляет…
— Я за свою шкуру не боюсь, сам знаешь. Но чертовски обидно будет вспорхнуть на небеса исключительно оттого, что в кармане в нужный момент не оказалось ствола.
— Будет вам и кукла, будет и свисток… — задумчиво протянул Кацуба. — Я сегодня мягок, меня сегодня уговорить легко… Ну что, дружище Микушевич и дружище Вася? Скоро подойдем к «Вере», пора бы вам готовиться, Ихтиандры мои двоякодышащие…
* * *
…Мазур, с привычной сноровкой шевеля ластами, преодолел последние метры по косой линии. Посветил фонарем.
«Вера», достигнув дна, завалилась набок и лежала сейчас под углом примерно восемьдесят градусов. Насколько удалось пока рассмотреть, корпус повреждений не получил. Мазур, сделав два сильных гребка, оказался над выпуклым бортом, опустился на старое железо, постучал рукояткой ножа. Борт выдержал, хотя ржавчина, конечно, тут же взвилась тяжелым облачком. Слегка скребнув кончиками ластов по борту, оказался над фальшбортом, перевесился вниз, посветил, присмотрелся.
Так… Надстройками «Вера» в свое время была не богата — одна невеликая ходовая рубка. Каюты (а там должны быть каюты, Катя о чем-то таком упоминала, кутеж в каютах под граммофон) располагались под палубой.
Мазур переместился еще на метр, посветил фонариком в иллюминатор. Ничего не смог рассмотреть сквозь помутневшее стекло — какие-то неопределенные контуры, только и удалось различить, что угловатые.
Поплыл над бортом, направляясь к килю, мимоходом покосился в Васину сторону — тот точно так же плавал, чуть ли не утыкаясь носом в борт, вдумчиво исследовал. Молодец, вообще-то, старается, Мазуру не приходится отписываться одному…
«Та-ак…» — сказал он себе мысленно, посветил фонарем гораздо тщательнее. Понял, что ошибиться ни за что не мог. Запустил руку в черное отверстие, посветил туда — открыто…
Насколько он помнил из рассказа Степана Ильича, иногда удивлявшего Мазура самыми неожиданными знаниями, кингстоны на судах типа «Веры» располагались строго симметрично воображаемой плоскости, перпендикулярно делившей корабль на две половинки. Увы, чтобы обозреть парный кингстон, «Веру» придется перевернуть. Впрочем, особого значения это не имеет, и так ясно.
Восемьдесят лет назад кто-то открыл на «Вере» кингстоны — или, по крайней мере, один кингстон: Что ж, и одного достаточно. Если не принять мер вовремя — а их, сдается, так и не приняли.
Что ж, именно ему удалось раскрыть старую загадку? «Вера» затонула из-за открытого кингстона — но кого теперь разгадка интересует, и к чему ее приспособить?
Резкий стук металла о металл.
Мазур поднял голову. Вася, наполовину скрывшийся в зеленоватом тумане — сюрреалистическое, признаться, зрелище, — яростно жестикулировал, манил к себе.
Мазур поплыл в ту сторону, взглянул. Интересно… Легонько провел затянутым в перчатку пальцем по идеально гладкому, даже слегка поблескивавшему краю здоровенной дыры, куда без особого труда мог проплыть аквалангист. Жестом отослал напарника дальше, к носу. И сказал, умело складывая губы так, чтобы не выпустить загубник:
— Я — Дельфин. У нас тут кое-что интересное. В борту вижу приличных размеров дыру, прорезанную явно газосваркой.
— Что такое? — раздался в наушниках слегка искаженный голос Кацубы.
— Кто-то проделал газосваркой дыру, чтобы забраться внутрь, — сказал Мазур. — Через рубку, видимо, не удалось попасть, может, завалило чем-то люк или скобы приржавели… Как поняли?
— Да понял, понял, — после короткого молчания отозвался Кацуба. — Старая дыра?
— Не сказал бы. Совсем недавно проделана, края еще блестят. Минутку…
Он подплыл к напарнику, присмотрелся и сообщил:
— Еще дыра. Практически идентичная. Кто-то очень старался, очень ему хотелось внутрь…
— Размеры?
— Аквалангист пройдет свободно.
— Твои соображения?
— Надо бы посмотреть, — сказал Мазур.
Наверху с полминуты молчали.
— Посылай Васю, — сказал Кацуба. — А сам поглядывай там…
— Как у вас?
— У нас все вроде ничего, но Ильич опять на схожую отметочку жалуется. На локаторе отметочка… Идентична прошлой.
— Понял, — сказал Мазур. — Ладно, пускаю Васю…
Поманил напарника, знаками объяснил задачу. Старательно обмотал Васю страховочным тросом, и, когда напарник головой вперед нырнул в черный провал, принялся понемногу вытравливать. Трос шел нормально, без зацепов и провисаний.
Потом ничего словно бы не изменилось, но Мазур опытным глазом оценил едва заметное свободное шевеление, понял, что напарник достиг какой-то поверхности, на которой можно стоять. Вероятнее всего, стенка, ставшая полом.
